— На подходе... Купе обеспечу. Только вот что, товарищ Мирюшев. В вагон пойдете перед самым отправлением.

— Почему? — резко, с вызовом спросил начальник особого отдела фронта.

— По прибытии состава проведем проверку документов у всех пассажиров. Поезд оцепим. Вам здесь будет спокойнее.

Мирюшев резко поднялся со скамьи, подошел к коменданту, остановился перед ним, широко расставив ноги, засунул большие пальцы под широкий ремень, туго перехвативший кожанку. — Это еще зачем?!

— Приказ штаба, — тихо произнес комендант. — Вам надлежит оставаться здесь.

Ушаров, сидевший до этого в полудреме, положив русую голову на высокую жесткую спинку скамьи, встрепенулся, открыл глаза и сел. Увидел, как Мирюшев снял с головы фуражку, досадуя, ударил ею о стол. Издалека донесся свисток паровоза и, как ответ на него, на перроне поднялся шум: кто-то кого-то звал, двигали какие-то ящики, послышались торопливые шаги, замелькали за потными окнами неясные тени.

Комендант вышел на перрон, оглядел пассажиров, жавшихся с узлами и чемоданами к стене вокзала, прошел в зал ожидания, занятый красноармейцами, передал командиру приказ штаба об оцеплении территории станции и проверке документов.

— Куда всех задержанных помещать? Под дождем что ли их держать? — спросил командир.

— Сюда всех, — комендант окинул взглядом небольшой зал. — Усиль, пожалуй, охрану вагонов с оружием... И давай начнем оцепление вокзала. Действуй!

— Вста-ать! — негромко скомандовал командир. — Построиться! Сми-и-рна! — звякнули приклады о пол и стало тихо. — На пле-е-чо!.. Отставить!.. На пле-е-чо!.. К но-оге!.. Слушайте задачу. Первое и третье отделения первой роты... Оцепить вокзал и пристанционную территорию... Четвертое отделение... на перрон... собрать пассажиров с вещами в зал ожидания!..

Комендант и начальник вокзала стояли на перроне около небольшого колокола, подвешенного на кронштейне, вбитом в стену.

Вдали показались огни паровоза. Поезд принимали на первый путь. Прозвенел колокол. Красноармейцы выстроились цепочкой по краю перрона и по второму пути. Сзади их замаячили кавалеристы.

Раньше, чем паровоз, пыхтя и отдуваясь, подтянул вагоны к станции, у перрона спешилась большая группа конников. Несколько человек остались у коновязи, остальные стремительно прошли в помещение военного коменданта. Это были Паскуцкий, Ходаровский, Богомолов, Петерс.

При их появлении у коменданта все встали по стойке смирно. Николай стоял в распахнутой шинели, под которой виднелась гимнастерка, не перехваченная ремнем. Петерс оглядел помещение и тех, кто в нем находился, достал из кармана носовой платок, вытер мокрое лицо и потом руки. Ходаровский снял запотевшие очки и, близоруко щурясь, протирал стекла пальцами.

— Товарищ Полномочный представитель... — начал Мирюшев. Петерс досадливо отмахнулся от него, сказал:

— Отставить!.. Докладывайте непосредственному командиру! — И стремительно прошел к столу, молча выслушал рапорт Мирюшева.

— Арест Ушарова отменяю, — произнес Ходаровский. — Вернуть начальнику разведотдела документы, оружие и ремень. — И, уже обращаясь к Петерсу, произнес устало и как-то по-домашнему буднично: — Ну что с ним прикажете делать? Ох, Мирюшев-Мирюшев! Сам, значит, решил, сам арестовал, сам в Ташкент решил ехать... Все — сам! Один! — Помолчал секунду-другую, как бы раздумывая, что же все-таки делать с этим Мирюшевым.

Павел Богомолов молча вышел из комендатуры, прошел в кабинет начальника вокзала к телефону, покрутил ручку:

— Алло! Алло! Штаб фронта... Штаб?! Это Богомолов... Мою квартиру... Мария Михайловна! Все в порядке. Минут через пять он сам позвонит... Ну, вот плакать-то и ни к чему...

