Рутил смотрит с укором, но мне безразлично. Я среди них чужая, они никто для меня. Даже Сапсан. Даже Верба, оставленная далеко позади. Им ведь тоже безразлично.

— Ты была у палача? — спрашивает Сапсан.

— А тебя не было на суде? — удивляюсь я в ответ. Полагала, там собралось все племя, посмотреть на живого демона и послушать знатную историю.

Сапсан пьет залпом. Туман не отводит взгляда и больше не усмехается.

Ты не ранишь меня, Волк. Я не позволю пробраться внутрь, чтобы ты мог кольнуть больнее.

Надежды Рутила на спокойный ужин тают на глазах, но за собой вины я не чувствую. В конце концов, очень редко причиной перепалки становятся мои слова. Как и завершением. Последнее слово чаще всего остается за Туманом, но не в этот раз.

Выждав еще немного, я ухожу умыться. В комнате отгороженной толстыми стенами и хорошей дверью, — несколько отдельных помещений для иллюзии уединения. Запах, стоящий в воздухе, режет глаза, и я стараюсь не задерживаться. Плескаю на лицо немного холодной воды, чтобы смыть остатки испуга, злости и взбодриться. Сытный ужин и тепло расслабляют. Я протираю рукавом зеркало и смотрю на себя. В глазах усталость и ненависть, ничего иного у меня внутри нет. Легкие следы от давно заживших ссадин палача по всему лицу постепенно мельчают и исчезают, но память останется со мной. Пусть так. Сапсан в этом не виноват, как и Рутил, срываться на них нечестно. И ненависти к ним у меня нет. Я храню ее для другого человека.

Возвращаясь к столу, обнаруживаю, что мой стул занят. Я не вздрагиваю от присутствия незнакомого человека, я спокойна и сдержана, мгновение слабости пережито и забыто. Без лишних слов подтягиваю стул от соседнего стола и сажусь рядом с Рутилом. Я должна знать, какой дорогой двигаться дальше, даже если решать не мне.

Мужчина с пренебрежением оглядывает меня с ног до головы. Наверняка он считает себя важным, умудренным, заметно, что не привык к такому, скорее, он ждет, когда я стушуюсь и спрячусь за кем-нибудь из хаасов. Есть ли здесь у женщин право быть наравне с мужчиной или нет, я не сдвинусь с места.

— Говори. — Туману не нравится, когда на меня смотрят так пристально.

— В горы сейчас опасно идти. — Мужчина на мгновение отвлекается и снова возвращает свой взгляд ко мне. — Сегодня будет дождь. Землю размоет. Температура упадет, появится наледь. Вы там убьетесь.

— Нет перевалов?

— Я про них и говорю. Или ты надеешься забраться на пик с ней? — Мужчина кивает головой, продолжая смотреть на меня.

— Ага, — легкомысленно соглашается Туман, все еще надеясь перетянуть внимание, но мне уже понятно — мужчина не станет его слушать. Бегло взглянув на Рутила, как бы между прочим обвожу взглядом остальных:

— Именно мне очень нужно перебраться за горы.

— В компании трех мужчин с волчьей тенью? Там же ничего нет, зачем тебе туда? Прямо за горами начинаются Леса Смертников, а ты не смертница.

— Я и не хочу там умирать, мы собираемся отловить одного из ни… — я обрываю себя на полуслове, «ниады» выдадут меня, но вспомнить, как называют их здесь, на Юге, не выходит.

— Архизверей, — подхватывает Туман, догадавшись к чему я веду. Хвала Богам.

— Бесполезное занятие, — отмахивается мужчина. — Архизверя не приручить. Они свирепы и беспощадны. Многие парсонцы пытались, и все остались там. Нет ни праха, ни могил. Архизвери съедают все, не брезгуя грязными кишками, наматывая их на торчащие зубы. Они быстрые, сильные, огромные.

— Ты их видел? — спрашивает Рутил, придвинувшись чуть ближе.

— Конечно, — высокомерно произносит мужчина. — У меня хватило мозгов не заходить на их территорию, но я был любопытным малым. Это жуткие звери, от них нет спасения. Три-четыре метра в длину, клыки толщиной с руку, одним ударом лапы перебивают позвоночник взрослого мужика. Башка у них вот такого размера, — он разводит руки в стороны на метр друг от друга. — Если их челюсти сомкнутся, можешь не надеяться выжить, перемолов твои кости и мясо, они просто сплюнут куски одежды и пойдут за следующим. Ты моргнешь, а архизверь уже перекусит тебе ноги и швырнет на землю, раздробив череп.

