Мораториумы после нашего возвращения остановили. Прятаться стало не от кого, временные лаги затрудняют доступ к Дороге, ну и неудобно, когда ты отправился куда-то, вернулся, а выросшие дети тебя не узнают. Так что все собрались на годовщину точно в назначенный день, его мы и стали потом называть День Основателя.

«Основателями» нас поименовал один из Хранителей, не потрудившись объяснить, что именно мы «основали», когда и как. Но в какой-то момент оказалось, что нас так называет весь Мультиверсум, хотя никто не может сказать, почему. Даже Олег с его энциклопедической начитанностью не сумел найти концов. «Основатели» — это, мол, трое каких-то перцев, типа Демиургов, что-то такое натворивших во тьме веков. Надо полагать, что-то основавших, раз их так называли. Но причем тут мы, и откуда пошла манера нас так называть — до сих пор непонятно. Никаких особых преференций это нам не принесло, даже торговаться на рынке не помогает. Разве что наши с Алькой книжки неплохо расходятся. Многие думают, что приключения там взаправду — но нет, я всё выдумал. Единственная честная книга у меня — история Коммуны, которую я всё-таки дописал. Но именно она никому и не интересна — Коммуны больше нет, плевать все хотели на её историю. Единственный читатель — Ольга — сказала: «Тут многого нет, но это и к лучшему». То ли одобрила, то ли обругала.

Дирижабль завис, остановил моторы, выпустил трап. Ну вот, гости прибывают, скоро пора будет на стол накрывать. Первыми выскочили юнги — Маша и Лёша, дочь Зелёного и сын Ивана. Парочка шустрых, как электровеники, подростков, за которыми глаз да глаз.

— Здрасьте, дядя Артём! С праздничком! А тётя Меланта приехала? А Еньку привезла?

— Привет, молодёжь. В доме они. Не терзайте Еньку, оно от вас отвыкло, поди.

Когда-то они катались на нашем домашнем йети верхом, теперь крупноваты стали, но всё равно каждый раз ловят и тискают любимого лохматика. Умчались внутрь.

А вот и Иван с Зелёным — тащат ящик с бутылками. Обязательный номер праздничной программы — дегустация напитков, произведённых Иваном из разнообразных ингредиентов. Напитки неизменно дивно хороши.

— Здаров, Навигатор, — поставили ящик на дорожку, пожали руки.

— Не засиделся ты тут? — спросил Зелёный. — Не тянет посмотреть сверху на срез-другой?

— Всё может быть, — не стал отпираться я, — глянешь там, что я накопал, есть интересные варианты. Может, и слетаю с вами.

— Сергей! — Настя подбежала, радостно обняла его.

Я иногда даже ревную — она очень тепло к Зелёному относится, и уж всяко более откровенна, чем со мной. Ольга говорит, это нормально, отец, мол, не для того нужен, чтобы девичьи проблемы ему вываливать. А Зелёный ей друг, хоть и старший.

— Привет, красотка, — подхватил он её с земли так, что она весело заболтала ногами в воздухе. — Все хорошеешь? Нельзя же так!

Настя выросла поразительной красавицей. Белые-белые, с оттенком в платину волосы, узкий прямой нос, высокий лоб, правильные и какие-то очень благородные черты лица, идеальная лёгкая фигура с тонкой талией. Ну и, конечно, дивной нездешней синевы глазищи. Откуда такое чудо попало некогда к работорговцам, а затем в Коммуну — неизвестно. Сколько ни болтались мы по Мультиверсуму, нигде не видели народа, к которому она могла бы подойти по фенотипу. Может, не пережил её срез коллапса, кто знает.

— И кто же сохнет по твоим синим глазам? — спрашивал Зелёный. — Есть ли счастливец, которому позволено томно воздыхать тебе вслед?

— Ну, так… Не очень всерьёз, правда, — слегка покраснела тонкой белой кожей Настя.

А мне она ни слова не сказала, кстати. Я знаю, конечно, что таскается к нашей калитке паренёк из местных, несложно догадаться, к кому, но сама — нет, ни за что. «Неважно, пап».

— Помнишь, что я тебе говорил про красоту? — серьёзно говорит ей бортмех. — Как она действует на людей?

