Пока хорезмийцы топтались на месте случившегося сражения, подсчитывая потери (а считать было что — они потеряли около 20 тысяч воинов, в то время как монголы значительно меньше [8, с. 134; с. 214, прим. 33]), последние отошли на несколько переходов от Иргиза и, дождавшись момента, когда Мухаммед уберется восвояси, вновь принялись «осваивать» земли восточного Дешта, возможно постепенно смещаясь в сторону Прибалхашья. Перед Чингисовыми военачальниками отныне встала еще одна задача — прикрывать северный фланг другого монгольского войска, возглавляемого Джэбэ-нойоном, выдвигавшегося в направлении Семиречья и кара-киданей. Эти территории согласно замыслам Чингис-хана необходимо было привести к покорности, чтобы в ближайшем будущем они служили платформой для агрессии, направленной против Государства хорезмшахов.

Миссию монгольских туменов в Дешт-и-Кипчаке к 1218 году можно было считать оконченной (пока оконченной), а кочевые племена, обитавшие севернее Хорезма и Мавераннахра, если и не признали окончательно власть великого каана, то, по крайней мере, не представляли в предстоящей хорезмийской кампании угрозы с. севера и не могли помешать отправляющимся в сторону Средней Азии армиям.

Битва на Иргизе и, главное, благоприятный для монголов исход относятся, вне сомнения, к разряду событий, способных влиять на дальнейший ход истории. Битва на Иргизе предопределила печальную участь Государства хорезмшахов, выявила слабые места его воинства и нерешительность его самодержца, послужив толчком для дальнейших провокаций Чингис-хана, направленных против Мухаммеда[24]. Вместе с тем битва на Иргизе, случившаяся, казалось бы, в непосредственной близости от Хорезма, затрагивала не только население пограничного с ним восточного Дешта, но и кочевые, полукочевые племена Южного Урала, Зауралья, Западной Сибири. Номадам, чьи становища находились в сотнях километров от Иргиза, но в чьей мобильности никто не сомневается, уже в ближайшее время стало известно, что завоеватели, объявившиеся с востока и целый год гонявшиеся за меркитами, да к тому же разгромившие кипчаков, ныне устояли в схватке с хорезмшахом Мухаммедом. В свою очередь, монголы, сумев достаточно легко адаптироваться на просторах от Иртыша до Эмбы, уверовали в то, что земли эти и народы, их населяющие, в силу своей достаточно рыхлой и разобщенной политической и военной структуры рано или поздно признают власть Чингис-хана. И не исключено, что уже в 1218–1219 годах монгольский властелин, выслушивая подобострастные донесения своих «свирепых псов» по результатам их успешных рейдов на запад, в том числе и рейдов в земли башкир, уже запланировал в том направлении дальний поход, поход, которому не было и нет равных в мировой истории.

Завершая повествование о событиях 1217 года, невозможно еще раз не акцентировать внимание на весьма спорной и в то же время актуальной в связи с рассматриваемой проблемой точке зрения, согласно которой Мухаммед в результате похода достиг рек Кумак и Жарлы [3, с. 229]. В данном случае я не касаюсь чисто практических способов достижения хорезмийцами этой местности (здесь вроде бы все ясно!). Вопрос в другом. Существует мнение, что «этот район (в окрестностях Уральских гор) являлся крайним пределом влияния хорезмшахов в конце XII — начале XIII в.» [3, с. 229]. И хотя автор исследования С. М. Ахинжанов подчеркивает, что влияние это было «только номинальным» [3, с. 229], из этого, как минимум, вытекает, что и башкирские племена Зауралья, о которых не упоминается, но кочевья которых там располагались, пусть и «номинально», однако подчинялись воле Мухаммеда. По всей видимости, это все-таки явный миф, потому как ни один источник, в том числе относящийся к разряду шежере или эпических произведений, ни имени Мухаммеда ибн Текеша, ни имени какого-то другого хорезмшаха не упоминает. Ну а сам топоним Хорезм хотя и присутствует в генеалогиях башкир, тем не менее либо олицетворяет собой расположенную достаточно далеко от Южного Урала географическую область, связанную с войнами местного среднеазиатского значения или бытовыми сценами [4, с. 174, 176, 301], либо представляется, да и то достаточно расплывчато, в качестве некоего центра мусульманской культуры и идеологии [4, с. 170, 181–182].

