Валерий Анатольевич Злыгостев

И нагрянула черная рать…

Монгольское завоевание Южного Урала

1205–1245

Начало XIII века ознаменовалось появлением в Центральной Азии Монгольской империи — государства, стремившегося с первых дней своего существования к достижению мирового господства. Эта держава, созданная волей Чингис-хана, фундаментом которой являлась жесткая военно-административная система, оказалась чрезвычайно конкурентоспособной как в отношении своих соседей — стран, расположенных южнее Степного пояса Евразии, так и кочевых народов, обитавших к востоку и западу от Джунгарских Ворот[1]. Монгольские завоевания, представлявшие собой чрезвычайно жестокое, кровавое действо, непрерывно проистекавшее на протяжении более пятидесяти лет и возглавляемое вначале Основателем, а затем его наследниками, затронули десятки государств, расположенных в самых разных, порой весьма удаленных друг от друга частях континента. Развязанная Чингис-ханом, по сути, мировая война в равной степени коснулась и богатейших городов империи Цзинь, и таежных племен «Северных земель», ассоциировавшихся у мусульманских авторов со «Страной Мрака», простиравшейся севернее «Главного юрта»[2], и с землями «Западного края», которые следует отождествлять в первую очередь с восточным Дешт-и-Кипчаком и прилегающими к нему территориями [18, с. 242, 290, 296].

Необходимо отметить, что первые акты откровенной военной экспансии были предприняты Чингис-ханом как в южном, так и в западном направлениях. Примечательно, что в 1205 году походы монгольских войск (пока еще незначительными силами) были совершены и в пределы Си Ся (Тангутского царства), и в район верховий Иртыша [18, с. 146; 27, с. 153]. Простое совпадение? Вряд ли. Следует предположить, что Чингис-хан считал равно приоритетными и войну с китайскими государствами, первоначально предусматривавшую банальный грабеж, и продвижение за Тарбагатайский перевал, где главной целью завоевателей являлись территориальные приобретения, до времени завуалированные авторами «Сокровенного сказания» погоней за меркитскими вождями. Впрочем, физическое уничтожение этих вождей (сначала, в 1205–1208 гг., Тохтоа-бека, а затем его сыновей Худу, Гала и Чилауна в 1216 г.), возложенное на одного из лучших полководцев Чингиса — Субэдэя[3], было делом принципиальным — Чингис-хан не мог простить им «меркитского следа» в биографии своего сына Джучи[4]. Вместе с тем преследование врага, удалившегося в пределы «канлинцев и кипчаудов (канглов и кипчаков. — В.3.)» [27, с. 151], стало весомым поводом для проникновения в восточный Дешт-и-Кипчак и осуществления там глубокой стратегической разведки. Тем более что после разгрома найманов летом 1204 года в битве у Хангая обстановка благоприятствовала активным действиям монголов на западе (к северу от озера Балхаш и в Прииртышье), где у них отныне не оставалось серьезных противников, способных претендовать на роль гегемона в Центральной Азии и «запиравших» Джунгарские Ворота, мешая проникновению в степь Дешт и Сибирь.

Судя по всему, Чингис-хан уже в 1205 году имел достаточно сведений о положении дел в Прибалхашье и Южно-Сибирском регионе. После курултая 1206 года, где его провозгласили великим кааном и на котором dejure было оформлено появление нового государства Еке Монгол Улус[5], символизировавшего объединение кочевников Центральной Азии под скипетром одного монарха, Чингис-хан принял решение о проведении новых актов агрессии в отношении ближайших соседей. Сам он, рассматривая в качестве основной цели своих замыслов северо-китайскую империю Цзинь, но пока еще не решаясь «двинуться необдуманно» [18, с. 147], вновь и весьма успешно атаковал в 1207 году тангутов, лично возглавив войско. Одновременно другая монгольская армия под предводительством Джучи была направлена «к лесным народам» [27, с. 174]. Конкретной задачей, поставленной Чингис-ханом перед царевичем, было приведение к покорности племен, населявших территории к северо-западу от Главного юрта и кочевавших на границе степи и тайги. Этот поход, в равной степени как быстротечный, так и успешный, был тщательнейшим образом подготовлен, что во многом позволило Джучи уже в скором времени увенчать себя лаврами покорителя «лесных народов», а в монгольских источниках — «Сокровенном сказании» и «Алтай Тобчи» — впервые появилось упоминание о башкирах. Но все началось (и это весьма показательно и традиционно для политики, исповедуемой Чингис-ханом, а затем и его наследниками) с переговоров между монголами и предполагаемыми жертвами предстоящей экспансии.

