— Угу, а вечером я превращаюсь в летучую мышь и пью кровь. — давняя шутка. Наш общий знакомый, а ровно и бармен этого заведения, со страшной силой боится несуществующих вампиров и постоянно вешает чеснок на входе, как бы хозяйка не запрещала ему этого делать. — Твоя кровь самая вкусная, дорогой мой наркоман. — когда чувствуешь близкое поражение, в ход идут упрёки.

— Сегодня ни грамма в носу! — гордо заявил мой единственный знакомый и встал со стола, покачиваясь, как матрос... выпивший пару пинт водки. — На этой прекрасной ноте я с тобой прощаюсь, Джеймс.

— Э-э-э, мы же только начали. — я взглянул на пару пустых бутылок, а потом поднял глаза на часы. Стрелки стояли на отметке десять часов вечера. Незнакомые с баром люди обычно удивляются, когда видят их, правильно идущих, а затем пустоту у забитых досками окон. Никто не любит здесь пить: места мало, в холода, как сегодня, приходится носить куртку или свитер, а двери постоянно открываются под напором ветра. И это я ещё не упомянул запах чеснока изо рта Аристарха.

— Нет, детектив, мне надо идти работать. Если вы получаете свои грязные деньги обманом и ловлей рыжих девиц, то мы, Йоли из резерваций, вынуждены крутиться, как белка в колесе. — Джеки прихватил валяющуюся на одном из столов дамскую сумочку, вытащил оттуда увлажняющую мазь и принялся наводить марафет перед зеркальцем в руке. Не один раз он получал в морду от редких посетителей паба по вполне справедливым и обоснованным причинам, а слово «голубой» он слышит чаще, чем своё выдуманное имя. Но, справедливости ради, стоит сказать, что Джеки в общем-то нормальный парень и любит женщин, только уж больно следит за своим телом и сухостью кожи... ну, и трудится на благо самой древней профессии, а она обязывает держать имидж.

Поначалу я ненавидел Йоля за такой "проститутский" образ жизни, кривился при виде туши для ресниц или щипцов, а если ещё и замечал рядом с ним бигуди, то и вовсе тянулся за кастетом в кармане... Но со временем ко всему привыкаешь, даже к парню с таким набором джентльмена. По правде говоря, не будь старины Джеки, я бы давно повесился от одиночества. Хоть раз в неделю надо выпить в компании.

— Пойдём, я тебя провожу. Заодно развеюсь... — мы оставили бармену на чай, благо деньги у меня теперь водятся, и вышли из помещения в промозглый вечер. На узкой улице пахло дождём и самую малость дёгтем. Совсем рядом с пабом, в паре кварталов отсюда, стоял городской порт. Крики пьяных матросов, крики чаек и крики городской стражи были там постоянным явлением, мешающим местным спать. Мне лично они не мешали: я обычно приходил в квартиру пьяный и уставший.

— Холодно. — пожаловался Джеки, растирая примёрзшие руки. На нём было лишь тонкое рабочее платье и стайка бус, а под ногами высокие каблуки. С ними он почти доставал до моего роста и мы могли смотреть друг другу в глаза, правда, на его расширенные зрачки без слёз не взглянешь и потому я обычно отворачиваюсь, если он на меня смотрит. — Надо было надеть чулки.

— Надо было родиться мужиком и ходить в штанах. — сказал я очевидную вещь и шмыгнул носом. Осенние сопли ловили меня примерно в середине сентября и не отпускали до конца мая. — Неужели нельзя найти обычную работу? Пошёл бы на токарный станок. — ещё во времена моего детства деды не верили в прогресс и «магическое» оборудование, ходили по колдунам и сеяли кукурузу, в то время как рабочий класс постепенно забивал их фермерство в угол точными ударами по корпусу. Сейчас абсолютное большинство города - это солдаты, шлюхи и рабочие. Иногда они меняются местами.

— Станок? Станок, говоришь? — искусственно, как и всё в нём, запротестовал Йоль. — Видишь мои руки, видишь? Кожа, словно шёлк! Таким рукам не по нраву десять часов подряд работать на убой, а потом идти домой и бить жену.

— А если бить только по праздникам?

Мы засмеялись на всю улицу, подрабатывая на полставки вместо будильника. И всё равно, что сейчас ночь на дворе и люди спят, лично мне веселей некуда.

