Он взялся за трубку — ему надо было позвонить, но в это время в дверь заглянул другой боец отряда защиты революции:

— К тебе пришли, Деррыбье.

— Кто?

— Старик, которого ты отпустил утром, и с ним человек двадцать с ружьями.

— С ружьями? — Боец, беседовавший с Деррыбье, крепче сжал автомат.

— Да, хотят сдать оружие.

Деррыбье поспешил во двор. По его походке нельзя было заметить, что он очень устал.

Во дворе бойцы отряда защиты революции окружили вооруженных людей и держали их под прицелом автоматов. Чувствовалась напряженность. «Слава богу, никто не открыл огонь. Молодцы, проявили выдержку», — подумал Деррыбье.

В руках у незнакомцев, пришедших вместе со стариком, были допотопные дробовики, шомпольные ружья, итальянские и французские винтовки. Лишь некоторые были начищены и содержались в хорошем состоянии, большинство проржавели. Деррыбье вежливо поздоровался со всеми. Люди неловко переминались с ноги на ногу, им было явно не по себе. Вперед выступил старик, которого он отпустил утром.

— Сын мой, да отблагодарит тебя бог за уважение, которое ты оказываешь нам. Ты видишь, все мы согнулись под бременем возраста. Кроме воспоминаний о прошлом, у нас нет ничего. В молодости ради славы, свободы и единства нашей родины мы проливали кровь на полях сражений. Сегодня мы немощны. Но мы с радостью сознаем, что наши героические дух и доблесть перешли в кровь наших детей. Утром ты с уважением отнесся ко мне, выдал расписку об изъятии оружия и с почетом проводил меня. Я обо всем этом рассказал своим друзьям. Они тоже решили сдать припрятанное со времен войны с итальянцами оружие. Поверили, что, как и мне, им ничего плохого не сделают. Этим оружием мы защищали независимость нашей родины. Ну а теперь настал ваш черед. Не забывайте, что не всегда тот, кто называет себя другом, делает это от чистого сердца. Эфиопия всегда страдала от чужестранцев, которые выдавали себя за ее друзей. Есть такая древняя молитва: «Боже, избавь меня от врага в личине друга, а от прочих неприятелей я избавлюсь сам». На нашу страну давно многие зарятся. Чужаков соблазняют ее плодородные земли, горы и ущелья, долины и равнины. Такую прекрасную родину нужно беречь и охранять, как жену-красавицу. Сегодня вы за нее в ответе, сын мой.

Слова старика тронули сердце Деррыбье. С волнением он ответил, обращаясь ко всем сразу:

— Отцы мои, ваш поступок — доказательство преданности нашей родине и революции, свершившейся ради интересов широких масс трудящихся. Спасибо, что доверяете нам, активистам кебеле. Кебеле — это орган народной власти, в нем группируются самые преданные делу революции люди. Так, и только так, должно быть. К сожалению, еще бывают случаи, когда в наши ряды проникают враги революции. Порой им удается сосредоточить в своих руках значительную власть. Злоупотребляя доверием народа, преследуя корыстные цели, они чинят произвол в отношении невинных людей, совершают преступления. Примеры известны, вы о них знаете. Наши враги всячески раздувают подобные случаи. Цель их ясна: дискредитировать идеалы революции, а затем уничтожить ее завоевания. Мы решительно боремся за очищение кебеле от контрреволюционеров. Победа будет за подлинными борцами революции. Мы не пожалеем сил, если потребуется — жизни, чтобы восстановить полное доверие населения к активистам кебеле. Ведь все мы боремся ради одной цели — победы революции. Это время не так уж далеко. Сегодня вы сделали первый шаг к нашему светлому будущему. Я понимаю, вам было нелегко, но тем значительнее ваш поступок. Он займет достойное место в истории кебеле… Вам будут выданы расписки на сданное оружие. Не сомневаюсь, что в ближайшее время оно будет вам возвращено и вы примете активное участие в укреплении лагеря революции. Спасибо.

Деррыбье замолчал. Слушавшие его люди одобрительно зашумели. Несколько старцев подошли, чтобы пожать ему руку. Кто-то даже обнял его и со словами: «Молодец, сынок, храни тебя господь» — поцеловал в лоб.

— Деррыбье, тебя к телефону! — крикнули из помещения.

— Пускай перезвонят. Я занят.

