Когда я добрался до порта, там уже скопилось порядочно народу и горстка стражи не могла оцепить причалы.

На одном из пирсов стоял почти столетний Один Пайкс, по кличке старый... не буду ругаться, поэтому скажу более умеренную в мате кличку — старый врун. В прошлом году он поймал сома весом в тонну, но показать не успел: его одиннадцать худощавых внуков сожрали сома вместе с костями.

— Клянусь бигудями жены, от взрыва полетели камни! — толпа людей около старика заголосила наперебой. Я притулился к самому её краю и дальше пройти не мог, как ни пытался. Заслышав сплетню, женщины в возрасте вдруг становятся очень сильными и оттолкнуть их подальше от новой порции пересудов становится почти так же трудно, как оттянуть за уши голодных поросят от корыта с харчами.

— У меня до сих пор звон в ушах стоит! — Один Пайкс встаёт раньше всех рыбаков, примерно в пять часов утра, и подплывает на своей лодчонке почти к псих-больнице, где водится крупная рыба. — Вода забурлила, кирпичи от стены попадали в воду, и разверзлись пучины ада...

— В твоих труселях! — заржал неверящий рыбак и его смех подхватили все коллеги по ремеслу. Мужики ни во что не ставили байки старого хрыча, хотя тот, прежде чем завраться и немного тронуться умом, обладал большим уважением и гнул руками подковы.

— Можешь смеяться, сколько влезет, да только правда это всё до последнего слова! — срываясь на вопли, вещал Один Пайкс свою историю. — Налетел жуткий туман, не видно ни зги, и вдруг прямо передо мной прошла голубая дымка, как от курительной трубки, только больше, гораздо больше. И шла она не вверх, как обычно бывает, а вдоль моря, к самому городу. И главное, — дед артистично осмотрел публику, — пение, словно женщина стонет. Она зовёт, шепчет... вот, послушайте!

— Да врёшь ты всё, где сейчас твоя голубая дымка! — хором ответил на откровения рыбака сразу десяток голосов. Недоверчивые люди переглядывались между собой, боясь заслышать на пристани то самое песнопение.

— Дымка растворилась, и ежу ясно! Это всё магия... — гомонящая толпа разом умолкла. Где-то в паре кварталов стало слышно, как пищит грудной ребёнок.

Официально, да и неофициально тоже, магии не существует. Моё поколение смеётся над доверчивыми лопухами, что верят, будто когда-то по земле ходили волшебники с посохом и творили добро. А я верю во что-то скрытое, особенно, если у него есть ритуал. Только об этом особо не распространяюсь, чтобы не приняли в больничку на острове...

Кто-то с опаской поглядел на маячащую вдалеке псих-больницу, откуда шёл дым. От такого сильного взрыва, что прогремел на весь город, всегда идёт в небо чёрная копоть. Порох именно так и работает, я видел его в действии и не раз.

Так что я сразу понял, что старик несдержанно обманывал нас своими сказками о волшебном тумане и женском оперном вокале, что стонет и плачет, рассказывая немую историю заблудшим морякам.

Я зевнул до хруста челюсти и помотал тяжёлой головой, разгоняя дремоту... и вдруг заметил в толпе безумно яркую прядь рыжих волос, торчащую с тёмно-синего плаща.

— Интересно. — куце промямлил я, сделав шаг навстречу плащу, а потом меня оттолкнули почти в воду.

С праведным негодованием я сжал кулак и собрался показать непонятному хаму всю свою мощь, но идущие по парам гвардейцы мигом поумерили мой пыл. Два десятка закованных в доспехи мужчин с мушкетами за спиной идеально маршировали по мокрым доскам, вминая народ в бочки с селёдкой.

— Что тут такое, разойтись! — приказал тот самый вояка, что чуть не столкнул меня в острые, как зубы акул, камни. Суровое северное течение постоянно гнало к порту воду и волнорезов попросту не хватало. — Я не ясно выразился? Пошли вон отсюда! — разодетый в парадный мундир гвардеец лихо ухватился за стариковскую куртку Одина и стянул болтуна на сваи, порвав эту куртку в плече. Негодяя с тяжёлой рукой звали капитан Бутчер и он очень любил командовать. Больше работы капитан любил лишь одного человека — герцога. Тот дал верному человеку всё: почёт, уважение, деньги и титул барона, не смотря на протесты дворянского сословия.

