— Как тебе сказать… С одной стороны, теория была верной. Тут был кристалл.

— Был? — испуганно спросила она.

— Ага, — кивнул я, рассматривая механизм изнутри, — но вынимался он не так. Надо было, во-первых, опустить вот этот стопор, во-вторых, выдвигать вместе с ёмкостью сюда, влево-вниз, видишь?

— Вижу… — упавшим голосом сказала Василиса.

— А теперь там только пыль. Сжатое в нём время выдавило обратно. Я даже представить себе не могу, какая бездна энергии освободилась разом. Это, я не знаю… Как взрыв сверхновой, наверное.

— И куда она ушла? — заинтересовался Иван.

— А я знаю? — повторил я. — Но кристалла у нас больше нет. Если собрать эту штуку обратно, запустить и подождать лет тыщу, наверное, вырастет новый. Но это не точно.

— Мы попали, — констатировал капитан.

— Простите меня, простите, — плакала девушка.

— Плюнь, Васильиванна, с каждым могло случиться, — великодушно сказал я.

На самом деле не факт, что я сам бы не дёрнул за эту штуку секундой позднее. Она, правда, напрашивалась быть дёрнутой.

— Что случилось? — к нам бежит от дирижабля Настя.

Лицо её совершенно потерянное, бледное и изумлённое, а ещё — с ним что-то не так, и я не могу понять, что именно.

— Ну, мы тут, в общем… — сбивчиво начал пояснять Иван.

— …Плюшками балуемся, — закончил его мысль я. — А что такое?

— Я больше не чувствую Мультиверсум! — дрожащим голосом сказала она. — Как будто его нет. Хуже — как будто его никогда и не было! Ни его, ни Первомира, ни Дороги, ни маяков, ни реперов… Ничего!

— Настя, — тихо сказала Василиса, — твои глаза!

— Что «мои глаза»?

— Они голубые. Или всё же зелёные?

Девушка повернулась, и я понял — из её глаз ушла пронзительная кобальтовая синева. Теперь они цвета холодного морского льда, перелив голубого в зелёный.

— Это куда же нас закинуло? — почесал седеющую голову Иван.

— Спроси лучше «когда», — начал догадываться я. — Мы только что пульнули куда-то несколько тысяч лет. Или пульнули на несколько тысяч лет себя? Знаешь, Настя, а ты, может быть, права. Может, и не было никогда никакого Мультиверсума. Может, он только будет. Вот с этого места и начнётся…

— А как же мы? — спросила Василиса.

— А что «мы»? Мы уже свою роль сыграли, господа «Основатели».

— Юш, Конг, Инженер! — закричала звонким весёлым голоском рыжая Герда. — Айда наш старый дом смотреть! Погнали! Наперегонки, ну! — И сорвалась сразу, пока остальные тупят. Ох, хитра, полукайлитка, так и крутит пацанами!

— Вон, дети вырастут, и это будет их история, — сказал я, задумчиво глядя им вслед.

Снилось, что я стою за пулемётом на стене Рыжего Замка, и идут мантисы, и Борух орёт на меня: «Стреляй, стреляй, Артём!», и Ольга рядом, оскалившись, зло щурится в прицел… Всё как было, только во сне пулемёт никак не хочет стрелять, а когда начинает, то пули не летят, а вываливаются из ствола, падая рядом. И мантисы накатывают, накатывают волной, и я оборачиваюсь — а во дворе тоже они, и бежать с этой стены некуда, и пулемёт ни на что не годен…

Мне в последнее время часто снится что-то такое. Когда кругом враги и бежать некуда. Наверное, потому что и правда — некуда.

Разбудил меня зуммер телефонного вибросигнала — с тех пор, как в Коммуне моими стараниями подняли сотовую связь, от неё нет спасения. «Борух» — обозначилось на экранчике кнопочного защищённого аппарата. Три часа ночи, хороших новостей не будет.

— Поднимай свой детский сад, — не тратя время на условности, типа «привет» или «извини, что разбудил», сказал усталый голос в трубке, — отведи детей в Убежище и бегом в штаб.

— Опять? — только и спросил я.

— Да. Прорыв, и серьёзный. Сирену дадим минут через десять, у тебя фора, поспеши. Сам понимаешь…

Я всё понимаю. Но как же мне это не нравится!

