Но Гарри был взаправду.

Поверьте мне, я знаю. Несколько лет и несколько сотен ночных кошмаров спустя – знаю.

Он был настоящий.

Господи! Я уже начала думать о нем в прошедшем времени.

– Кто здесь сержант Мёрфи? – позвал один из сотрудников лаборатории. Дрезден был почти один из нас, из отдела спецрасследований. Мы подергали за все доступные ниточки, чтобы заполучить на борт команду профессиональных судмедэкспертов. – Извините, сержант Мёрфи.

Я обернулась к технику-криминалисту. Он был симпатичный, в таком не вполне взрослом, кукольном стиле. Бейджик, прицепленный к лацкану, сообщал, что его фамилия Джарвис. Выглядел он взволнованным.

– Я Мёрфи, – откликнулась я.

– Эм, ну да. – Он сглотнул и огляделся по сторонам. – Не знаю, как бы вам это сказать, но… мой босс предупреждал, что я не должен с вами общаться. Сказал, что вы временно отстранены от дел.

Я спокойно посмотрела на него. Ростом он был не выше среднего, но все же на восемь с половиной дюймов превосходил меня. И до сих пор обладал тем изяществом гончей, которое кому-то из двадцатилеток удается сохранить с тинейджерского возраста. Я улыбнулась ему и попыталась успокоить его.

– Поняла, – кивнула я. – Я никому не скажу, если только вы сами не скажете.

Он нервно облизнул губы.

– Джарвис, пожалуйста, – попросила я. И указала на пятно крови на внешней стенке каюты старого потрепанного катерочка, надпись на котором гласила, что это «Жучок-плавунец». – Он мой друг.

Я не сказала «был» – не вслух. Такие вещи никогда не говорят, пока не нашли останки. Это непрофессионально.

Джарвис выдохнул и огляделся по сторонам с таким видом, будто его сейчас стошнит.

– Брызги крови наводят на мысль, что этот человек получил пулю куда-то в верхнюю часть торса. Проверить невозможно, но… – он сглотнул, – кровь брызнула со страшной силой. Возможно, пуля повредила артерию.

– А может быть, и нет, – сказала я.

Он был слишком молод, чтобы заметить, как я хватаюсь за соломинку.

– А может быть, и нет, – согласился он. – Крови на борту недостаточно, чтобы назвать это убийством, но мы полагаем, что большая ее часть… Пулю мы не нашли. Она прошила жертву навылет и пробила обе стенки… э-э-э… катера. Вероятно, она в озере.

Я неопределенно хмыкнула. Это то, что я усвоила за пятнадцать лет работы в правоохранительных органах. Мужчинам удалось создать запутанный и абсолютно непонятный язык, состоящий из односложных звуков и случайных частей слов, – при этом сами они явно слишком тупы, чтобы осознать этот факт. Может, они и правда с Марса. За долгое время я сумела выучить несколько марсианских фраз, и одной из них – весьма полезной – было хмыканье с оттенком ворчания, что означало: «Подтверждаю, что слышала, что вы сказали; продолжайте, пожалуйста».

– Характер пятен на палубе и поручнях свидетельствует о том, что жертва рухнула за борт, в воду, – продолжил Джарвис приглушенным голосом. – Команда подводников уже выехала, но…

Я воспользовалась марсианской фразой, означавшей: «Можете не продолжать; я знаю, о чем вы говорите». Для всякого, не обладающего Y-хромосомой, она прозвучала бы в точности так же, как и первое хмыканье, но на самом деле они различались.

Озеро Мичиган ревниво, оно надежно охраняет своих мертвецов. Большая глубина в сочетании с низкой температурой воды круглый год означает, что трупы, разлагаясь, не имеют тенденции производить большого количества газов. Вследствие этого они частенько не всплывают на поверхность, как показывают во всех этих полицейских шоу по кабельным каналам. Они тихонько лежат на дне. Никто не знает, сколько несчастных душ обрели вечный покой в безмолвном холоде мичиганских глубин.

– Прошло не так много времени, – сказала я. – Даже если он упал сзади, в открытые воды, он не мог уйти глубоко.

