— Нет, нет... так не пойдёт.

Веки учащённо заморгали, чтобы я смог сфокусироваться хоть на чём-то. Цистган, проклятый цистган... голова закружилась, а маленькая комната стала превращаться в чёрную дыру. На миг мне показалось, что пятно начинает проваливаться под пол, вместе с кроватью, кушеткой и мной в том числе. Доски плавают, дыхание настолько сбито, что я не могу ухватить кислорода, воздух в комнате спёртый, меня душат прислужники преисподней, ни единой крупицы света не проникает в гробницу мрака, отождествляющей ад на земле. Шторы так тяжелы, что я не могу их порвать.

Как утопающий, я схватился за плотную ткань, чтобы меня не унесло диким потоком волн. Мне мерещится океан, под моими ногами несколько миль пустоты, заполненной всеми тварями мира. Огромные исполины, с клыками в человеческий рост, махают плавниками на самом дне, но отголоски их обтянутых кожей хрящей доходят и до моих бултыхающихся ног.

— Открой! — я сильнее ухватился за шторы. Моё тело почти упало в бездну, мои колени попали в пятно.

«Цистган, цистган, цистган... полдень, квартира, 53, 53, 53... 54. Маппи. Маппи, где ты? Я чувствую твоё сбитое дыхание и жар, твои сны так же безумны, как и мои галлюцинации. Проклятый Морти, он подсыпал мне что-то ещё?»

Я вспоминаю лицо наркоторговца. Он превратился в огромную птицу, сидящую на стальном шпиле и поедающую сырое мясо. В его клыках, острых, как красные кораллы, алела моя рука с торчащей костью. Барнс хрипло кричал над бесконечным городом, как его хозяин. Он и в самом деле был главой города, его красные глаза видели всё, а серьги, похожие на божий знак, насмешливо торчали в длинных мочках уха...

— Сука!

Я резко отвёл голову назад, чтобы как озлобленный бык врезаться лбом в стену. Шторы смягчали удары, поэтому я продолжал биться и биться об кирпичи и тянуть ткань вниз. Поток уносил меня, я полностью валялся в пятне...

Карниз рухнул вместе с тканью. Ослепительный свет дня как благословение святого чудотворца освятил комнату. Небо было заполнено свинцовыми тучами, но даже его тусклый свет казался нестерпимо ярким. Я зажмурился и схватился за подоконник. Пальцы почувствовали трёхслойную пыль.

Пока я не восстановил дыхание, я не открывал глаз: боялся, что видения могут вернуться.

— Думал, я свалюсь посреди улицы на потеху толпе, Барнс?.. — вряд ли. Я не настолько крупная шишка, чтобы Морти захотел убрать меня. Скорее всего, в моих проблемах виноват только я сам... в своей жизни виноват только я один, это точно.

От течения моей мысли я не в восторге. Мне не хочется разбираться в своей душе, принимать или отторгать, мне хочется поскорее открыть глаза и забыть то, о чём подумал.

С сомнением в своём психическом равновесии я собрался с силами и взглянул на мир. Теперь только так: вместо того, чтобы собираться с силами и вершить судьбы мира, мы собираемся с силами, чтобы увидеть этот мир хоть как-нибудь. Да и видеть, честно говоря, в тот момент и не очень-то хотелось.

Жирная туша распласталась на полу. Вены были вскрыты, горло, как и пузо, перерезано. Благодаря такому прискорбному событию я валялся в крови, словно колдун, питающийся страданиями других людей. Должно быть, я выглядел жутко — с следом галстука на шее, вся одежда бордовая и смятая, на лице написан ужас пережитого. Первый раз я так испугался при виде обычного трупа.

За свою карьеру я видел вещи много похуже: четвертование, продажа органов, мёртвые дети, беременные женщины... но цистган хорошо бьёт по рецепторам и воображению, превращая самое обыденное в самое запоминающееся событие.

— Значит, у нас здесь жуткая смерть... явно не похоже на самоубийство. — стоит начать с того, что порезов слишком много. Человек после одного-двух или больше не может поднять орудие из-за ненормального страха или, впадая в безумие, начинает колоть себя везде, только не с такой точностью. Да и скажу честно: самоубийца редко режет шею, а если и режет, то первым делом. Ну и кто рассекает себе живот? Верно, никто.