Ольги нет, она опять не пришла ночевать, осталась в штабе. Мне бы тоже ночевать там, но дети… Вышел в коридор, тихо стукнул в соседнюю дверь. Алистелия открыла сразу, в фиалковых глазах печаль и тревога.

— Я услышала, муж мой. Уже поднимаю детей.

— Давай, скоро дадут сирену, будет очередь на вход, а мне потом надо в штаб.

— Я могу сама, муж мой…

— Нет, я помогу. Вместе быстрее.

— Да, муж мой…

Как меня вымораживает это её «мужмойканье». Глаза в пол и даже по имени не назовёт никогда. А ведь хорошая тётка, умница, красавица, характер золотой, но… Как будто забором отгораживается этим «мужмоем». Мне бы больше времени, больше сил, больше внимания ей… Ей и детям. Херовый я муж и отец бесполезный.

Герда капризничает и отказывается вставать, вцепившись в одеяло. Вилора печально, совсем по-матерински вздыхая, уже натягивает гольфы, с сонных глаз перекрутив пятку на носок. Конграт, отличник начальной военной подготовки, оделся по полной форме за сорок пять секунд, забыв проснуться, и теперь стоит по стойке смирно, но без единой мысли на лице. А рыжий Ванюшка, по малолетству ещё не ходящий в школу, только лупает голубыми глазами, сидя в постели.

— Пап? А где мама? — спросил он.

— В штабе. Подъём, детишки, всем подъём, тревога.

— Прорыв? — моментально проснулся от слова «тревога» Конграт.

— Прорыв, — подтвердил я. — Детям в Убежище.

— Есть в Убежище! — ответил он и решительно потащил из-под одеяла младшего брата.

— Но Конг… — запротестовал тот вяло.

— Бегом, Юш! Тревога! Ротаапаадъём! — и уже подаёт ему штаны и майку.

«Юшем» Ваньку, нашего с Ольгой рыжего сына, прозвали младшие дети в детском саду. «Ванюша — Юш». Так и прилипло. Ольга, как первый раз услышала, аж с лица сбледнула, и до сих пор иногда дёргается. Что-то у неё с этим связано, но я не спрашиваю. Она назвала сына Ванькой в память о первом муже, погибшем в начале Катастрофы, и мне лучше в эти давние травмы не лезть. Юш и Юш, я привык, уже и сам его так зову.

Алистелия нежно и ловко извлекла из-под одеяла брыкающуюся рыжую Герду, я помог Вилоре поправить гольфы и натянуть платье, и, когда взвыла тревожным зудящим стоном сирена, мы уже спускались по лестнице. У гермодвери Убежища были первыми. Осунувшиеся от бессонной ночи дежурные записали детей в журнал.

Сразу вслед за нами спустилась жена Зелёного — Лена, ведущая за руку сына, Тимоху.

— Инженер! — обрадовался ему Конграт. — Привет!

Тот только кивнул молча. Неразговорчивый пацан, вечно возится со своими конструкторами, сооружая из них не пойми что. Его даже родители чаще зовут «Инженером», чем по имени. Однако, несмотря на несходство характеров и год разницы в возрасте, с Конгратом они большие друзья, да и Вилора с Гердой его любят. Серьёзный, но харизматичный пацан. Юш вообще в нём души не чает — Инженер периодически дарит ему самодельные игрушки. Однажды принёс удивительной конструкции самострел, из которого Ванька расстрелял всех Вилкиных кукол, после чего оружие пришлось конфисковать.

Лена поздоровалась, сдала Тимоху Алистелии и сразу убежала. Она по боевому расписанию в госпитале. Я передал Альке сумки, которые нёс сам, поцеловал на прощание в щеку и тоже побежал наверх. Навстречу мне уже спускались первые партии женщин и детей — сонные, с несчастными лицами и вещами в «тревожных чемоданчиках». Вовремя мы, спасибо Боруху за фору.

В штабе царит тревожная деловая суета, но пока без паники, хотя видно, что ситуация нешуточная. Ольга как всегда спокойна, бессонная ночь на ней никак не сказывается, всё так же хороша. Военная форма без знаков различия, никакой косметики, волосы снова стрижены рыжим коротким ежиком, в голубых глазах боевой задор и холодный расчёт разом. Вот такой я её и увидел когда-то в пустом городе, и в такую влюбился.