Неизвестно, сколько времени отводилось монгольскими полководцами на подчинение Башкирии, — наверное, немного, однако тот же Субэдэй или Кокошай были прекрасно осведомлены о естественных препятствиях, существовавших на пути продвижения армии в глубь Южного Урала. Помимо гористых участков местности монголам приходилось преодолевать огромные лесные, таежные массивы, которые башкиры умело использовали в целях обороны или укрытия. «По данным на 1978 г., лесом покрыто около 38 % территории Башкирии, что почти вдвое меньше площади, занимаемой лесами 200–300 лет тому назад[75]. А какой же тогда была площадь лесов 700 лет назад?! Еще на «Карте Московии» Сигизмунда Герберштейна 1556 года территория Южного Урала почти вся «показана покрытой лесом, за исключением отдельных незначительных участков, отнесенных, вероятно, к степям»[76]. Истахри и Ибн Хаукал упоминают о башджиртах, живущих к югу от булгар в недоступных лесах[77]. Здесь не совсем верно указано направление, в котором жили башкиры, но монголы не могли миновать их территорию, чтобы дойти до булгар» [1, с. 155–156].

Нельзя исключать и того, что определенная часть башкирской знати, имея опыт отражения отдельных рейдов и набегов монголов в течение «неизвестной», «бесконечной» войны в период с 1230 по 1235 годы, питала надежды на то, что горы, реки, леса вновь окажутся серьезным препятствием на пути врага. Более того, не исключалась возможность даже нанесения вторгшемуся противнику прямого военного поражения. Так, один башкирский батыр из племени мин заявил: «Враг, перешедший через Яик, не пройдет дальше Демы, а перешедший Дему не пройдет через Яик» [6, с. 49][78]. Что же, как видно, перед нами во всей красе предстает весьма амбициозная воинственная риторика, свойственная решительным людям всех времен, предполагающая в данном случае полное уничтожение агрессора, возвращение которого на исходные позиции за Яик не предусматривалось. Однако в этот раз башкирам пришлось столкнуться не с отдельными отрядами монголов из числа «ополченцев» Улуса Джучи, а с многотысячной имперской конницей, недавно сокрушившей северо-китайскую империю Цзинь. Интересен факт, связующий тираду минского вождя с другой, произнесенной великим князем киевским Мстиславом Романовичем накануне столкновения с монголами на Калке в 1223 году. Тогда уязвленный непомерной гордыней князь, предварительно распорядившийся казнить монгольских послов, воскликнул: «Пока я нахожусь в Киеве — по эту сторону Яика и Понтийского моря[79], и реки Дуная — татарской сабле не махать» [33, с. 161]. Как известно, дальнейшая судьба Мстислава была печальна — русское воинство потерпело поражение, а сам он, оказавшись в плену, погиб, задохнувшись под дощатым настилом, на котором, празднуя победу, пировали Субэдэй и Джэбэ…

О подобном развитии событий не могли не догадываться башкирские бии, по крайней мере, те, чьи племена занимали земли на юге Башкортостана. Не исключено, что еще в преддверии вражеского нашествия многие из них, лишь прознав о начавших прибывать в Приуралье с востока новых крупных соединениях монголов, отнюдь не стремились к выступлению против врага с оружием в руках, а изъявляли готовность, занимая выжидательную позицию, к сотрудничеству с новыми хозяевами Дешт-и-Кипчака. За примером далеко ходить не надо, стоит вспомнить, как повел себя в 1237–1238 годах князь Ярослав Всеволодович, и пальцем не пошевельнувший для оказания помощи брату своему Юрию — великому князю владимирскому, наблюдая издалека за тем, как Орда испепеляет Северо-Восточную Русь. Естественно, в среде башкирских вождей присутствовали «свои» Ярославы, чью позицию, кстати, невозможно трактовать однозначно отрицательно, но были и личности, в свершенных подвигах и поступках равные Евпатию Коловрату или Васильку Константиновичу[80], и таких было большинство. Поэтому, когда ранней весной 1236 года монголы начали новое наступление, их ожидало, судя по всему, непродолжительное (по причине неравенства сил), но отчаянное сопротивление башкир. В башкирском историческом эпосе достаточно емко отражены несколько фрагментов, относящихся непосредственно ко времени монгольского вторжения 1236 года, причем достоверность «легендарного» материала вызывает определенный процент доверия даже в сравнении с такими хрестоматийными источниками, как «Сокровенное сказание» или «Юань ши», неоднократно пересекаясь, если не соперничая с ними в плане изложения случившихся событий и действий героев. Не будет излишним привести несколько фрагментов, посвященных последним актам прямого противостояния башкир вражескому нашествию.

