Её дыхание само собой становится глубоким и тяжёлым. В низу живота нарастает томительная пульсация.

Щёлкают браслеты. Надиви вытягивает перед собой скованные руки.

— Вот, как ты и приказала.

Моника отводит взгляд от мужского достоинства и смотрит на его запястья. Сейчас она не может точно сказать, слышала она два щелчка браслетов или всего один.

Чушь. Он никуда не денется. Пистолет у неё в руках. Хотя Куратор приказал обязательно взять его живым, и стрелять в него нельзя, достаточно просто пригрозить.

— Пойдём, оденешься, — Моника кивает в сторону спальни. — Не вздумай чего выкинуть. Я за тобой.

Надиви поворачивается и идёт в спальню. Моника делает шаг вслед за ним, держа пистолет в вытянутой руке, и он вдруг останавливается, запнувшись об диван, а когда она собирается его поторопить, он молниеносным рывком оказывается рядом с ней, вцепляется ей одной рукой в предплечье, а другой в горло. Наручники болтаются у него на запястье, одно кольцо пустое — он только сделал вид, что застегнул его до конца.

Моника пытается вырваться, но выученные на тренировках приёмы ничего не дают — Надиви намного больше и сильнее неё. Он выкручивает ей руку, заламывает за спину и отбирает пистолет.

— Попалась, тварь. Теперь ты моя.

Едва не сломав ей запястье, он тащит Монику через комнату и толкает лицом на стол. Ствол «Вальтера» упирается ей между лопаток.

— Ты из Интерпола, да? — он тяжело дышит, видимо, разглядывая её сзади. — Красивых шлюх они себе набирают. Сейчас я их за это поблагодарю.

Он грубо задирает ей платье, оголив ягодицы. Горячая волна проносится через всё тело Моники — она вдруг предельно ясно понимает, что будет дальше.

Что он сделает. Что он будет делать с ней.

Пнув по щиколоткам, он заставляет её расставить ноги. Мгновенный треск ткани — и Моника лишается трусиков. Твёрдый конец упирается ей в нижние губы и одним движением врывается внутрь. Моника охает от мимолётной боли, а Надиви наваливается на неё, впихивая член ещё глубже, так что у неё перехватывает дыхание.

Изнасилована. Унижена. Использована как шлюха.

— Думаете, прижали меня, да? — яростно и нервно бормочет Надиви, вколачивая в неё член. — Что уже почти взяли меня? Я вам покажу, кто кого взял.

Он жёсткими толчками припечатывает Монику к столу, край столешницы впивается ей в бёдра. Он огромен, и действует очень грубо. Она сдавленно шипит, а потом начинает постанывать — сначала от боли, а потом от удовольствия.

Он безжалостен. Он её использует. Она полностью в его власти — пистолет вжимается ей в спину. И всё это так заводит.

— Заставили меня убежать, да? Унизили меня? Я вам покажу, кто кого поимел.

Он долбит её с энергией отбойного молотка. Неутомимый, грубый, опасный.

Может, это последний секс в её жизни.

При этой мысли Моника со стоном кончает. Насильник не обращает на это внимания и продолжает её сношать.

После оргазма ощущения притупляются. Моника, вся растаяв, раскидывается на столе. Надиви самодовольно смеётся.

— Какие вы все одинаковые. Сначала упираетесь, а как получите хорошего конца, так ломаетесь. И с вами что угодно можно делать.

Он вытаскивает из неё пенис и отступает.

— Раздевайся, — говорит он и добавляет: — Туфли оставь.

Моника послушно снимает платье, липнущее к мокрой от пота коже. Надиви осматривается, наставив пистолет на неё. Её всё ещё потряхивает после оргазма, но он понимает это иначе.

— Боишься, сучка? А ну легла на диван!

Она покорно ложится, раздвинув ноги, и он заваливается на неё сверху. Диван узкий, и ему неудобно, приходится держаться рукой, чтобы не упасть. Он заглядывает ей в глаза и угрожающе произносит:

— Без глупостей, тварь. Убью.

Он дотягивается до стоящего перед диваном столика, кладёт на него пистолет, освободившейся рукой направляет член ей между ног, проскальзывает в неё и снова принимается её насиловать.