Нет, я не подслушиваю. Просто стою неподалеку, а они не шепчутся.

— Да ладно, Сергей, — звонко смеется она, — по меркам аборигенов я уродина. Волосы белые, слишком худая и рост великоват. На меня здесь с жалостью смотрят, представляешь? Спрашивают, чем я болею, что такая худая и бледная!

Ну да, местные красотки — все черноволосые, смуглые, коротконогие и чем шире жопа — тем краше считаются.

Лена и Света вынесли термосумки с едой. Тоже наготовили всякого на праздник. А за ними спустилась и она — Ольга.

Прошло пять лет с тех пор, как мы стояли у мандалы в Первомире, и она была готова рубануть меня УИном, отстаивая свой выбор. Всерьёз или нет — не знаю до сих пор. Не спрашивал. На ней эти годы почти не сказались, несмотря на то, что Вещества больше нет. Ну, может быть, она перестала казаться юной и стала выглядеть просто молодой. Всё так же прекрасна, а я всё так же не знаю, кто она мне, и кто я ей.

— Мама, мам! — бежит Ванюшка.

Не добежав, останавливается, осторожно и медленно подходит. Несмело обнимает. Соскучился и одновременно чуть дичится. Редко видятся, успевает отвыкнуть.

— Здравствуй, сынок, — прижимает его к себе рыжая.

Между нами не было разговора: «Выходи за меня! — Я согласна!». «Не согласна» тоже не было. Мы не расписывались, не венчались, не носим колец. Но у меня со всеми жёнами та же ситуация. Ольгу все считают одной из них. Что считает сама Ольга? Без понятия.

Она прожила тут год, пока кормила Ваньку, а потом просто оставила его мне и Алистелии. Теперь появляется раз или два в месяц, на пару дней.

Алька, золотая женщина, молча уступает ей нашу спальню, но то же самое она делает для Меланты и Таиры. Мы с ними привыкли быть семьёй, пусть даже такой нелепой, и как-то по-разному, но, наверное, любим друг друга. Ольга держится подчёркнуто отдельно.

— Привет, дорогой, — целует в щеку, — как Ванька?

— Как видишь, — потрепал я рыжую голову сына, — растёт. Умнеет. Научился читать. Неплохо рисует. Скучает по тебе.

— Уже читает? Какой молодец!

— По слогам и не очень уверенно, но быстро учится.

«Скучает» она проигнорировала. Ну что же, я так себе отец, Ольга вообще никакая мать, но родителей не выбирают. Зато у него есть брат и сёстры, есть Алистелия, которая любит всех детей одинаково. Надеюсь, вырастет не более травмированным, чем среднестатистический пацан. Люди ко всему приспосабливаются.

— Покажешь мне свои рисунки?

Ванька робко кивает, и они уходят в дом.

А вот и молодожёны, Василиса и Матти. Поженились месяц назад, свадьбу праздновали на дирижабле, я был. Неплохой паренек, урождённый глойти из странноватой бродячей общины, мы спасли его несколько лет назад во время одной экспедиции19. При знакомстве он Василису чуть не застрелил — вот что значит «любовь с первого взгляда». Нашли потом друг друга, и всё завертелось.

После свадьбы они умотали на медовый месяц куда-то по Дороге, Иван переживал страшно. Вернулись, значит.

— Привет, молодые! — поприветствовал я их. — Ещё не готовы увеличить население Мультиверсума?

Матти покраснел и смутился, а Василиса рассмеялась.

— Успеется! У нас пока слишком много планов.

— Ой, подумаешь! Одно другому не помеха. Рожайте, подкидывайте нам, все так делают! Одним больше, мы и не заметим… Меланта, когда ей надо куда-нибудь уехать, оставляет нам своих пачками, не считая. Даже не проверяет потом, всех ли вернули. Мне иногда кажется, что парочка потерялась, одичала и живёт где-то в саду, воруя еду из кошачьей миски. Там ночами кто-то всё время шуршит в кустах.

— Мы подумаем над этим! — сказала Василиса, а Матти покраснел ещё больше.

Они тоже собрались уйти в дом, но я остановил.

— Погоди, Вась, там твои поклонники идут.