– Кроме шуток, – сказал я. – Просто спросил.
– Ты уже знаешь все, что может потребоваться.
Я проигнорировал ее слова и крывшийся в них намек. Хороший частный сыщик – в первую очередь профессиональный задаватель вопросов. Если продолжать спрашивать, в конце концов получишь какой-нибудь ответ.
– В пабе были перебои с электричеством. Эта тварь использует магию?
– Иначе, чем ты, – сказала Гард.
Видите? Ответ. Неясный, но ответ. Я не сдавался:
– А как?
– Отпрыски Гренделя сильны. Быстры. И могут искривлять сознание тех, кто находится рядом с ними.
– Искривлять как?
– Могут заставить людей не замечать их или почти не замечать. Иногда маскируются. Так они подбираются к жертве. Иногда вызывают неполадки в работе технических устройств.
– Укрывающая магия энергетических вуалей, – сказал я. – Иллюзия. Был там, сделал то-то. – Я задумался. – Мак сказал, что произошло два сбоя. Это существо могло по какой-то причине захотеть украсть бочонок с пивного фестиваля?
Гард бросила на меня пронзительный взгляд:
– Бочонок?
– Из-за него так расстроились те придурки в переулке, – объяснил я. – Кто-то стащил их бочонок.
Гард процедила слово, которое наверняка не пропустила бы цензура скандинавского ток-шоу.
– Что за напиток? – осведомилась она.
– А? – остроумно переспросил я.
– Что за спиртное было в том бочонке?
– Откуда, черт возьми, мне знать? – удивился я. – Я его даже не видел.
– Проклятие!
– Но… – Я задумчиво почесал нос. – На табличке с его стола была нарисована маленькая пчела-викинг, а называлось оно «Кайф Каина».
– Пчела. – Ее глаза заблестели. – Ты уверен?
– Ага.
Она снова выругалась. И добавила:
– Медовуха.
Я моргнул:
– Эта штука похитила бочонок медовухи и девушку? Последнюю в качестве… орешков или другой закуси?
– Он не собирается есть ее, – ответила Гард. – Медовуха нужна для того же, для чего и девушка.
Я подождал, пока она разовьет мысль. Тщетно.
– Желание продолжать игру стремительно тает, – сообщил я, – но все же спрошу: зачем понадобилась девушка?
– Для деторождения.
– Спасибо. Теперь все ясно, – сказал я. – Тварь решила, что на трезвую голову девушка не справится.
– Нет, – отрезала Гард.
– А, ну да, ведь мы имеем дело не с человеком. Это тварь не справится.
– Нет, – еще суровей сказала Гард.
– Понимаю. Значит, просто для настроения, – сказал я. – Может, заодно прихватили с собой и расслабляющую музыку?
– Дрезден! – прорычала Гард.
– Ведь ка-а-аждому из нас кто-то ну-у-у-жен подчас, – пропел я. Весьма посредственно.
Гард остановилась как вкопанная и посмотрела на меня, ее бледно-голубые глаза пылали ледяной яростью, голос стал хриплым:
– Но не от каждого рождается отпрыск, который прогрызает путь из чрева своей матери, убивая ее при этом.
Вот, еще один ответ. Правда, слишком жесткий, на мой вкус.
Я перестал петь и почувствовал себя равнодушным ублюдком.
– Они одиночки, – продолжила Гард ужасным в своем спокойствии голосом. – Обычно они похищают жертву, насилуют, разрывают на куски и поедают. Этот задумал нечто иное. Какие-то компоненты медовухи придают отпрыскам Гренделя способность к размножению. Он собирается оплодотворить ее. Создать себе подобного.
Тут меня осенило.
– Так вот кто приклеивает инструкцию к противозачаточным таблеткам! Тот, кто прежде никогда ими не пользовался!
– Она девственница, – подтвердила Гард. – Для размножения гренделенышам нужны девственницы.
– Большая редкость в наши дни, – заметил я.
Гард горько рассмеялась:
– Поверь мне, Дрезден, подростки не меняются. Гормоны, любопытство и полная неосведомленность о последствиях своих поступков. Девственницы всегда были редкостью. И в Викторианскую эпоху, и в эпоху Возрождения, и в Средневековье. Но даже встречайся они в наше время в десять раз реже, чем тогда, все равно сейчас на земле намного больше девственниц, чем когда бы то ни было за всю мировую историю. – Она покачала головой. – Людей стало так много.
