— Пусть возвращается. Этот и один справится. Если Курширмат успеет, пусть пришлет замену к утру.

— К утру? Наверное, успеет, — согласился Ваграм.

Значит, Курширмат где-то поблизости. Где же он?

— Садитесь, поговорим, — пригласил Ушаров молодого. — Хорошо запомни все, что я тебе скажу. От этого зависит твоя и моя жизнь и успех завтрашнего дела.

— Начальник говорит по-узбекски, как узбек?! — удивился басмач. — Ты жил среди нас?

— Да. А теперь слушай и запоминай...

...И главное не волноваться. Запомни: ты — красноармеец Пятого Кавалерийского полка. Приехал из Самарканда. Я буду рядом с тобой, когда станешь получать патроны. Из города их вывезу сам. Вот с ним, — Ушаров кивнул на Карапетяна.

— Спасибо, начальник!.. Я все запомнил.

— Да, надо ему оружие! Где взять трехлинейку, наган? Не подумали, ведь он должен быть вооружен!

— Есть винтовка, — сказал Карапетян. Он откинул ковер, висевший на стене, и из скрытой ниши извлек оружие.

— По дороге завернем на базар. Голову побрить надо, — предупредил Ушаров.

Они вышли вместе. Несколько поодаль следовал за ними Карапетян. Чайханщик проводил всех троих внимательным взглядом и вернулся к самовару.

Парикмахеры располагались под деревьями вдоль арыка, прямо на улице, примыкавшей к базару. На полочках, подвешенных к деревьям, лежали бритвы с широкими лезвиями. У ног стояли кумганы с водой. Спутник Николая сел на табурет, зажал винтовку между ног. Парикмахер полил на его голову из кумгана, потер волосы обмылком и долго массировал кожу на голове ловкими пальцами, потом еще раз слил на голову. Ушаров много раз видел, как орудуют кустарными бритвами уличные брадобреи, и всякий раз восхищался их профессиональной ловкостью. Считалось большим шиком отвести руку с острой сталью подальше и срезать мокрые волосы почти наотмашь, не порезав при этом клиента. Прошло несколько минут. Голова «красноармейца» освободилась от волос, стала кругла и отливала синевой.

— Пошли, спешить надо, — приказал Николай. — Иди в крепость. Я — следом.

Они миновали мост через Маргилан-сай, несколько чайхан и лагманных, безлюдных в этот час, потом закрытые магазинчики и кинотеатр «Эра», свернули влево. В конце улицы виднелась стена крепости и один из фортов. В амбразуру его было выдвинуто дуло пушки. Крепость и город строили с таким расчетом, чтобы с фортов насквозь простреливалась каждая из улиц. Цитадель много лет держала город под прицелом. Между крепостью и жилыми домами лежал большой пустырь. Здесь Ушаров догнал красноармейца и пошел рядом. Тот, явно робея, замедлил шаг.

— Смелее! — подбодрил Ушаров.

— Вот красноармейца привел. Первый раз здесь. За патронами, — объяснил он часовому. Тот козырнул, пропустил Ушарова, которого знал хорошо, хотел проверить документы у его спутника.

— Я уже проверял, — успокоил постового Николай. — Все в порядке! — И, взяв красноармейца под локоть, показал: — Вон, видишь здание? Впрочем пойдем, провожу до склада, а то запутаешься...

— Спасибо, начальник! — обрадовался басмач.

Через полчаса басмач предъявил пропуск и вышел за ворота крепости. На плече он нес цинковые коробки с патронами. Через минуту вышел из крепости Ушаров.

Они пошли рядом. Навстречу попадались пешие и конные командиры и бойцы. Все они здоровались с Ушаровым и были равнодушны к его спутнику. На ближайшем перекрестке сзади к ним пристроился Карапетян.

На мосту Ушаров сказал басмачу:

— Иди в чайхану. Переоденься и уходи из города. Доложи, что патроны привезу завтра утром.

— Спасибо, начальник! Очень страшно было! Вой-бой!

Ушаров и Карапетян сидели с вечера в чайхане Урунбая. В три часа ночи Николай отпил глоток холодного чая, сказал:

— Проверь, Ваграм, пистолет. Берегом сая пойдем, на улицах на патруль можно нарваться. Если даже меня среди ночи с патронами задержат — не выкручусь... Ну, с богом, как говорится! Пошли.

