Сжимаю кулак.

— Пойдем к костру, — размеренно произносит Туман.

Я подхватываю мокрую одежду и возвращаюсь в тупик. В пещерах восход солнца не виден, но я буквально чувствую момент, когда Забвение услышит меня, и, продав воспоминания за покой, без опаски засыпаю.

Нежась в непривычном тепле, я даже не хочу открывать глаза, но приходится. Я укрыта одеялом Тумана поверх моего, костер горит с новой силой. Куртка сушится на наскоро сделанной распорке, как и остальные промокшие вчера вещи. Сапсан, в очередной раз оставленный присматривать за мной, натачивает трофейное оружие.

— Дождь еще идет, — произносит он, стоит мне заворочаться. — Тропы совсем размыло.

— Привал затягивается?

— Вернутся, расскажут. Слушай… Жрица, — он немного спотыкается на моем прозвище. — Бог приходил к тебе в Парсоне. Так всегда происходит?

— Нет. У них разные пути, могут говорить через сны, могут являться в миру, но в большинстве своем появляются, только если позвать.

— И попросить можно что угодно?

— Все, за что сможешь заплатить.

— Как они определяют цену?

Я пожимаю плечами:

— Своими дарами. Боги — это самые простые эмоции: любовь, ненависть, радость, скорбь; самые простые вещи, делающие нас людьми: память, желание, страх.

— А Хаас?

Я смотрю в огонь:

— Хаас не Бог, Сапсан. Хаас означает Волк на их языке.

— Они говорят на другом языке? — Он будто не слышит того, что сказано. Не хочет.

Я киваю и, поднимаясь на ноги, выхожу в основной туннель, чтобы посмотреть, что натворила погода за ночь. Дороги ужасны и, как только закончится дождь, станут не проходимыми из-за льда. Все четыре лошади стоят при входе в штольню, глядя на них, я еще больше уверяюсь в мысли, что мы застряли.

Когда возвращаются Туман с Рутилом, они полны оптимизма:

— Мы поднялись чуть выше и нашли удачный перевал, на карте он обозначен как Лаз Проныры, похоже на ущелье, но, я думаю, по сути — это разлом в горе, — Туман оттряхивает мокрые волосы, мотая головой как пес. Капли испаряются, стоит им долететь до костра. — Может, был обвал в шахтах или что еще, но дорога вполне ничего, человек пройдет без труда. Лошадям будет тяжелее, но их тоже можно провести. Так что следующим днем, как прекратится дождь… — он не заканчивает предложение и обводит всех взглядом. Туман молча спрашивает, готовы ли мы приступить к последнему этапу дороги — оказаться на территорию ниад.

Я — нет.

— Стоит обсудить, берем ли мы лошадей? — Рутил ворошит палки в костре острием топора. — Ну, то есть всем вместе, — добавляет он, и мне становится очевидно, что со мной и Сапсаном по-прежнему не считаются. Предполагая, что вопрос с лошадьми на самом деле уже решен, я даже не задумываюсь. Кони быстрые, но шумные, возьмем их и сможем двигаться шустрее, но на звуки придут ниады. И плохо, и хорошо.

Пока остальные обсуждают, как идти дальше, и просто ждут окончания бури, я пытаюсь сосредоточиться на своих клятвах и возможности сохранить их. Уже несколько дней я нахожусь в раздумьях и все еще не понимаю, что мне делать с «земля была прежде всего». Первыми были камни, огромные глыбы, они глушат что угодно, сквозь них не проходит ничего, мольбы не пробьются.

Если перекрытия штольни не выдержат и выход завалит, Древние Боги не отзовутся, гора станет могилой, отделяющей от нас от мира.

И все же подсказка верная, в сделках не бывает лжи. Блуждая по туннелям, оставляя повсюду светящиеся метки, я пытаюсь найти ответ в камнях.

«Эй», — тихо зовет робкий голос, вторгаясь в мысли внезапно.

«Эй», — отвечаю я девушке из Парсона и слабо улыбаюсь.

«У меня, кажется, получается. И голова больше не болит».

«Я рада».

«Ты правда за мной вернешься?» — спрашивает она, и мне слышится надежда, скрещенная с отчаянным одиночеством. Нас мало, мы тянемся друг к другу, словно давно потерянная семья, ища в этом успокоение, а нас продолжают разделять. Мое сердце сжимается от жалости. Мне было непросто, но у меня есть девочки и Кала. Как жить, если нет никого?

«Правда».

«Тогда я обязательно тебя дождусь».

Моя рука останавливается на выпирающем куске породы. Это обещание, этого нельзя допустить.