Еще до похода Джучи или, по крайней мере, в самом его начале великий каан предпринял чисто дипломатический ход: согласно «Юань ши», «в тот же год [Чингис-хан] отправил Алтана и Буура (Буху), двух послов, к киргизам» [18, с. 147]. Алтай и Буха действовали расторопно, сумев в кратчайшее время уговорить своих визави, и начавшееся предприятие уже в отправной своей точке обернулось быстрыми, а самое главное — бескровными победами. При рассмотрении текста «Сокровенного сказания» вышеупомянутый Буха выступает уже в качестве проводника в войске Джучи, обеспечивая тем самым начало переговоров еще и с правителем ойратов Худуха-беки, вскоре лично явившимся в ставку царевича с «выражением покорности» и намерением «стать провожатым у Чжочия» [27, с. 175]. Таким образом, заручившись поддержкой местной знати, Джучи помимо ойратов подчинил бурятов, бархунов, урсутов, хабханасов, ханхасов и тубасов — племена, обозначенные в «Сокровенном сказании» под общим собирательным именем тумен-ойрат (тумэн-ойрад) [27, с. 174; 51, с. 325]. Затем монгольское войско, миновав реку Шишгид-гол («берущую начало в северных отрогах Алтайского хребта и впадавшую в реку Ховд» [51, с. 325]), подступило к землям тумен-киргизов, которые, равно как и тумен-ойраты, фигурируют в «Сокровенном сказании» в качестве собирательного образа нескольких племен тюркского происхождения. Тогда же к Джучи, не замедлив, явились некие киргизские нойоны, «выразили покорность и били государю (Чингис-хану. — В.3.) челом… Чжочи принял под власть монгольскую все «лесные народы»: шибир, кесдиин, байт, тухас, тенлек, тоелес, тас, и бачжиги» [27, с. 175], что, по мнению нескольких поколений российских ученых, означало практическое признание вышеперечисленными племенами монгольского каана своим сюзереном, причем этноним бачжиги безоговорочно ассоциировался с зауральскими башкирами, из чего вытекало, что какая-то их часть уже в 1207 году оказалась в юрисдикции Монгольского государства. Но так ли оно было на самом деле? И не выдает ли автор «Сокровенного сказания» в победных реляциях о походе Джучи желаемое за действительное?

Несмотря на то что в более позднем источнике — «Алтай Тобчи»[6] — Лубсан Данзан подтверждает успех похода 1207 года и наряду с покоренными «лесными народами» упоминает о племени тан-бичигэт [13, с. 184] («последнее название представляет собой соединение двух этнонимов, упомянутых в "Сокровенном сказании": тас и бачжиги»[7] [1, с. 139]), следует с осторожностью подходить к версии, по которой монголы смогли достаточно далеко углубиться на запад, и в первую очередь по причине скоротечности всего предприятия. Недаром Чингис-хан, довольный результатами похода, воздал должное Джучи и «соизволил сказать: "Ты старший из моих сыновей. Не успел и выйти из дому, как в добром здравии благополучно воротился, покорив без потерь людьми и лошадьми лесные народы"» [27, с. 175]. Рассматривая этот пассаж, необходимо учитывать реалии той эпохи: несмотря на чрезвычайную мобильность, монгольские войска вряд ли могли в течение «одного сезона», перемахнув через Саяны и Алтай, передвигаясь таежными тропами, а затем по северной кромке Великой степи, пусть даже и не встречая активного сопротивления, достигнуть Ишима или тем более Тобола, после чего тем же путем вернуться в ставку великого каана, по-видимому, находившуюся в то время в районе будущего Каракорума. Вместе с тем Джучи, очевидно, достиг юго-восточных окраин Западной Сибири, несомненно, многие племена признали над собой власть Чингис-хана, однако, скорее всего, власть эта распространялась только на территорию Северных Саян, Алтай и, возможно, часть Кулундинской и Барабинской степей. Подтверждением нашей гипотезы (к сожалению, альтернативы в виде письменных источников относительно изначального территориального расположения Улуса Джучи не существует) следует считать извлечение из летописи Рашид ад-Дина, оставившего по этому поводу однозначное сообщение: «Все области и улус, находившиеся в пределах реки Иртыш и Алтайских гор, летние и зимние кочевья тех окрестностей Чингиз-хан пожаловал в управление Джучи-хану… Его юрт был в пределах Иртыша, и там была столица его государства. Вот и все!» [41, с. 78].