Неожиданно Карапетян спросил:

— Коля, ты мне настоящий друг?

— Настоящий!

— Поклянись на этом куске хлеба! — протянул руку с куском лепешки.

— Ну, клянусь! Хлебом клянусь. — Николай рассмеялся. — Ты тоже поклянись на этом хлебе.

— Этим хлебом клянусь! — торжественно воскликнул Ваграм, и голос его дрогнул от полноты дружеских чувств. — Мы теперь как родные братья, да?

— Да.

— Тебе можно доверять?

— Мне — можно. Мы же хлебом поклялись.

— Тогда слушай.— Карапетян посерьезнел.— Я не трепался, когда говорил, что могу подарить твоей жене манто. Могу тебя сделать очень богатым человеком. Кончится война — что делать будешь?

— Не знаю, — признался Ушаров. — Наверное, останусь в армии...

— Я не знаю, кто победит. И мне это все равно. Будут у меня деньги — все будет!

«Куда он клонит? — подумал Ушаров. — Что он все о деньгах говорит?» — И сказал, соглашаясь: — Конечно, деньги — это все!

— Вот-вот! Хочешь разбогатеть?

— Какой дурак не хочет! Да не каждый может...

— Мы с тобой не дураки. Пусть дураки за спасибо башки под пули подставляют. Я тебе помогу. Но — услуга за услугу.

— Что я должен сделать?

— О-о, пустяк! Только договоримся сразу, Коля, — играть в открытую.

— Что я должен сделать? — повторил вопрос Ушаров и подумал: «Не иначе с контрабандой дело имеет Карапетян. Откуда у него деньги?»

— Я знаю, что ты начальник разведотдела штаба. И жену твою видал вчера, — он засмеялся. — Я ее сразу узнал! Первой красавицей еще в гимназии славилась. Такую жену содержать — туркбонами[17] не обойдешься.

Чайханщик унес ляган с остатками плова. На дастархане появились персики, виноград, кок-чай.

— Давай, говори о деле, — попросил Николай.

— Так, вот, о деле... Начальник разведотдела фронта очень многое может... Верно?

— Допустим...

Карапетян доверительно склонился к Ушарову, положил руку на его плечо:

— Достань патронов, Коля! Расплачусь не туркбонами. — И чтобы как-то сгладить необычность просьбы, дать приятелю время придти в себя, пропел дурачась:

Карие с поволокой глаза его при этом испытующе впились в лицо Ушарова, весь он напрягся, готовый к любой неожиданности.

«Патроны! Зачем ему патроны? Раз так щедро собирается платить, значит ему много патронов требуется. Но кому? Для контрабандистов? Быть может», — размышлял Ушаров. Но просьба высказана. Надо отвечать...

— Чудак, напугал ты меня! Сколько тебе надо, каких? К пистолету? При чем же деньги?! Мы же друзья, Ваграм?

— Я — торговый человек. Зачем коммерсанту оружие и патроны? Чтобы торговать! Есть щедрый покупатель. Я — посредник. На маленьких процентах.

Карапетян знал, что прежде чем ответить, Ушаров захочет узнать, кому нужны боеприпасы. Так и есть.

— Кому нужны патроны? — спросил Ушаров.

Секунду-другую молчал Карапетян. Медлил с ответом умышленно, чтобы произвести большой эффект:

— Курширмату!..

«Курширмату?! Что же, плохи, видать, дела у главнокомандующего святого воинства, если он хочет покупать патроны у Красной Армии!» — подумал Ушаров. Он-то знал лучше других, что на границе были задержаны караваны с оружием и боеприпасами. Этим объясняется и то, что даже крупные банды басмачей не принимают боя, рассеиваются по окрестным кишлакам.

— Ты пришел ко мне по заданию Курширмата? — спросил Ушаров.

— Заказ я получил. А к тебе пришел потому, что ты мой друг. Лучше ты хорошо заработаешь, чем кто другой. Верно ведь говорю? Ведь верно?

— Ты хочешь, чтобы я стал предателем? Чтобы я изменил делу, за которое пролил свою кровь? — тихо спросил Николай, сдерживаясь, чтобы не броситься на «друга». — Ты не боишься, что я тебя арестую, Карапетян?