Даже немного жаль дамочку. В таких ситуациях человек часто не может ничего, даже нормально сопротивляться, страх подавляет в нём борьбу и вызывает оцепенение. Максимум: отбиться судорожным дёрганьем ног, как у кобылы, или исцарапать напавшему лицо. Кулаки редко идут вход, да и при таком положении — валяясь, хорошо не вмазать, замаха почти не будет, локоть упирается в пол.

- Голая женщина. Сомневаюсь, что убийцы после своих грязных дел раздевают жертв, тем более, не особо красивых. К ней пришёл любовник?.. Не буду отбрасывать эту версию, но рассмотрю все возможные варианты.

Осмотрев обломанные ногти, я пришёл к выводу, что жертва боролась. Мне стоит осмотреть квартиру ещё раз... начать надо с того, что дверь была закрыта. Убийцу впустили? Залез через окно?

Я подошёл к окну, но не заметил там и следа грязи от обуви.

— Вариант через окно отпадает. Значит, женщина точно знала убийцу. После смерти он закрыл её ключом дверь... — я вытянул голову и ещё раз посмотрел на крышу.

— Такое не мерещится. — присматриваясь к черепице, я убеждался лишь в том, что у меня от её кладки рябит в глазах, но крыша всё так же мне не нравилась, как и сама ситуация.

— Паранойя... возможно.

Я отошёл от окна и направился к умывальнику, чтобы очистить руки. Холодная вода резко потекла на кожу, я немного дёрнулся, и начал своё дело, как преступник... как преступник. Преступление. Кровь, чужой дом. Убийство произошло буквально в течение часа: этого времени хватило, чтобы появилось зловещее пятно, но не хватило даже на высыхание роговицы.

— Быстро, быстро! — топот ног. Я услышал его благодаря открытому окну. Совсем недавно оттуда прыгал старина Дейв, а сейчас... — Окружай!

У меня подкосились ноги. Я в чужом доме, по уши в крови хозяйки, стою около умывальника и держу как ни в чём ни бывало хозяйственное мыло. Меня запишут как обезумившего человека и засунут в психбольницу на вечность.

— Первый, третий, вы на задний двор!

— ...Блять.

Вот тут-то время барабанам. Зачем рыжей чудачке музыка на фоне, если она так нужна мне? Как-никак, побег от правосудия, когда доблестная стража уже лезет к крыльцу во время начинающегося дождя.

— Дверь открыта, быстрее, быстрее! — когда не надо, работают, как часы. Проплаченные часы.

Я рванул к тому окну, откуда совсем недавно сдёрнул шторы. Надо спешить на задний двор, до туда ещё не успели добраться, он является единственным выходом из сложившейся ситуации. Меня не смогут обвинить в убийстве, пока нет свидетелей и следов моего пребывания.

Запрыгнув в соседнюю комнату как заяц в нору, я поскользнулся на крови и, словно на коньках, проелозил к самому окну. Времени не было, поэтому пришлось выбить щеколду локтем и прыгнуть прямо в грязь с высоты второго этажа.

«Подстроено? Кто-то ждал, когда я зайду в квартиру, чтобы дать сигнал группе быстрого реагирования? Если этот некто проник в мой дом, то я пропал... В квартире убитой найдут мои вещи. Это самый крепкий якорь. Потом лишь следует намекнуть полиции, что я как-то связан с убийством, пускай и анонимной запиской. У меня есть мотив: Дейв помог в изнасиловании хозяйки моего доходного дома, следователь может выстроить гипотезу, что мы с Маппи друзья... кто этот человек? Почему я не заметил слежки? Зачем ему Дженни Крамер...»

Мысли пронеслись калейдоскопом. Падение на землю отозвалось в кистях и коленях. Даже цистган не смог убрать всей боли... если бы не он, я бы наверняка упал и уже не смог встать.

— Стоять, полиция!

«Если тот, кто подстроил охоту на загнанную дичь, решил, что меня поймают сразу и лишних движений не нужно, то у меня есть шанс. Надо только поскорее вернуться домой, проверить личное имущество и залечь на дно.»

Не подымая головы из-за боязни того, что меня могут запомнить, я кинулся вбок и всем своим весом врезался в забор. Треск досок, повсюду занозы и куски дерева, я валяюсь на хлипкой конструкции, которая совсем недавно сдерживала соседей от любопытства.