Наконец, Юлиан мог обладать информацией, отсутствовавшей в других источниках, так сказать, информацией «из первых уст» — от самих башкир, непосредственных участников столкновений с монголами, произошедших не только в 1223, но и в 1221 году, что, кстати, вполне отвечало создавшейся тогда ситуации, разворачивавшейся в том числе на основном театре военных действий — в Средней Азии. Джучи в 1220–1221 годах осаждал и захватывал хорезмийские города, расположенные в нижнем течении рек Сейхун (Сырдарья) и Джейхун (Амударья), что само по себе подразумевало рейды монгольских войск в глубь Дешт-и-Кипчака. Но если присутствие монголов в Деште севернее Арала и в районе Яика в 1221 году было не столь существенно, то планомерное их продвижение в этот регион в 1223–1224 годах сомнению не подлежит. Джувейни, описывая завершение Великого рейда, свидетельствует по этому поводу: «Войско Туши находилось в Дешт-и-Кипчаке, и в тех краях (по-видимому, низовья Яика. — В.3.) они (Субэдэй и Джэбэ. — В.3.) соединились с ним и явились к Чингиз-хану» [17, с. 257]. Великий рейд был завершен, а противники монголов в очередной раз убедились в их вездесущности. Кипчаки, башкиры, булгары, ожидавшие нашествия с востока, столкнулись с завоевателями, внезапно атаковавшими их с запада. Становилось очевидным — на территории всей Великой степи в лице монголов появилась реальная сила, претендующая на установление здесь своего господства и распространение гегемонии на области, лежащие севернее Дешта — Русь, Волжскую Булгарию и земли, занятые башкирскими племенами.

 

 Иванов Владимир Александрович. Родился в г. Уфе 28 апреля 1950 г. В 1972 г. окончил Башкирский государственный университет. Ученый-археолог, историк, педагог, доктор исторических наук (1989), профессор.

Награжден знаком «Отличник образования РБ», удостоен звания «Почетный работник высшего профессионального образования РФ», полковник Оренбургского казачьего войска. Основная сфера научных интересов В. А. Иванова — это древняя и средневековая история финно-угорских и тюркских народов Евразии. Особое внимание уделяет исследованию проблем, касающихся истории кочевых культур Урала, Поволжья, да и всего Степного пояса Евразии, в эпоху средневековья и, в частности, периода монгольских завоеваний, а также изучению истории Улуса Джучи (Золотой Орды) и Башкирии, являвшейся в XIII–XV вв. ее составной частью. Одним из первых в Урало-Поволжском регионе В. А. Ивана начал использовать методы статистического анализа археологического материала собранного в т. ч. и в результате нескольких десятков археологических экспедиций на территории Башкирии, Татарии, Оренбургской обл. и Казахстана, руководителем которых он являлся. В. А. Иванов автор 12 монографий, 13 учебны пособий и научно-популярных книг (в г. ч. по истории казачества в России) около 150 статей.

http://bspu/node/1235

Монгольское завоевание восточного Дешт-и-Кипчака и Юго-Западной Сибири, начавшееся с разведывательных рейдов их отрядов в 1205 году и продолженное большим походом Джучи против «лесных народов» в году 1207, подходило к своему логическому завершению. Зимой 1223/24 годов Чингис-хан, удовлетворенный разорением и подчинением большей части Государства хорезмшахов, «двинул войска в возвратный путь» [49, с. 325; 34, с. 130]. Местом первоначального сбора своих армий, направляющихся на восток весной — летом 1224 года, монгольский властелин избрал правобережье Сейхун, где на равнине Кулан-баши, в нескольких переходах от Сайрама, должен был состояться курултай [17, с. 257; 43, с. 144], на котором он намеревался отдать ряд важнейших распоряжений, касавшихся как завоеванных земель, так и земель, подлежащих завоеванию.

Курултай 1224 года собрал весь цвет монгольской знати: на нем присутствовали близкие и дальние родственники, соратники и полководцы Чингис-хана. Именно там Субэдэй и Джебэ докладывали каану о результатах совершенного ими похода на запад, именно там, на большом съезде «у реки Фенакейской [Сыр-Дарьи]» [17, с. 257], подразумевавшем пышные приемы, бесконечные пиры и роскошную ханскую охоту, великий каан, направляя поводья своих туменов в Главный юрт и предварительно поставив «по всем городам Сартаульского народа охранных воевод и даругчинов» [27, с. 189], решал судьбу не только Дешт-и-Кипчака, то есть степного пространства, необходимого завоевателям в качестве территории для ведения кочевого хозяйства, но и всего «Западного края», включая и Русь, и Центральную Европу, и земли к северу от Яика.

