— В чем дело? — выпрямившись, спрашиваю у всех. Мне дурно, но бывало и хуже, к чему церемонии?

— Отдыхай, — отзывается Сапсан, и меня берет злость.

— Можете гулять сколько угодно, а я спешу. — отбираю у Тумана поводья, он отдает их неохотно и, вздохнув, кивает головой, забираясь на коня позади меня. Я бью пятками и хватаюсь слабыми пальцами за гриву — править-то все равно ему. Рутил с Сапсаном нагоняют быстро и, следуя друг за другом, мы скачем к городу, который спустя часа три таки появляется вдали. Порой мне кажется, что Туман придерживает меня за пояс, по крайней мере, его руки не дают мне завалиться на бок и рухнуть вниз. Я пью много воды, отчего приходится регулярно притормаживать из-за поднимающейся мути, а потом нагонять, но хаасы совсем ничего не говорят. Ожидая от них упреков в безрассудности или раздражения и не получив ни того, ни другого, я злюсь на себя еще больше. Проверяю бумагу от Иаро в кармане и слегка остываю. Нужно немного потерпеть, а потом я снова буду вольна и пойду своей дорогой, никто никому не должен, и даже поклявшийся Сапсан будет свободным.

Недалеко от ворот Туман останавливает коня и тихо говорит мне:

— Что скажешь на этот раз?

Я отмахиваюсь, не обернувшись. Ничего внутри не сжимается, предупреждая об опасности, и только страшная усталость тянет к земле. Мы, наконец, въезжаем в город.

Как и везде, на главной дороге стоят торговые лотки, и тут же встречают пройдохи, предлагающие и место для ночлега, и женщин, и кабаки, и лавки с товарами. Туман спешивается и, отдав поводья Рутилу, уходит, чтобы найти крышу и койки для каждого. Хаасы тоже спрыгивают с лошади и оглядываются по сторонам.

— Ты как? — подойдя ближе, спрашивает Рутил. Я вяло пожимаю плечами, полагаю, по мне видно.

Возвращается Туман довольно быстро.

— Есть место в гостевом доме в двух шагах отсюда. Я договорился. — Он подходит ко мне и протягивает обе руки. — Нам повезло, сегодня празднуют День первого солнца, так что заезжих много, никто не обратит внимания на тебя. Давай, не упрямься, — он устало качает головой, и я, с трудом перекинув ногу, чуть подаюсь вперед. Туман подхватывает меня и осторожно ставит на землю. Тут же хочется сесть, но я упираюсь ладонью в седло, и удается устоять. — Если дашь помочь, я тебя донесу, — предлагает он делано безразлично. — Или можем подождать, пока ты упадешь.

Я добираюсь сама и стою, притулившись к стене, пока хаасы носят вещи в комнату, где нам предстоит ночевать. Кровать ждет меня на втором этаже, и сейчас это будто на другой стороне бездны.

— Пошли, нам сегодня достанется нормальный ужин, — зовет Рутил, и я иду, потому что телу нужны силы, а после тарелки похлебки лестница не будет такой бесконечной, и мне удастся лечь спать. Хаасы выбирают стол в углу, устроившись на стуле, я тут же облокачиваюсь на стол и кладу на ладони голову. Все снова плывет перед глазами.

Боги, я ведь не нарушала заветов, за что меня так мучить?

— Можно пригласить веда, чтобы он ее осмотрел, — говорит Рутил, садясь напротив. Сапсан сидит по левую сторону от меня, Туман — по правую.

— Не поможет, — мой голос звучит тихо, особенно в общем шуме. — Нужно просто переждать, завтра должно быть легче.

— Опять что-то божественное? — догадывается Туман, склонившись ко мне, видимо, ожидая объяснений. Сапсан выручает — начинает отвечать пространными фразами, порядком путаясь. Он думает, что это сродни тому, когда я отобрала у Смерти души детей.

— Не стоит говорить об этом, если не хочешь беды, — я немного поворачиваю голову к Туману. К счастью, они понимают, что называть меня Жрицей во всеуслышание не стоит.

Кухарь кричит, что наш ужин готов, Рутил приносит тарелки и сообщает, что скоро зажгут традиционный костер и будут гуляния. Горячий суп приятно согревает горло и пустой желудок, тошнота отступает, и даже руки перестают трястись, так что я без труда могу поднести ложку ко рту. Другой еды, даже хлеба, мне не хочется. Из-за стола поднимаюсь первой, на выходе из залы встречается девушка, служащая здесь, и я прошу принести бинтов и горячей воды в комнату.

