— Клиент всегда прав? Любопытно… — улыбнулся Гонтин. Уж ему ли не знать, как порой пренебрегают водители такси интересами пассажира, сами навязывая ему маршрут. Услышать заявление, что клиент всегда прав, от этого бравого молодца было занятно. — Допустим, что вы поступили правильно, выполняя волю пассажира. Но что же вам помешало чуть позднее, пусть даже на второй, на третий день после происшествия сделать заявление органам внутренних дел? Вы обязаны были сделать это немедленно!

— А что заявлять? Что я видел? — занервничал водитель.

— Вы же заметили две первые цифры номерного знака!

— Всего-то!

— Это немало. Вы видели людей, сидевших в машине. Женщину…

— Лиц-то я не рассмотрел! Что толку?!

— Вот не пойму, вы так наивны или просто прикидываетесь?

— Почему? — словно застигнутый врасплох, смешался шофер.

— Неужели непонятно? Совершено преступление! Вы взрослый, наверное, женатый уже человек…

— Женатый. Да. И двое детей у меня! Ну и что из этого?

— И вы не понимаете, как важны ваши показания?

— Я же вам все сказал! Что еще?

— Время… время упущено, уважаемый молодой человек. Стыдно!

— А в чем я виноват! Я не думал, что могу вам помочь! Да и к чему в милицию соваться, пока тебя не вызовут. Вот же вызвали — я сразу явился. А виноватых искать — не мое дело. Я не следователь!

— Вы свободны! — Гонтин расписался на корешке пропуска. — А вашему начальству будет сделано представление. Пусть на общем собрании дадут оценку вашему поведению.

— Странно…

— Очень.

Водитель такси изменился в лице:

— За что? Я честно работаю! Рассказал, изложил все, как было! Меня же еще на суд! Где справедливость?!

— Подпишите показания! Вот здесь.

— Ну, вы народ!… Не зря говорят, не связывайся с милицией. Всегда же сам виноват будешь…

Следователь так выразительно поглядел на «свидетеля», что тот осекся. Поспешно подписал протокол.

— Может, что еще нужно…

— Понадобитесь, вызовем. До свиданья.

Шофер вышел, подавленный, посрамленный.

Гонтин сердито глядел ему вслед. И одновременно в душе благодарил незадачливого водителя, который сообщил сейчас очень важную новость. Известны две первые цифры номерного знака. Теперь объем работы резко сократится.

Однако и при этом дел еще хватало.

Предстояли изнурительные будни проверки «Жигулей» с первым числом «17» в номерном знаке. И хотя таких машин могло быть не так уж много, надежда на быстрый успех не окрыляла следователя. Он отдавал себе отчет в том, что свидетель мог ошибиться и что с каждым днем и с каждым часом преступникам все легче было замести свои следы.

Но все же водитель такси значительно сузил круг поисков.

Помощники следователя (в основном — инспекторы дорнадзора) тщательно обследовали все подозрительные машины. О каждой, вызывающей сомнение, докладывали Гонтину. И был момент, когда казалось, что группа почти у самой цели. Один из голубых ВАЗов по всем признакам походил на разыскиваемую машину. Номерной знак начинался с числа «17». На капоте его имелось повреждение, грубо скрытое починкой в какой-то кустарной мастерской. И самым убедительным доказательством совершенного преступления было то, что владелец автомобиля давал путаные и противоречивые показания о происхождении повреждения на передней части машины.

Уже было принято решение взять под стражу хозяина голубого ВАЗа. Но на очередном допросе пожилой мужчина снова категорически стал отрицать, свою причастность к событиям 28 марта на Катартале, не желая в то же время раскрывать тайну помятого капота «Жигулей». Аркадий Ильич предположил, что за всем этим кроется какое-то иное преступление. Иначе задержанный скорее всего выдвинул бы свою убедительную версию. По многим нюансам было уже очевидно, что следствие имеет дело не с тем водителем и не с той автомашиной, которую разыскивал Гонтин. Подтвердилось это соображение и результатами специальной экспертизы. Краска, изъятая с места происшествия, и краска с автомобиля, которым сейчас занималась группа Гонтина, не были однородными. Значит, обследуемая машина не совершала наезд на супругов Смирновых в районе магазина «Шухрат».