Через несколько минут два силуэта метнулись у моста через дорогу и скрылись на низком берегу. Шаги и тихие голоса заглушал неумолчный гул потока, перекатывавшего гальку. Патроны они разделили поровну и пересыпали в хурджуны.

Осторожно, почти ползком, перебрались через одну улицу, потом другую. Ушаров своим поведением окончательно запугал трусоватого спутника; заслышав даже собачий лай, он моментально укрывался за валунами и ждал минуту-другую... Примерно через час миновали городскую черту и стали еще осторожнее: к реке спускалось несколько дорог, здесь можно было напороться на патруль.

Уже далеко за городом Ушаров предложил залечь в траве и дождаться рассвета.

— Скоро Яр-Мазар. Там нас ждут, — запротестовал Карапетян. — Уже близко!.. От моих «джимми» ни черта не осталось! Одни дыры...

— Новые купишь! Молись, чтобы из самого решета не сделали.

— Ты, Коля, при случае похвали меня Курширмату. Ладно? Это мне очень важно, дорогой!

— А как иначе! Нам друг за друга надо стоять! На хлебе поклялись!..

— Я для тебя тоже чего-нибудь сделаю...

— Уже сделал! — откликнулся Николай. — Втравил в историю, чую, головы не сносить...

Они отдыхали, голова к голове, на хурджунах с патронами. В лица им заглядывали огромные азиатские звезды. Сай шумел в трех шагах, навевая дремоту. На перекатах белели гребни бурунов.

— Пошли, — сказал Карапетян.

За Скобелевым, на «ничейной» земле, он чувствовал себя увереннее. Они поднялись, взвалили на плечи поклажу. И двинулись дальше.

Рассвело. Они выбрались на дорогу. Около Яр-Мазара встретили нескольких бедно одетых дехкан на ишаках. У каждого на луке седла лежал кетмень.

Карапетян подошел к одному из них, о чем-то заговорил вполголоса. Дехканин живо соскочил с ишака, бросил на дорогу кетмень и, перепрыгнув через арык, поросший камышом, побежал полем.

— Они такие же дехкане, Николай, как и мы с тобой, — сказал Карапетян. — Это передовой разъезд Курширмата... Придется немного подождать.

Вскоре из зарослей камыша появился джигит на коне с карабином через плечо. Не спешившись, подал руку Николаю, сказал по-русски:

— Пошли!

Они сошли с небольшой дороги на тропинку. На дальнем краю поля под деревьями их ждали всадники и две оседланные лошади. Ушаров и Карапетян вскочили в седла. Немного отъехали и вскоре увидели несколько взводов курширматовских джигитов. Они были в халатах и тюбетейках, с патронташами у поясов и с винтовками.

— Раз, два, три!.. Раз, два, три! — разносился четкий голос. Высокий тенор затянул на ломаном русском языке:

Марширующие басмачи подхватили припев:

Николай круто осадил коня, спешился возле басмаческого командира, скомандовавшего: «Вольно, покурить!»

Еще издали человек этот показался Николаю знакомым.

«Да это Половцев! Есаул бывшего Оренбургского казачьего войска!»

Половцев присел у арычка, жестом пригласил Николая отдохнуть с дороги. Проводники и Карапетян устроились несколько поодаль.

Они молча сидели на корточках, разделяемые лишь узеньким арычком, — один грузный, неопрятный: белый чесучевый китель на Половцеве застиран и плохо выглажен, лицо — небритое и отечное от пьянок, второй — подтянутый, ладный, в хорошо отутюженных галифе и гимнастерке, лаковых сапогах, только разве чуть смущенный необычностью обстановки, в которую попал.

Они с нескрываемым любопытством разглядывали один другого — два ровесника, два человека, разделенные незримым барьером в октябрьскую грозу.

«Разобьем Курширмата, кому ты еще будешь служить?» — размышлял Ушаров. Он сполоснул руки в холодной воде и встал, чтобы достать из кармана носовой платок — чистый, хранящий след утюга. Он вытер мокрые ладони и небрежно сунул смятый платок в карман, испытывая мальчишеское чувство превосходства над человеком, у которого, возможно, давно перевелись носовые платки и свежее белье.