— Возьмите документы и пистолет, товарищ Ушаров, — разрешил Петерс. Богомолов приблизился к нему и что-то тихо сказал. Петерс выслушал, наклонив тяжелую голову к левому плечу, улыбка едва тронула его тонкие губы, он кивнул головой: — Можно. — И обращаясь к Ушарову, оправлявшему гимнастерку под ремнем, сказал:

— Пройдите с Богомоловым к начальнику станции.

— Располагайтесь, товарищи. Нам придется здесь задержаться, — предложил Петерс, проводив взглядом Богомолова и Ушарова. — Положение осложнилось, как видите... Садитесь, товарищи, — предложил он четверым работникам особого отдела. — Вы нам понадобитесь... А его, — Петерс кивнул на Мирюшева, — в крепость... Уведите... Распорядитесь, товарищ Ходаровский...

— Кто участвовал в допросе Ильбигиева Камчибека? — спросил Петерс, когда Мирюшева увели.

— Разрешите доложить, товарищ полномочный представитель? — вскочил с места Петренко. — В допросе участвовали Мирюшев, Петренко, то есть я самый, и двое работников особого отдела — Фомичев и Демидович.

— Так... Фомичев и Демидович... При них допрашиваемый назвал фамилию Ушарова?

— Так точно. Мы все рты разинули от удивления. Но это было точно так...

— Больше никто не присутствовал? — уточнил Петерс.

— Никак нет.

— Куда поместили Ильбигиева?

— В гарнизонную тюрьму.

— Надо распорядиться, чтобы Фомичева и Демидовича изолировали на два дня... Да, на два! — распорядился Петерс. — Камчибека Ильбигиева и тех, кто с ним находится в одной камере, не перемещать в другие камеры, не освобождать из-под стражи до моего распоряжения. Это сделать следует немедленно, товарищ Ходаровский. Вы, товарищи, — Петерс встал, подошел к работникам особого отдела, — вы не взыщите, но я должен и вас изолировать от кого бы то ни было на двое суток. Так надо!.. Это не арест. Поймите меня правильно. Повторяю — это мера предосторожности, не больше.

Вернулись Ушаров и Богомолов, сели на скамью у двери.

— Всех, причастных в какой-то мере к аресту Ушарова, мы на время изолируем для того, чтобы об этом факте никто не узнал. В том числе и коменданта, и начальника вокзала. — Петерс позвал взглядом Ушарова и тот встал, приблизился к столу. — Ну, успокоили жену?.. Теперь пройдем в кабинет начальника станции, расскажите о встрече с курбаши. О самом главном.

— ...Он, похоже, готов на нападение. Мне поручено узнать время отправления эшелона, какова его охрана и количество боеприпасов, — закончил Николай Александрович.

— Медлить теперь нельзя, — произнес молчавший все время Паскуцкий.

— Да, — согласился Петерс. — Пусть он нападает через сутки, завтра на рассвете... — И повернувшись к Ушарову произнес тихо и строго: — Днем вам надо быть там... Еще раз напоминаю: как только сообщите ему нужные сведения, надобность у него в вас минует... Он понимает, что вы не идейный его сообщник. Подумайте, на что вам, Николай Александрович, предстоит идти... Мы не имеем права приказывать вам... Еще раз...

— Я все понял! — Николай встал. — Я готов!

— Спасибо! Если что случится... Одним словом, знайте, что Родина не забудет вас... Ну, да чего там... Может и обойдется... — Он все время внимательно смотрел в глаза Николая. — Мы очень волнуемся за вас... Как будете добираться до ставки? Опять фаэтон?..

— Да! Опять фаэтон... Разрешите идти?

И услышав одобрительное: «Действуйте!» — четко повернулся через левое плечо, пошел к двери. Глотнув на перроне ночного воздуха, почувствовал, как неимоверно устал за последние сутки. А отдыха впереди не предвиделось. Это он понимал.

Получасом позже Николай и Павел спешились перед квартирой Богомолова. На крыльцо вышла Мария Михайловна.

— Я же вам говорил, что все будет в порядке! — весело воскликнул Павел. — Ну, зайдем ко мне, — предложил он супругам. — Чайком побалуемся...

— Да нет. Домой доберемся. — Ушаров осторожно погладил жену по щеке холодной ладонью.

Богомолов сказал Марии Михайловне:

— Всякое может с нами случиться... Вы знайте, пожалуйста, что Николай — отличнейший человек!

— Спасибо, Павел Михайлович!..