Тем не менее следователь заинтересовался молчанием водителя насчет повреждений его ВАЗа. Нельзя было его отпускать, пока не раскроется эта тайна. Кто знает, какая драматическая история кроется за грубо сшитой крышкой капота?

— Послушайте, — в который раз вразумительно объяснял следователь сидевшему напротив лысеющему сорокапятилетнему мужчине. — Если вы не дадите четкого и правдивого ответа на вопрос, когда и при каких обстоятельствах машина получила вмятину, я вынужден буду обратиться к прокурору. Придется продлить срок вашего ареста. Эта же естественно. К сожалению, еще есть нераскрытые преступления. И мы должны знать, что к вам, Артур Михайлович, ни одно из них не имеет отношения.

Мужчина молчал, глядя на свои белые, холеные руки, словно не слышал монолога следователя, а был погружен в свои мысли, далекие от предмета их разговора.

Странное чувство испытал вдруг Гонтин. Он невольно ощутил какой-то стыд перед сидевшим с понурой головой гражданином. Само собой пришло убеждение, что этот интеллигентного вида человек, служащий солидного учреждения, не способен даже на аморальный поступок, не то что на преступление. Похоже, обстоятельства сложились так, что он не может рассказать все до конца. Нельзя его мучить допросами — явно ни в чем предосудительном, он не замешан. Однако и отпускать нельзя, пока не докопаешься, где так помяли его личный автомобиль.

— Артур Михайлович, — сочувственно произнес Гонтин. — Может быть, с этой историей связано что-то интимное… Я обещаю: эта сторона дела не будет отражена в протоколе. Поверьте, я почти не сомневаюсь, что вы ни в чем не виноваты. Очень хочу, чтобы поскорее все определилось в вашу пользу…

Подследственный поднял глаза:

— Без этого не отстанете?

— Ну, зачем так? У меня к вам нет никаких личных претензий. Но я нахожусь при исполнении… И моя задача — выяснить все, чтоб не оставалось ни вопросов, ни тем более сомнений. Такая служба.

— Хорошо… Я скажу… И поступайте, как хотите. Я устал…

Он сделал паузу, точно все еще взвешивал все «за» и «против» своего признания, затем тяжко вздохнул и поведал:

— Мой зять… Упрямый как баран! Упросил меня доверить ему руль. Я сам сидел рядом. Подстраховывал. Это было на старой Янгиюльской дороге, в районе Пятьдесят четвертого разъезда. Где-то около восьми часов вечера… И откуда взялся этот велосипедист? Пацан! Лет тринадцати. Выскочил из проулка — и на нас. Я бы, конечно, сориентировался, успел свернуть в сторону. Но Виктор растерялся… Тут ведь все решали доли секунды. Ударил мальчишку. И машину — о столб. Еще счастливо все обошлось, потому что скорость была небольшая. Я его сдерживал. Как чувствовал. Мальчишка сломал ногу. Мы, конечно, не оставили его… Повезли в больницу. Отец тоже с нами поехал. Они тут же рядом жили. Скрыли, ясно, причину травмы. Отец согласился никому не сообщать. Хотя мальчишка сам виноват, но… факт, что мы сбили его… Я упросил отца. Уплатил ему… Зять сидел за рулем… без прав… Это, конечно, было серьезное нарушение… Вот я и не решался вам рассказывать…

— Та-ак… — протянул Аркадий Ильич. — Вы можете указать и место происшествия, и дом пострадавшего?

— Разумеется…

— Ну, тогда все не так страшно… — и улыбнулся, потому что не обманулся в подследственном. За молчанием Артура Михайловича могло скрываться и значительно более тяжкое преступление. — Я вас отпущу, — решил следователь. — Ваше дело передадим в райотдел милиции. Они и решат. Но, думаю, что будет не слишком суровое наказание. Вот так.

Да, Аркадий Ильич по-своему радовался, что пожилой мужчина, владелец голубого ВАЗа, не имел отношения к наезду на супругов Смирновых, даже вопреки тому, что дело о наезде не продвинулось пока ни на шаг. И трудно было даже предсказать, когда в следствии наступит существенный прогресс.