Взобравшись на второй этаж и выбрав себе одну из четырех кроватей, останавливаюсь у окна. Немного дальше отсюда, на центральной дороге, горит большой костер, вокруг веселятся люди, слышна музыка. На мгновение мне хочется разделить праздник с остальными, а потом я напоминаю себе, что они сожгут меня, если это принесет выгоду. И единственная дорога — дорога на Запад, к островам.

Я рассматриваю бумагу от Иаро, когда дверь открывается.

— Решил тебя проверить.

— Я слишком плоха, чтобы сбегать, Волк. — Медленно подхожу к нему. — До утра можешь плясать у костра и не волноваться.

— Как рана?

— Заживает.

— Я принесла бинты и воду, как вы просили, — Из-за спины Тумана появляется девушка с тазом, кувшином и тряпками. Я толкаю дверь в сторону, приглашая пройти внутрь, и смотрю на хааса. Судя по выражению лица, он не собирается возвращаться к костровым танцам, а намерен досаждать мне. Туман дожидается, пока девочка выйдет, и заходит сам. Проклятье.

— Я хочу осмотреть твою рану.

— А я хочу сахара, Волк. Что будем делать? — Меня хватает на то, чтобы сесть на кровать и опереться спиной о стену. Стоять, а тем более спорить, нет ни сил, ни желания. Нужно еще сменить бинты, и день отнюдь не был легким. Руки и ноги ноют от усталости, странно болит голова. По большому счету, все, что мне нужно — это избавиться от Тумана и, наконец, отдохнуть.

— Я уже видел твой шрам. Если ты переживаешь именно об этом.

— Вряд ли, — глубоко сомневаясь, бормочу я. Если Верба была болтлива и все рассказала мужу, то и Сапсан, и Туман уже знают историю. А Верба была болтлива…

— Тогда в чем дело? — Он скрещивает руки на груди, все-таки собираясь спорить. — Самой будет трудно. Я хочу помочь.

— Так отпусти меня, Волк, — слова сами вырываются изо рта, хоть и ненавижу просить. Он молчит, просто смотрит темными глазами, как будто услышал глупость. — Видишь, ты не мне хочешь помочь, ты хочешь убедиться, что я не умру раньше, чем выполню обещание.

Он и на это ничего не отвечает. Мне неуютно под его взглядом, наедине. Сразу возвращается ощущение связанных рук и воды в носу. Одно дело — вынужденная компания в пути, другое — угрюмые гляделки на ночь. Долго так не продлится, и мне только и нужно — не реагировать. Тогда он просто уйдет, он не останется со мной.

— У меня нет выбора, Жрица, — тихо говорит он, не двигаясь с места.

— Ложь, Волк. Выбор есть всегда. — Я не принимаю оправдания. — Не стыдись. У тебя своя семья, у меня своя. И за мою я буду бороться даже с Богами, когда потребуется.

— Когда? — уточняет он, но я больше ничего не говорю о девочках, и Туман снова спрашивает: — Ты дашь помочь тебе с перевязкой?

— Иди, развлекись у костра. Справлюсь. — Но он ждет более весомых доводов. — Я не хочу, чтобы ты меня касался, — честно и, наверное, слишком категорично заявляю ему.

— Я знаю, — соглашается Туман. — Я не стану.

И действительно, его пальцы не касаются кожи, а закончив, он выходит, чтобы выплеснуть воду, перед этим погасив масляную лампу. Я кладу голову на подушку и просыпаюсь только утром, не замечая возвращения остальных. Мне ненамного легче, но постепенно дурнота и слабость отступают, и это хороший знак. Если бы я не меняла сны за покой, Боги могли бы поведать причины наказания. Оно того не стоит. К обеду меня перестанет интересовать смысл очередной пытки, а пускать их в сны опасно даже сейчас.

Не открывая глаз, я проверяю Калу и связь с девочками, укрепляю нить ведущую к Ардару, растратив силы, и прижимаю руку к ране. Повязка сухая и чистая, Туман постарался на славу. Сегодня мы должны добраться до реки, и там вода избавит меня от дыры в боку, терпеть осталось недолго. Усилием воли поднимаюсь с постели.

На соседних кроватях спят Сапсан и Рутил, а рядом со мной лежит сверток. Разодрав бумагу, вытряхиваю на одеяло куртку и кулек сахара. Весьма мило. Приручать меня, как лошадь, и за каждый выполненный трюк кормить сладким. Тем не менее куртка будет полезна, особенно капюшон.