— Девушка какая-то. Назвалась Хирут. Говорит, у нее срочное дело.

Деррыбье вздрогнул. Хирут! Неужели сама позвонила? Не может быть. Наказав товарищам, чтобы старикам выдали расписки и проводили их с почетом, он поспешил к телефону.

— Я слушаю.

— Деррыбье?

— Да, Хирут.

— Ты узнал меня?

— Да, по голосу. Твой голос я всегда узнаю.

— Тебя не дозовешься к телефону. Загордился, председатель кебеле? Между прочим, поздравляю!

— Ну что ты! Просто я страшно занят. При чем здесь «загордился»? Я твой слуга навечно.

— Лучше скажи, что ты мой брат навечно.

— Нет уж, лучше слуга. Не хочу, что мы были братом и сестрой. Ты знаешь почему.

Хирут рассмеялась:

— Если ты не потребуешь слишком большого жалованья, я, пожалуй, тебя найму.

— От тебя я никогда не потребую жалованья.

— Так ведь задаром — это эксплуатация. Ты что-то начал говорить, как Христос, — намеками, — сказала она с издевкой.

— Кому надо, тот поймет, — парировал он и вытер платком выступившую на лбу испарину.

Хирут, как бы раздумывая, продолжала:

— Я дура. Правда-правда! И все потому, что я думаю только о себе. Я не понимаю чувств других людей. Однако жизнь — удивительная штука. Она нам раскрывает глаза. Знаешь, ты мне нужен по очень важному делу.

— Разве я не сказал тебе, что я всегда к твоим услугам? У меня слово крепкое. Говори, в чем дело.

— Это не телефонный разговор. Давай встретимся.

— Когда?

— Если можешь, сейчас. Или позже. В нашем магазинчике.

— Твоя матушка утром звонила, тоже хотела срочно со мной встретиться. Но, знаешь, у меня нет ни одной свободной минуты. Мне кажется, она обиделась. Вот и сейчас мне надо идти на собрание. Ты чего замолкла, Хирут? И ты обижаешься?

— Чего мне обижаться? Я сама во всем виновата. Ладно, не буду тебя отрывать от важных и срочных дел, — разочарованно протянула она.

— Погоди, я что-нибудь придумаю. Веришь, дух перевести некогда. Правда, клянусь… Между прочим, я сам хотел бы встретиться с вами. С тобой и Тесеммой.

— Зачем мы тебе нужны?

— У меня есть к вам серьезный разговор. И с вашими родителями надо бы переговорить. Вот со временем только туго.

— А в чем дело?

Он уловил в ее голосе испуг и растерянность.

— Что с тобой? Мне показалось, у тебя изменился голос. Ты чем-то напугана?

— Тебе почудилось.

— Хорошо, встретимся вечером.

— Во сколько?

— Что-нибудь около девяти. Только не в магазинчике, а у вас дома. И тебя с Тесеммой, и ваших родителей увижу.

— Я не могу в девять… Потому что… — Она запнулась, подыскивая подходящую причину. — В общем, не могу. Да и тебе вечером не стоит ходить по улицам.

— Да что ты, опасность миновала. Прошли времена страха. Сейчас мы атакуем.

— Возможно. Но я сегодня вечером никак не могу.

— Хорошо, как только кончится собрание, я позвоню тебе.

— Лучше я сама позвоню тебе, когда будет удобно. Не затрудняй себя. Пока! — И, не давая ему возможности ответить, положила трубку.

Хирут звонила Деррыбье с конспиративной квартиры ячейки ЭНРП. Лаике и Теферра стояли рядом.

— Вы слышали, что он мне сказал? — Она повернулась к Лаике.

— Что именно? — поспешно спросил Теферра. Он заметно нервничал. Ему не терпелось уйти отсюда, выбраться из этого душного подвала, не видеть этих людей. Но уйти он не мог — Лаике не отпустил бы. А вдруг в районе облава? Уже несколько раз в лавку заглядывали вооруженные люди. К счастью, ничего подозрительного им на глаза не попалось. Выпив стакан минеральной воды, купив сигареты, они уходили. Но вести себя нужно было очень осмотрительно.

— В девять вечера он хочет увидеть меня, Тесемму, мать и отца, одним словом, всех нас вместе. Зачем?

Лаике хохотнул:

— Вероятно, наш герой собирается в присутствии стариков сделать тебе предложение.