В отличие от местностей, центром которых был Хорезм, Южный Урал в конце 1210-х годов (1216–1218) оказался непосредственно в сфере интересов монгольских завоевателей, но говорить о какой бы то ни было открытой конфронтации между сторонами или тем более — попытке прямого подчинения башкирских племен власти Чингис-хана не приходится. Стороны пока что присматривались друг к другу, ведь впереди была война, война без начала и конца.

После того как в 1218 году Джэбэ во главе двух туменов уничтожил эфемерное государство Кучулука, возникшее буквально несколькими годами раньше (в 1210 году) на месте кара-киданьской державы Си Ляо (Западное Ляо), путь монголам в Среднюю Азию был открыт. Чингис-хан, мастерски используя в оправдание своей агрессии «отрарский инцидент» и уничтожение Мухаммедом его послов, обрушился всей мощью более чем 150-тысячного войска на Государство хорезмшахов [49, с. 317; 34, с. 123]. В апреле 1219 года монгольский каан выступил из Главного юрта и, миновав Прииртышье и Семиречье, уже в сентябре осадил Отрар. Началось чудовищное по жестокости вторжение завоевателей в Среднюю Азию, Афганистан и Персию. Затем, разделив армию на четыре части, начавших планомерно «осваивать» богатейшие хорезмийские оазисы, Чингис-хан с главными силами устремился на юг, к Бухаре и Самарканду, которые пали в марте 1220 года. Одновременно, выполняя насущные задачи, он отдал распоряжения Субэдэю, Джебэ и Тохучару настичь и уничтожить хорезмшаха Мухаммеда. Однако триада монгольских полководцев распалась: Тохучар решением Чингис-хана вскоре был отстранен и разжалован за разграбление нескольких уже признавших власть монгольского каана городов [27, с. 187]. В отличие от своего неудачливого сотоварища, Субэдэй и Джебэ продолжили поход, совершив так называемый «Великий рейд», или «Великий набег», — военную кампанию, которая длилась до 1223 года и, по мнению Лео де Хартога, «стала одной из самых замечательных операций в мировой истории» [48, с. 145–146], которая, уже по мнению Е. Н. Черных, «…и по сей день поражает наше воображение стремительностью и фантастическими успехами» [50, с. 62].

Великий рейд, первоначально планировавшийся Чингис-ханом в качестве акции по устранению Мухаммеда, уже на начальном этапе выявил абсолютное военное превосходство монголов над своими противниками. Это превосходство подкреплялось к тому же талантом военачальников, ведущих боевые действия и одерживающих регулярные победы в условиях автономности и оторванности от главных сил и решавших вопросы по снабжению войск и продовольствием, и рекрутами самостоятельно. Скорее всего, учитывая еще и удачно складывавшуюся ситуацию на основных «фронтах» «сартаульской» кампании[25], Чингис-хан счел возможным усложнить задачу Субэдэю и Джэбэ, отправив их после уничтожения хорезмшаха Мухаммеда[26] еще дальше на север, в пределы Восточной Европы, с целью проведения глубокой стратегической разведки. В «Сокровенном сказании» запечатлено следующее распоряжение великого каана: «А Субеетай-Баатура… он отправил в поход на север, повелевая дойти до одиннадцати стран и народов, как то: канлин, кибчаут, бачжигит, оросут, мачжарат, асут, сасут, саркесут, кешимир, болар, рарал (Лалат), перейти через многоводные реки Идил и Аях, а также дойти и до самого города Кивамен-кермен. С таким повелением он отправил в поход Субеетай-Баатура» [27, с. 188–189].

Очевидно, что уже в 1220 году Чингис-хан сформулировал концепцию будущего подчинения Восточной и Центральной Европы власти монгольских каанов и обозначил как цель предстоящей агрессии, наряду с русскими, мадьярами (венграми), кипчаками (половцами), канглами, булгарами, аланами, черкесами и осетинами, башкир. В его повелении не только делался акцент на обозначение стран и народов, до которых необходимо «дойти», но и указывались реальные географические названия, в частности реки Идил (Итиль), ассоциирующиеся не только с Волгой, но и со всем Волго-Камьем (включая Ак-Идель — Белую), и Аях, Яик. Эти на первый взгляд не такие уж и яркие свидетельства тем не менее являются очередным красноречивым подтверждением того, что башкиры играли определенную и весьма весомую роль в качестве независимого политического игрока в Поволжском и Предуральском регионах, «посещение» которого монгольскими войсками автоматически подразумевало столкновение сторон.