Я смотрю перед собой. Он говорит о ниадах именно так, как я их помню. Сколько мне было, тринадцать? Девочкам точно было не больше пяти, я не хотела оставлять их одних. Ардара едва не разорвали тогда, но он стоял, закрывая меня от ниад. Никакая сила Богов не могла помочь нам, я взывала, кричала, дрожала от страха. Я боялась всего: нарушить клятву, бросить девочек, боли, крови.

Я и сейчас боюсь.

За столом не звучит ни слова, хаасы, наконец, осознают, сквозь какую угрозу придется пройти ради мифического дома, в котором прежние люди схоронили знания.

— Они, может, и выживут, — говорит мужчина. — А ты нет. — Я перевожу взгляд на него. — Архизвери берут самых слабых первыми.

Ардар знал это? Знал, что жертвует всеми своими людьми, чтобы спасти меня? Тихие земли мы покинули втроем, трое из пятнадцати. Теперь нас всего четверо, но я все еще слабее всех.

— Ты можешь указать перевалы? — Возвращаясь к истокам разговора, гоню прочь старые воспоминания.

— Что ты предложишь взамен? — Мужчина подается вперед, тянется к моим запястьям. Догадался, зараза. Я готова торговаться. Мне известно, как заключать сделки.

— Я могу предложить. — Туман резко накрывает мои ладони, отодвигает их в сторону от мужчины и кивков головы велит удалиться. Интерес этого человека опасен, мы оба понимаем, но, в отличие от Тумана, меня это даже не тревожит. Ниады — настоящая угроза. Разве не ясно?

Рутил подталкивает меня в спину, намекая, что лучше уйти, и я вдруг решаю последовать совету и подняться в комнату, где останусь одна и смогу подумать. Или выспаться. Или поговорить с Калой. Неважно. Просто быть не здесь, не в компании этих людей, которые все еще рассматривают меня как живой предмет для торга, и не сражаться.

В комнате уже зажжены свечи и растоплена печь. Я скидываю сапоги, забираюсь на одну из верхних кроватей и укрываюсь одеялом. С непривычки ворочаюсь, пытаясь устроиться на мягкой постели, думаю, что нужно как-то сказать Кале о тихих землях, и незаметно для себя засыпаю.

Резко открываю глаза и вижу, как Туман тянется рукой к моему лицу. Отпрянув к стене, хочу оказаться еще дальше, но не могу. В колеблющемся свете огня его глаза еще мрачнее. От него волнами исходит ярость, будто палач снова окунает меня в ведро. Шрам на ладони зудит и ноет, напоминая о себе. Туман давит животной силой, воюет со мной, подчиняет. Что я сделала? Я же спала.

— Выпей. — Он сует мне под нос бутылку с брагой. С радостью бы, но тогда Боги без труда залезут в мой разум.

— О чем договорились? — Я сажусь удобнее, не прикрываюсь одеялом, не выдаю своей уязвимости.

— Он проведет нас полпути, потом укажет направление. Ручается за безопасность перехода.

— Веришь в это?

— Нет, — качает головой Туман.

— Взамен?

— Он захочет тебя.

Так вот в чем моя вина, вот почему он зол.

— Но пока не сказал. Сговорились о плате по возвращению. Выпей. — Он оставляет бутылку на постели, проходит к печи, ворочает горящие угли, подкладывает еще. Садится на пол, смотрит перед собой. Руки сжаты в кулаки. Туман пьян, и это плохо.

— Выпей и верни бутылку, — зло говорит он. Я не собираюсь спорить, мне ни к чему лишний риск — вызывать приступ ярости или гнева. Я знаю, он сильнее. Он знает. Мы уже проверяли. Спрыгиваю с постели и протягиваю ему бутылку. Туман хватает меня за предплечье и резко дергает вниз на себя. Падая, успеваю присесть на одну ногу, чтобы с размаху не удариться лицом о его колени. Он ловит бутылку и сжимает пальцы на моей шее сзади, заставляя смотреть на него. Быстрый, зараза. Я упираюсь ладонью в лавку позади Тумана, другой ладонью хватаюсь за его руку на моей шее. Будто это хоть как-то его остановит.

Лицом к лицу. От него веет зверем. Мне больно сделать вздох. Я вспоминаю, как он держал меня, когда в воздухе витал кромул. Только теперь я вижу его глаза и мои руки не связаны. Сжимаю пальцы на его запястье, я не освобожусь, пока он сам не отпустит. Он не отпустит, он станет вторым Ардаром.