— Тебе особое приглашение нужно, тюфяк? — я повернул голову, думая, что обращаются ко мне, но ошибся — один из гвардейцев в метре от меня гнал взашей знакомого булочника.

Я испытывать судьбу не стал, поэтому быстро пошёл от причала вместе с погоняемыми гвардейцами людьми. Воины вытянулись в шеренгу, а одна из их пар перекрыла выход из порта, заперев решётчатые ворота на ключ и проверяя каждого из тех, кто уходил.

Мою детективную персону пропустили без вопросов. Хоть город и большой, но люди близких профессий знают друг друга и стараются по возможности не трогать. Все, кроме барона Бутчера, он настоящее исключение и мразь.

— Ах, Джеймс Браун. — я пожал кожаную перчатку Бутчера. — Удачи вам в раскрытии преступности.

— Благодарю. — и был таков.

Хоть я и мог вызнать у сэра Бутчера что-то важное, но мне это показалось крайне ненужным по сравнению с поиском рыжей причёски.

Вдалеке, на пунцовом небе, действительно грянул гром, пугая дождевые тучи. Люди быстрее бежали по домам, любопытные окна вновь закрывались, а белые простыни над головой снимали с тонких верёвок.

Как я не рыскал глазами по улице, рыжих волос так и не нашёл, поэтому пришёл к выводу, что мне просто померещилось. За неимением цели, я вернулся назад к дому и серьёзно ошибся парадным входом...

— Мистер, прошу, мне сказали, что вы один из лучших! — толстяк перегородил выход, напрашиваясь на тумаки. Из пухлых пальцев достались дрожащие купюры примерным номиналом в четыре золотые монеты. — Простите за вчерашнюю грубость, я больше не буду использовать такие непозволительные слова!

— Мистер Крамер, сегодня пропажа вашей дочки поднялась в цене на... слушайте, а какой у вас дом?

— Хороший, замечательный дом! — заголосил рабочий, думая, что я рассматриваю переезд. — И ванная есть, и туалет на улице шикарный, а в спальной комнате хороший примус...

— Я не про примуc спрашиваю. Какой у вас номер дома?

— Дык... сорок третий. - с удивлением ответил мистер Крамер, изрядно насторожившись.

— Какой-какой? Сорок третий? — сказать, что я был удивлён, это ничего не сказать вовсе. Обычно сны выходили из моей головы через пять минут после пробуждения, а тут я помню номер дома... который ещё и показала жена. Это не может быть совпадением, и ежу ясно, как говаривал стприк Спайкс.

— А чего вы так удивлены номеру моего дома? Да, я хорошо работаю и могу позволить себе жильё в такой близости от заводской площади...

— Какой же вы надоедливый человек. — я издал тяжкий вздох. Щёки болтливого мистера превратились в сплошной сигнал о помощи. — ...Сейчас вещи заберу и выйду, ждите здесь.

— Так вы согласны! — работник сталелитейного завода набросился на меня с объятиями, пуская сопли. — Вовек не забуду, я вам что угодно сделаю, вы мой...

— Я ваш детектив и ничего не обещаю. — я резко забрал стайку бумажек из рук Чейза и пошёл наверх, переодеться. Для детективного дела у меня есть крепкие старые сапоги, в которых удобно бегать, незарегистрированный нож, который страшно проносить мимо стражи, и ремень, к которому крепится маленькая дымовая радость, уж давно не рабочая.

— А ты добряк. — неожиданно брякнул Джеки, когда я подымался по лестнице, испугав меня до колющего сердца. — Он тут полчаса ошивался, чуть ли не плакал. Ты его спас.

— Ты прав, я рыцарь на белом коне. — похлопав дистрофика йоля по плечу, я снова начал подниматься наверх. Колени болели так сильно, что впору их перевязывать. йоль противно посмеивался. — Не веришь, что я могу стать рыцарем? — я развернулся к хихикающему за спиной Джеки. Негодяй сразу перестал смеяться, скрывшись за перилами, как мангуст за травой.

Шёл дождь. Так можно описать большую часть Ан-Рокской осени и не слукавить. На затхлой, переполненной тяжестью индустриализации улице и моросило по-особенному: не так, как вблизи гавани.