«Очень скоро я уйду далеко и не смогу тебя услышать. Дай мне только три месяца, и, если я не приду и ни разу не отвечу, иди одна».

«Мое имя Мирана, я живу на третьей улице в доме с зеленой крышей», — она вручает мне свое имя и путь к ней как ключ. Опрометчиво и доверчиво.

«Лучше уезжай оттуда. Дождись меня в другом городе».

Ответа я не получаю. Мирана только учится говорить, связь обрывочна, или гора мешает нам говорить.

Вновь возвращаясь к камням, я снимаю перчатки и, присев, загребаю горсть мерзлой глины. Ничего тут нет. Только грязь.

Нагулявшись, по своим меткам нахожу обратную дорогу и сажусь у костра. Хаасы, успевшие все обсудить, встречают меня молчанием, и только Туман с любопытством смотрит на грязные руки.

В середине следующего дня мы покидаем штольню и доходим до Лаза Проныры. Туман оказывается прав, я тоже вижу разлом в горе. Две лошади наотрез отказываются идти по тропе, двух оставшихся тащить в тихие земли нет смысла. Хаасы готовы к этому, без лишних движений они разбирают сумки, пару самых легких отдают мне, и Рутил замахивается, чтобы снова прирезать животных.

— Пусть уйдут! — Я пытаюсь помешать. — Просто отпустим…

— В лесу полно хищников, и им нечего есть, — произносит Туман. — Ты не спасаешь их. Если они вернутся в Парсон, ты поставишь под угрозу нас. Быстрая смерть — это облегчение.

— Это жестоко.

— Просто не смотри.

Я смотрю, как Рутил твердой рукой одну за другой убивает лошадей. Я не прячусь, слишком поздно пытаться сохранить мою наивность. Если бы здесь стояла Верба, ей стоило бы закрыть глаза и уши. Но у меня должно быть черствое, холодное, полумертвое сердце. Мне нельзя быть чуткой или милосердной.

Ниады не знают жалости.

Боги не знают жалости.

Ардар, хаасов палач, парсонцы не знают.

И мне нельзя.

На тропу Лаза Проныры я ступаю первой, сейчас нет нужды сверяться с картой. Мне не хочется говорить ни с кем из них, но Сапсан, поравнявшись, заводит мирную беседу, совсем как в начале пути. Он спрашивает о Богах, и я даже воодушевляюсь, с его помощью, возможно, получится понять, что означает «земля была раньше всего».

— Веды прежних людей говорили, что планета возникла при взрыве. Сначала появился один камень, и внутри него — породы и недра, а потом сквозь горы вырывался огонь, и земля дрожала везде, как сейчас на Востоке. И… — Сапсан заминается, чешет лоб. — Там может рождаться новый Бог?

Я качаю головой, а потом пожимаю плечами, никто не знает, как появились Древние и Великие Боги. Я цепляюсь за брошенное им «земля дрожала» и начинаю думать не о камнях, а о том, что вся планета до глубочайших разломов едина. Реки, горы, трещины создают видимость границ, но, по сути, земля есть даже под слоем воды, а значит, везде. Если мама имела именно это в виду, откуда ей было знать? И откуда знает Сапсан?

— Я читал много книг прежних людей. До встречи с тобой я собирался быть ведом, — отвечая на мой вопрос, он говорит неуверенно, сомневаясь в себе.

До встречи со мной он не был уверен в существовании Богов. Он и в поход отправился, только чтобы вылечить землю племени ведовским способом. Сапсан пошел за знаниями.

— А теперь? — Проскальзывая меж двух глыб, я поправляю сумки на плечах и оборачиваюсь к нему.

— Теперь не знаю, — говорит он с очень серьезным лицом. — Может, лесорубом или пахарем.

— Становись ведом, Сапсан. Боги не могут предрешить всего. — Я улыбаюсь ему, потому что завтра нас может не стать, и мне хочется, чтобы он сохранил мечту. — По крайней мере, я в это верю, — добавляю тише, больше про себя, чем вслух, снова сосредотачиваясь на тропе.

Значит, земля дрожала. Я провела сотни ночей, лежа на спине и смотря в небо, слушая ветер, но ни разу мне не пришло в голову обратить внимание на почву под собой. Когда на закате мы разбиваем лагерь, я снова отхожу чуть в сторону, как бывало раньше, но в этот раз звезды меня не занимают. Я кладу ладонь без перчатки на почву, а после подбираю камень и бросаю далеко в сторону. Дрожь от его падения легкая, почти неуловимая, но есть. Ветер не может донести моих слов Ардару, может быть, получится так. Может, если я попытаюсь поддерживать связь с помощью земли, будет проще и действеннее.