Однако главным политическим актом, совершенным на курултае в Кулан-баши, следует считать официальное провозглашение нового государства — Улуса Джучи. Государство это, хотя и находилось пока в стадии формирования, да еще к тому же под жестким сюзеренитетом центральной власти, самим фактом своего рождения открывало новую страницу в истории Евразии. Примечательно, что «виновник торжества» — Джучи — не был замечен в числе царевичей, незамедлительно явившихся в ставку Чингис-хана. Так, Рашид ад-Дин сообщает по этому поводу следующее: «Когда он (Чингис-хан. — В.З.) дошел до реки Бенакета [т. е. Сыр-Дарьи], все сыновья, за исключением Джочи, собрались у отца и они устроили там курултай» [40, с. 226]. Тем не менее каан, находясь еще «в пределах Самарканда (зимой 1222/23 годов. — В.З.) послал к старшему сыну своему Туши гонца с приглашением приехать туда (по-видимому, на место проведения будущего курултая. — В.3.) из Дешт-и-Кипчака и позабавиться охотой» [17, с. 257]. Судя по дальнейшему ходу событий, Чингис-хан не был отсутствием Джучи ни удивлен, ни тем более возмущен. Надо полагать, что Джучи задержался в Деште не из-за сепаратистских настроений, а по причине улаживания проблем с местными племенами, недаром «свирепые псы», возвращаясь на восток, встретились с ним где-то за Яиком. Чингис-хан не мог об этом не знать, тем более что Джучи, и, конечно же, с разрешения отца, еще в разгар Сартаульской кампании «ушел в свое становище [утрук] и улус» [40, с. 257], где, по всей вероятности, и занимался с высочайшего соизволения государствоустроительством.

Как бы там ни было, но вскоре, как сообщает нам Джувейни, «Туши, старший сын Чингиз-хана… явился на поклон к отцу… прибыл к нему к пределам Кулан-баши», причем «в числе подношений он подарил отцу 20 000 серых коней» [17, с. 257]. Абу-л-Гази более помпезен: по его словам, Джучи «прибыл к отцу своему» и «привез ему богатые дары; коней доставил он в дар сто тысяч: из них двадцать тысяч были серые, двадцать тысяч были сивые, двадцать тысяч гнедые, двадцать тысяч вороные и двадцать тысяч чубарые. Хан со своей стороны изъявил свою любовь и ласку к Джучию» [1, с. 143]. По-видимому, на том же курултае, уже по сведениям Казвини, Джучи «вверены были область Хорезм, Дешт-и-Хазар, Булгар, Саксин, аланы, асы, русские, Микес, башкирды и те пределы» [17, с. 274]. Казвини вторит более поздний источник — «Родословие тюрок» («Шаджарат ал-атрак»): «…после завоевания Хорезма, по приказу Чингиз-хана, Хорезм и Дешт-и-Кипчак от границ Каялыка до отдаленнейших мест Саксина, Хазара, Булгара, алан, башкир, урусов и черкесов, вплоть до тех мест, куда достигнет копыто монгольской лошади, стали принадлежать Джучи-хану, и он в этих странах утвердился на престоле ханства и на троне правления» [17, с. 387–388].

Из сообщений «Сокровенного сказания», Джувейни, Абу-л-Гази, Казвини и «Родословия тюрок» вытекают как минимум несколько важных моментов, отображающих положение дел в Дешт-и-Кипчаке. Во-первых, совершенно очевидно, что Джучи получил во владение обширные степные пространства к северу от Сейхун, если и не приведенных к покорности, то, по крайней мере, «умиротворенных» еще во время похода 1216–1217 годов, а также «заочно назначен владетелем земель, которые только еще предстояло завоевать». Во-вторых, ясно и то, что, провозгласив тезис о предстоящих завоеваниях на западе, Чингис-хан в Кулан-баши окончательно похоронил лозунг единства тюркских народов. По мнению В. В. Трепавлова, «после 1223 года лозунг "единства", который так удачно применил Субедей на Северном Кавказе, потерял актуальность и уже не использовался. Все тюркские народы, что позднее оказались на пути монгольских армий, расценивались лишь как объекты покорения, а не потенциальные союзники[38]» [44, с. 58]. И наконец, именно на курултае 1224 года, меж пышных победных пиршеств и грандиозных ханских охот, великий монгольский каан активно продолжил строительство военной и административной системы нарождавшегося Улуса Джучи. Известно, что военная структура Джучиева юрта начала формироваться около 1206–1207 годов, когда Чингис-хан приставил в помощь сыну пятерых тысячников — Кутан-нойона (Хутана), Байку, Кете (Кэтэя), Хушитая (Тунгуй-тая) и Мунгуура (Мункеура) [13, с. 233; 27, с. 158, 176; 39, с. 274]. Соединения этих полководцев явились истоком будущей военной мощи Улуса Джучи, а сами перечисленные персонажи представляются предтечами будущие золотоордынских военачальников. Однако то было давно, нынешняя ситуация в Деште требовала новых решений. Чингис-хан, оставляя своего первенца «на хозяйстве», приложил максимум усилий, направленных на ускорение процессов, связанных с укреплением как имперской, так и местной (джучидской) власти в восточном Дешт-и-Кипчаке, и создание там абсолютно эффективного в экспансионистской политике государства, главной задачей которого в данный период было неумолимое продвижение на запад.