Некоторое время мы шли молча.
– Интересное наблюдение, – наконец заметил я. – Ты говоришь обо всех этих эпохах так, словно сама была им свидетелем. Думаешь, я поверю, что тебе больше тысячи лет?
– По-твоему, это невозможно? – парировала она.
Что тут скажешь? На свете много бессмертных – или почти бессмертных – сверхъестественных созданий. Даже смертные чародеи могут прожить три-четыре столетия. С другой стороны, нечасто встретишь бессмертного, который – по моим чародейским ощущениям – кажется настолько смертным.
Секунду я смотрел на нее, затем сказал:
– Если так, то ты неплохо сохранилась. Я бы дал тебе около тридцати.
Ее зубы блеснули в тусклом свете.
– Полагаю, вежливее было бы сказать двадцать девять.
– Мы с вежливостью никогда не были хорошими друзьями.
Гард кивнула:
– Это мне в тебе и нравится. Ты говоришь то, что думаешь. И действуешь без колебаний. Сейчас это большая редкость.
Некоторое время я тихо шел по следу, пока Мыш не остановился. В его груди родился почти неслышный звук. Я поднял руку. Гард замерла.
Опустившись на колени рядом с псом, я прошептал:
– В чем дело, парень?
Мыш напряженно смотрел вперед, его нос подергивался. Затем он сделал несколько неуверенных шагов и тронул лапой пол возле стены.
Держа в руке светящийся амулет, я последовал за ним. На мокром камне лежали пряди седой шерсти. Прикусив губу, я поднял амулет, чтобы осмотреть стену. На ней виднелись длинные царапины – не шире ногтя, но глубокие. Настолько, что дна не разглядеть.
Гард присоединилась ко мне и встала за моим плечом. Ее духи – что-то цветочное, я их не узнал – добавляли приятную нотку к ароматам извести и плесени.
– Это сделано чем-то острым, – пробормотала она.
– Верно, – кивнул я, собирая шерсть. – Достань свой топор.
Она подчинилась. Я поднес шерсть к краю лезвия. Волоски от прикосновения к металлу съежились и почернели. Запахло паленым.
– Замечательно. – Я вздохнул.
Гард приподняла бровь:
– Фэйри?
Я кивнул:
– Малки, почти наверняка.
– Малки?
– Зимние фэйри, – пояснил я. – Кошки. Размером примерно с рысь.
– Сталь с ними справится, – отозвалась Гард, энергично поднимаясь.
– Конечно, – согласился я. – Полдюжины малков для тебя не проблема.
Она кивнула и, держа топор наготове, повернулась, чтобы двинуться дальше.
– Поэтому они ходят стаями по двадцать штук, – добавил я через несколько шагов.
Гард остановилась и сердито посмотрела на меня.
– Это называется обмен информацией, – сказал я и махнул рукой на стену. – Это территориальные метки местной стаи. Малки сильнее обычных животных, они быстры и могут становиться почти невидимыми, а их когти острее и тверже хирургической стали. Однажды я видел, как малк разорвал в клочки алюминиевую бейсбольную биту. В довершение всего они разумны. Умнее некоторых знакомых мне людей.
– Лед и пламя! – тихо выругалась Гард. – Ты с ними справишься?
– Они не любят огня, – ответил я. – Однако в замкнутых пространствах я тоже его недолюбливаю.
Гард кивнула.
– С ними можно договориться? – спросила она. – Заплатить за проход?
– Они держат слово, как и все фэйри, – ответил я. – Если сможешь заставить их дать его. Но представь, как кошки любят поохотиться, даже когда не голодны. Вспомни, как они играют с жертвой. А потом собери этот милый киллерский инстинкт со всех чикагских кошек – и его как раз хватит на одного малка. Кошки по сравнению с малками – что мы по сравнению с Ганнибалом Лектером.
– Значит, договориться не удастся.
Я покачал головой:
– Не думаю, что мы сможем предложить им что-то более желанное, чем наши крики и мясо.
Нахмурившись, Гард кивнула:
– Значит, нужно проскочить незамеченными.
– Хорошая мысль, – кивнул я. – Однако у этих тварей кошачье восприятие. Возможно, мне удастся помешать им увидеть или услышать нас – но не то и другое одновременно. И они в любом случае нас учуют.