С горем пополам, кое-где на карачках, мы добрались до главной достопримечательности в городе — улицы красных фонарей. Обычно, если место сгнило с головы, то единственной интересной его частью являются бордели и пабы. Какова ирония, что в большинстве городов действительно больше ничего и нет кроме паба, где можно нажраться, как свинья.

— Ну, дальше я как-нибудь сам.

— Уверен? В прошлый раз тебя избили прямо перед входом. — и мне пришлось тратить свои кровные на мазь от гематом, потому как все деньги йоля ушли какому-то барыге.

— Сейчас у нас усиленная охрана. — мы пожали друг-другу руки и разошлись по своим углам. Джеки в «Красную девицу», а я к себе домой.

Самым нелюбимым моим делом являются прогулки по городу. Не из-за слабых ног, а из-за вопиющего страха отхватить в бубен чего лишнего. Тёмные кварталы, разбитые фонари с выкраденными лампочками и редкий, но от того не менее пугающий вой собак, что дерут соседских котов, настораживает и заставляет как бы невзначай ускорить и без того быстрый шаг.

Получается, до доходного дома я почти бежал, хлюпая по дождевой воде на брусчатке.

— Мистер... мистер!.. — я выхватил складной нож и моментально спрятался за мусорный бак, стоящий у заднего входа в дом. Надеюсь, мои плечи тогда не сильно дрожали.

У открытой двери, с которой шёл приятный жёлтый свет, стоял крепкого вида мужичок в потасканном пальто и грубых, затвердевших сапогах. Осмотревшись, я пришёл к выводу, что стоял он там совершенно один.

— Что надо? — нож я предпочёл убрать, хотя всё ещё был наготове рвануть, как по сигналу пистоля.

— Я Чейз Крамер. — полноватый субъект достал руку с кармана и вытянул её для рукопожатия. Опасаясь шального удара, я медленно схватился за мозолистую ладонь с въевшейся в ногти грязью и крепко её пожал. — А вы ведь Джеймс Браун?

— Зависит от того, как вы обо мне узнали. — я не очень популярная личность в городе, но если уж меня увидел, то вовек не забудешь. Гуще щетины вырасти не может, с неё можно делать щётки для ботинок.

— Я знаком с Клайвом. — сказал Крамер, как будто имя «Клайв» мне о чём-то говорит.

— Это ещё кто?

— Ну как же вы не помните! Это ж главный механик с сталелитейного завода, вы у него собаку нашли... — какой позор: теперь меня узнают благодаря тому, что я нашёл вшивую моську весом в пару крупных яблок. Собака сбежала из дому, жена механика отчаялась и тот нанял мою персону. Собаку я нашёл в прогнившей подвальной разливайке, где бобика успели обстричь и откормить на одну пятую его веса.

— Ах, припоминаю. И вы его друг?

— Нет, что вы, я ж обычный мужик, куда мне с механиками брататься... — у рабочего класса довольно суровая субординация. — Он просто настоятельно рекомендовал мне посетить вас, потому как моя проблема, — то ли я такой страшный, то ли тема разговора так щепетильна, но глаза Чейза Крамера стали на мокрое место и не думали оттуда возвращаться, — тесно связана с вашим ремеслом.

— И что вы от меня хотите? — почти уверен, что надо найти поганого любовника жены. Хорошо бы, если у любовника окажется меньше наличности, иначе я рискую потерять след и зайти в тупик с мошной монет за пазухой.

— Я... ох... — мужчина утёр слёзы сразу двумя руками и достал пожухший платок мерзкого, зелёного от соплей цвета. — Я потерял дочь. — тут нужен некромант со стажем или копатель могил.

— Потеряли? — я немного недоумённо посмотрел на рабочего. — На вокзале или в порту...

— Нет, нет, я не так выразился! — оборвал мои догадки мистер Крамер. — Мою дочь кто-то украл.

— Сочувствую. — дети в наше нелегкое время пропадают часто. Например, от богатых педофилов или от идиотов, мнящих себя чёрными колдунами с одной потрёпанной книжкой, да и от тех же подрядчиков, коим детский труд за бесценок нравится несравненно больше, чем уплата мужику, что в случае несправедливости может и бока намять. — Аванс равен трём золотым.

— Погодите, что значит «аванс»?

— Одна пятая от оплаты всего заказа.