Это уже не так захватывает, как там, на столе. Он хлёсткими толчками вбивает в неё пенис, и её тело отвечает ему, но ощущения смазанные, блёклые. Когда она чувствовала спиной пистолет, всё было куда острее.

Он распаляется, ускоряется, толчками бёдер вжимая её в пружинящие подушки, и через минуту весь каменеет, отстраняется, вытаскивает из неё член и со стоном кончает. Горячие брызги падают Монике на живот, летят до самой шеи. Она прикрывает ладонью лицо, не сводя глаз с Надиви, и украдкой подтягивает колено к животу.

Когда он откидывается назад, с блаженной улыбкой утирая пот, Моника сильно бьёт его ногой в лицо.

Его голова дёргается, а Моника, выскользнув из-под него, змеёй прыгает к столику, перелетает через него, схватив пистолет, и, перекатившись через плечо, вскакивает и берёт Надиви на прицел.

Он коротко и громко матерится. Потом садится нарочито вальяжно и выдавливает бледную улыбку, потирая челюсть.

— Детка, завязывай. Мы оба знаем, что ты не выстрелишь. Тебе приказали взять меня живым, и ты…

Пуля пробивает диван у него между ног, в паре сантиметров от мошонки. Надиви нелепо подскакивает.

— Ты нужен живым, но не обязательно целым, — произносит Моника. — Без яиц тоже сгодишься.

Улыбка слезает с его лица.

— Надевай наручники. На этот раз по-настоящему.

Он нехотя защёлкивает браслеты, поглядывая на Монику.

— Я тебя только что оттрахал. Изнасиловал, унизил. Тебя это что, вообще не колышет?

Она пожимает плечами, не меняясь в лице.

— Я люблю жёсткий секс.

У неё в промежности всё пульсирует — там всё ещё помнит большой крепкий член. Это триумф — она взяла подозреваемого, — и сейчас ощущение успеха мешается с лёгким унижением, а ещё с удовольствием, которое она не может отрицать.

Идеальный коктейль ощущений. Всё обернулось просто отлично.

«И туфли тоже замечательные», — думает она, глядя на распухающий подбородок Надиви.

Уже ничего не опасаясь, она поворачивается к нему спиной, берёт из сумочки телефон и пишет Куратору короткое сообщение.

«Я его взяла».

***

Меня всё ещё трясёт. Уже полчаса прошло, как меня увезли из поместья Асаба, а я всё никак не могу успокоиться. Машина уже уехала, а я всё стою на тротуаре и дрожу, как в лихорадке.

Кое-как взяв себя в руки, достаю телефон. Едва не выронив, пишу Куратору.

«Асаб согласился».

После этого меня выворачивает прямо на тротуар.

***

Куратор глядит на сообщение от Лиссы. Потом на сообщение от Моники. Ему хватает пяти секунд, чтобы принять решение.

Он отправляет досье Джебхуза Надиви в корзину. От него останется только копия в недрах архивов Агентства. Может, кто-нибудь когда-нибудь разыщет её там и прочтёт. Но для самого Надиви это уже ничего не изменит.

«Ферзём тебе всё же не стать, Надиви», — думает Куратор, набирая сообщение Монике.

***

«Планы изменились. Надиви больше не нужен».

Моника читает на дисплее сообщение от Куратора и закрывает мессенджер.

Несколько секунд она думает, глядя на Надиви и похлопывая себя пистолетом по голому бедру. Он сидит перед ней за столом — обнажённый, со скованными руками и бледной улыбочкой на физиономии. Моника кладёт перед ним телефон и включает запись видео.

— Говори всё, что знаешь об Асабе. Смотри в камеру.

— Как скажешь, дорогая.

Он всё ещё пытается строить из себя мачо, и это смешно и жалко одновременно. Уставившись в смартфон, он начинает говорить.

— Его называют Габриэль Асаб. Думаю, это не настоящее имя. Он появился в Ревалии лет десять назад, или вроде того. Торговал оружием. Убил своего босса и занял его место. Его поддержали потому, что боялись. Он садист. Таких зверей, как он, я в жизни не видел. Нет, правда, он больной на голову. Может вежливо поговорить с человеком о погоде, а потом своими руками содрать с него кожу. Очень любит всё делать сам. А если его что-то злит, он может схватить кого угодно и превратить в фарш. Особенно если человек беззащитный. Например, женщина.