– Да, мэм, – кивнул Джарвис. – Э-э… Если вы меня извините…

Я кивнула ему и засунула руки в карманы плаща. Надвигалась ночь, но особого значения это не имело – вода в озере и в самые ясные дни не бывает кристально прозрачной. Днем или ночью, водолазам все равно придется пользоваться фонарями, пусть мы даже находимся не более чем в пятидесяти ярдах от берега, на яхтенном причале «Жучка-плавунца». Это существенно ограничивает область водного пространства, которую они могут осматривать в отдельно взятый момент времени. Холод наложит ограничение на длительность погружения. Гидролокатор может оказаться полезным, а может – и нет. Слишком близко к Чикаго, дно озера завалено чем ни попадя. Им понадобится удача, чтобы поймать нужный радарный сигнал и отыскать его.

Если даже он там и есть, он пробыл в толще воды уже несколько часов, а ветер постоянно усиливается, баламутя поверхность озера. У трупа Гарри было достаточно времени, чтобы опуститься на дно и начать дрейфовать.

Наверное, команда подводников и не рассчитывала его найти. Они старались, но…

Проклятие!

Я пристально смотрела на удлиняющиеся тени, пытаясь испарить свои слезы одной силой воли.

– Я… мне очень жаль, сержант, – сказал Джарвис.

Я ответила марсианским: «Спасибо за беспокойство, но в данный момент мне надо побыть одной». Это легкая фраза. Я просто смотрела прямо перед собой, ни слова не говоря, и в следующую секунду Джарвис, кивнув, побрел прочь продолжать свою работу.

Немного погодя рядом со мной оказался Столлингс, свой бейджик он нацепил на пальто так, чтобы каждый мог видеть. После того как меня понизили до сержанта, Столлингс сменил меня на посту главы отдела специальных расследований, неофициальной команды по борьбе с чикагскими монстрами. Мы имели дело с паранормальными явлениями, в которые никто не поверил бы, а потому не говорили правды о том, чем занимаемся, чтобы все в точности соответствовало отчетам.

Столлингс – высокий костлявый мужчина, с возрастом ставший по-домашнему основательным и неторопливым; волосы у него на затылке уже начинают редеть. Он носит усы – как у детектива Магнума из сериала. Почти семь лет я была его шефом. У нас сохранились хорошие отношения. Он никогда не воспринимал меня как подчиненную – скорее как консультанта, который в любой момент снова может стать начальником.

Ребята из судмедэкспертизы опечатывали специальной лентой все двери на суденышке; они набрали кучу образцов и наснимали столько фотографий, что хватило бы обклеить все Управление полиции вместо обоев. Столлингс нарушил молчание, лишь когда они закончили.

– Привет, – сказал он.

– Привет.

Он выдохнул через нос и сообщил:

– Проверки больниц дали полный пшик.

Я поморщилась. Еще бы они не дали пшик. Когда Гарри ранен, больница – последнее место, где он предпочел бы оказаться. Он чувствовал себя там чересчур уязвимым – и еще беспокоился, потому что в присутствии чародея летят к черту все приборы, а из-за этого могут получить травмы и даже погибнуть больные, зависящие от технологий жизнеобеспечения, или пострадают какие-нибудь невинные свидетели.

Но на катере слишком много крови. Если его ранили так тяжело, сам он не смог бы никуда добраться. А если бы его еще раньше кто-то нашел, то в любом случае должен был вызвать неотложку.

И кровавый след вел в озеро.

Я покачала головой. Мне не хотелось этому верить, но обратить факты в вымысел невозможно, сколько бы доводов «против» вы ни умудрились притянуть.

Столлингс вздохнул еще раз:

– Ты временно отстранена от дел, Мёрфи. А здесь место преступления.

– Не раньше, чем мы убедимся, что преступление действительно было совершено, – заявила я. – Мы не можем быть абсолютно уверены, что кто-то был ранен или убит. На данный момент мы видим здесь лишь бардак.

– Черт подери, – сказал он устало, – ты гражданское лицо, Кэррин. Убирайся отсюда к чертовой матери. Пока кто-нибудь не стукнул Рудольфу и сюда не явились парни из внутренних расследований и не упекли твою задницу в каталажку.

– В любой другой день я подумала бы, что ты говоришь дело, – сказала я.

– Что ты там думаешь, меня не заботит, – возразил он. – Меня заботит, что ты делаешь. А то, что ты собираешься сделать немедленно, – это развернуться кругом, подойти к своей машине, сесть в нее, поехать домой и хорошенько выспаться. Видок у тебя – как после сотни миль тяжелой дороги. Через самый что ни на есть ад.