— Зачем ты меня арестуешь? — Я — маленький человек. Ты пойди Курширмата арестуй! А-а-а, чего молчишь? Ты говоришь «дело, за которое пролил кровь». А зачем пролил? Скажи! Чтобы жить хорошо, да? А я тебе хочу помочь жить хорошо, не рискуя жизнью, не проливая драгоценную кровь. Я бы мог к другому обратиться. А я пришел к тебе.

Солнце опускалось за горизонт. В тесной комнате стало сумрачно. Предупредительный чайханщик подвесил к проволоке, спускавшейся с низкого потолка, керосиновую лампу, спросил:

— Чего угодно еще красному командиру?

— Может еще по маленькой? — предложил Ваграм.

— Потом... Задал ты мне задачу, Ваграм... Ну, допустим, я могу достать немного патронов. Тысячу-другую разве? А риск какой?

— За риск и плата!

— Дай подумаю...

«Соглашаться или нет? К чему это может привести! Отказаться — упустить возможность проникнуть к Курширмату. Но и согласиться надо не сразу. Чтобы не заподозрил подвоха.» — размышлял Ушаров.

— Я ведь не дурак. И знаю, чем все пахнет, — сказал он, задумчиво катая мякиш лепешки. — Сделай тебе доброе дело, ты меня свяжешь по рукам и ногам, будешь шантажировать.

— Я?! — искренне возмутился Карапетян. — Хлебом клянусь!..

— Не ты, так Курширмат. За одним заказом другой, третий... Потом не патроны, а оперативные планы потребует. Не сносить мне головы.

— Вай! Затем такие мысли! Курширмат не дурак, он не захочет тебя разоблачить. Тебя продаст — кто согласится на него работать, а?

— Пожалуй, ты прав. — И, будто окончательно решившись, воскликнул бодро: — Была не была! Двум смертям не бывать, а одной не миновать!

— Узнаю друга! — оживился Карапетян. — Твои слова — верные слова! Но не будем о смерти думать. Жить будем! Пить будем! Эй, чайханщик! Жарь еще шашлык! До утра гуляем! Джон Грей за все заплатит!..

— Чем Курширмат платит? — спросил Ушаров.

— Чем хочешь. Золото, драгоценности... Он озолотит тебя, не рядясь.

— Все-таки боязно. Не дай бог влипну. Надо все обдумать, взвесить, — произнес Ушаров, решивший, что прежде, чем дать окончательное согласие, надо сообщить обо всем командованию и Петерсу.

— Чего долго думать? Ну, ладно, думай, только быстро. Завтра ответ дашь?

— Завтра? Конечно! У Офицерского собрания встретимся. Ну, я пойду. Маша волноваться будет.

— Проводить? — спросил Карапетян.

— Проводи...

— Ладно, иди один. Еще напорюсь на разъезд — тебе лишние хлопоты.

Они вышли из помещения. Ноги у обоих затекли от долгого сидения на полу. Ваграм обнял Николая, сказал дремавшему у самовара чайханщику:

— Урунбай! Сейчас вернусь — рассчитаюсь.

— Зачем беспокоитесь. Потом рассчитаетесь. Заходите чаще...

Ушаров быстро шел темными, безмолвными улицами, держась ближе к деревьям, выстроившимся вдоль тротуара. На углу оглянулся. В кромешной темноте едва белели стволы тополей. Постоял минуту-другую. Прислушался. Тихо. И опять только его шаги гулко раздались в притихшем настороженном городе, видевшем тревожные сны. Тревожную тишину его берегли орудия и пулеметы крепости, от которой веером расходились широкие, удобные для сквозного прострела улицы.

Ушаров шел и думал: «Как обставить «добычу» патронов так, чтобы Курширмату стало известно, что это не безопасное для него, Ушарова, занятие? А Карапетян — хорош друг. Сволочь продажная!.. Маша, наверное, уже спит. А может ждет к позднему ужину. Ох, Маша, Маша. Интересное и рискованное дело подвертывается, похоже. Как же сделать так, чтобы вышло оно Курширмату боком?!»

Через день после встречи курширматовского посланца Карапетяна с начальником разведотдела Ферганского фронта Ушаровым нашу кавалерийскую бригаду подняли по тревоге. Надо было спешить на помощь кара-киргизскому отряду Сулеймана Кучукова, сражавшемуся с басмачами на подступах к кишлаку Кара-Сакал, граничившему с песками Десяти дервишей.