«В старину хозяевами этих мест были башкиры, — гласит предание "Акман-Токман". — Богатство здешних земель и вод не описать словами. <…> Кочевали башкиры со своими стадами и табунами с одного кочевья на другое. Каждый род, аймак имел свое место на весенних, летних, зимних и осенних стойбищах. Но вот нагрянула с востока страшная черная рать. Было это летом[81]. Все люди, вся скотина были на яйляу, в лесу, в горах, в долинах рек. Через башкирскую землю шла только часть вражеской рати. Основные же силы проходили южнее, по прияицким землям. Вскоре затем монгольский хан послал к башкирам своих нукеров — воинов — и вынудил народ покориться» [6, с. 168]. Предание бурзян дополняет сказанное: «Жестокие битвы происходили во времена… Батыя. Народ охранял свои земли, старался не пускать ханские войска в леса и горы. Особенно кровопролитным был бой на Тимеровском хребте около деревни Тимерово нынешнего Бурзянского района[82]. От пролитой крови побурела вода в реке, что протекала рядом. После этого ту реку стали называть Бузарган (потемневшая, доел, посеревшая, помутневшая). Там же, на хребте, есть девятнадцать курганов. Говорят, это могилы погибших в том бою девятнадцати батыров. Местные жители скрывались от ханских воинов в горных ущельях» [6, с. 165]. Еще в одной легенде рассказывается: «Когда монголы подступили к нашим землям, башкиры все как один поднялись против пришельцев. Но силы были слишком неравны, и предкам пришлось уйти в леса. И воевали они как партизаны много-много лет. С тех пор про башкир пошла слава как об отчаянных воинах» [1, с. 157][83].

Действительно, после столь красноречивых свидетельств (а свидетельствам этим, пусть и эпическим, нет смысла не доверять) очевиден факт поражения башкир в открытом военном противостоянии с «черной ратью» завоевателей. Вместе с тем на деле все выглядело несколько иначе, и монголам пришлось пойти на беспрецедентный шаг, выражавшийся в установлении с неподдающимся народом прямых переговоров, направленных на скорейшее урегулирование конфликта. Этому способствовало несколько факторов, с которыми они столкнулись и которые в своей реализации путем дипломатической дуэли не противоречили военно-политическим принципам, исповедуемым монгольскими правителями.

Как известно, главной целью всего Великого западного похода являлось овладение Дешт-и-Кипчаком. Земли и государства, расположенные к северу от степного пояса, рассматривались завоевателями по большей части лишь в качестве вассалов, не лишенных традиционных форм управления, но обремененных определенной долей участия в общегосударственных, главным образом финансовых, вопросах — попросту, взимания дани (подобная стратегия в отношении сателлитов, в частности Руси, на протяжении нескольких столетий имела грандиозный успех). В 1235–1236 годах монголы, применяя на Южном Урале лозунг «кнута и пряника» и не пренебрегая предварительными устрашающими актами террора на части башкирских земель, направили в еще не тронутые разорением кочевья своего представителя, которому необходимо было «уговорить» противную сторону «добровольно» подчиниться.