Самое неприятное тут — небо. Оно как бы есть, и его как бы нет. Что-то мутно-светящееся, бесформенное, странное, неприятных оттенков от серого до жёлтого через бурый. Выглядит настолько пакостно, что всё остальное замечаешь позже.

Серая труха под ногами. Не пыль, не песок, не мусор, а как будто гнилое дерево раскрошилось. Только это не дерево. Здесь раскрошилось вообще всё, кроме камня. Сам мир рассыпался трухой и лёг на землю рыхлым слоем, в который проваливаются ботинки. Мир, который сожрали и высрали кинговские лангольеры. Это первое впечатление, и оно как будто нахлобучивает пыльной подушкой по башке. Бац — и стоишь полуоглушённый, припорошенный каким-то заплесневелым дерьмом. Но, если приглядеться, то видны детали.

Каменная площадка, накрытая сросшейся из четырёх арок беседкой — место, где мы стоим. Единственное целое сооружение отсюда и до горизонта. Чёрный матовый камень бессмысленно неуязвим среди окружающей помойки.

Дорога — слабо, но всё же различимая под слоем трухи. Прямая, ровная, широкая. Наверное, именно она является первопроекцией той Дороги. Плоская матрица спирали, на которую нанизан Мультиверсум.

Руины. Много руин. Их как будто столетиями обдували из гигантской пескоструйки, и они совершенно потеряли первоначальную форму. Не понять, что это было. Какие-то здания. Какие? Зачем? Когда? Чёрт его знает. Да и не всё ли равно?

— Нам, наверное, туда? — сказал я, показав на дорогу, и поразился странному глухому звучанию своего голоса.

Как будто он вязнет в здешнем сухом, пахнущем пылью воздухе.

— Я думаю…, — Артём осёкся, тоже шокированный неприятным звуком, но справился и продолжил, — я думаю, да.

— И как далеко?

— Неизвестно. Ты сам читал инструкцию.

Да уж, писулька от Хранителя, называющего себя Инженером, несмотря на все усилия Алистелии, осталась крайне туманным документом. Больше всего внимания в нём уделено многословному пафосному разъяснению значимости выбора, который мы должны сделать в конце пути, а не тому, как мы, чёрт побери, вообще туда доберёмся. Ох уж эти мне мистические откровения… Элементарная карта местности пригодилась бы сейчас куда больше.

— Я надеялся, что ты, как м-оператор, как-то почуешь конечную точку. Может, там репер, например…

— Я ничего не чувствую здесь, — разочаровал меня Артём, — вообще ничего. Как оглох. Обычно есть какое-то фоновое ощущение, а здесь… Мёртвое всё.

— Хватит болтать, — зло сказала Ольга. — Пошли. Я не знаю, насколько хватит акков в этой древней штуке.

Она постучала кулаком по нагрудной пластине костюма.

И мы пошли. Вперёд, стараясь держаться середины дороги, перемешивая ботинками покрывающую её чёрную труху. Идти оказалось неожиданно трудно — как будто воздух плотнее или гравитация больше. Почти пустые рюкзаки давят на плечи, как полные, ноги передвигаются с чуть большим, чем обычно, усилием, как в воде. Гадкое какое место.

Однажды я провалился на Дорогу без защитных резонаторов, и чуть было не помер от шока — казалось, что меня окунуло в жидкий азот. Сейчас я ощущаю лишь умеренный дискомфорт — и тепло от браслетов на руках. Мне не холодно, мне тяжко и неприятно, как бывает при резких переменах погоды. Но отчего-то кажется, что браслеты лучше не снимать.

Выдохлись мы на удивление быстро, пройдя всего несколько километров. Я решил посмотреть, на сколько нас хватило — но наручные часы стоят. Как вовремя, чёрт побери.

— Давайте передохнём, — первым сдался Артём. — Тяжко тут как-то.

Мы уселись прямо посередине дороги, плюхнувшись задницами в серую труху. Я достал плитку шоколада и бутылку с водой. У шоколада вкус опилок, а вода как будто дистиллированная. Какое мерзкое место.

— Тьфу, дрянь какая, — сказала Ольга, скривившись, но дожевала свой ореховый батончик.

— Газ из воды вышел, — пожаловался Артём, встряхнув бутылку.

Мы посидели несколько минут, собираясь с силами, встали и пошли дальше. Я ничуть не отдохнул, остальные, судя по их виду, тоже, но лучше тут не рассиживаться.

— Кажется, я видел движение, — озабоченно сказал Артём, когда мы прошли ещё сколько-то.

Адекватно оценить пройденное расстояние не получается, вокруг всё одинаково-унылое, лежащее в одинаково глобальных руинах. Облизанные огрызки стен, пеньки столбов, фрагменты каких-то ржавых в кружево металлоконструкций.

— Где? — спросил я.

— Вроде бы там, — он указал в сторону руины, которая крупнее остальных. В ней даже просматривается почти целый этаж с нечёткими провалами окон, — сверху, на фоне неба что-то мелькнуло.

— Сейчас проверю, — Ольга приложила к плечу винтовку, откинула экранчик электронного прицела. — Что за чёрт?

Она озадаченно потрясла оружие, несколько раз клацнула кнопкой включения — ничего не произошло.

— Секунду… — рыжая достала из кармана мультитул и выкрутила заглушку.

— Полный… — с удивлением констатировала она, показав нам чёрный акк.

— Сломалась? — спросил неуверенно Артём.

— Странно… Они очень надёжные. Это, наверное, первый отказ без внешних причин.

Она убрала акк в карман, а винтовку повесила на плечо, достав вместо этого из поясной кобуры потёртый ТТ.

— Сходим, посмотрим?

— Зачем? — удивился я. — Не пофиг нам, кто там живёт?

— Не хочу оставлять за спиной неизвестного кого, — заупрямилась Ольга.

— Не вижу смысла. Если там кто-то и есть, то он нам точно не понравится. Сомневаюсь, что тут живёт кто-то симпатичный. Я вообще не понимаю, как тут кто-то может жить. Тут же жрать нечего.

— Кроме нас, — мрачно сказал Артём.

— А что они жрут в промежутках между визитами придурков с рекурсором?

— А чем питаются комары на болоте, пока ждут одинокого туриста?

— Не знаю, — признал я, — всегда удивлялся этому биологическому чуду. Однако, даже если там кто-то есть, а не померещилось, то пусть сидит дальше. Не вижу смысла подходить. Если ему надо, пусть сам идёт.

— Ему надо, — коротко констатировала Ольга.

— Им, — поправил её Артём.

Их оказалось трое. Три человекоподобные твари. Голая серая кожа, перекрученное тело, кажется, нет глаз… Не уверен. Я больше на зубы смотрел. Редкие, острые, длинные, торчащие вперёд зубы. Если эта мерзость и была когда-то человеком, то сейчас сходство осталось очень приблизительное. Двуногое прямоходящее.

«Щёлк», — не выстрелил ТТ Ольги.

«Щёлк», — последовал его примеру «макар» Артёма.

«Щёлк. Н-на!», — это я кинул тяжёлым никелированным «кольтом» в набегающую зубастую харю. И с перепугу даже попал. Но не впечатлил. На секунду тварь остановилась, брызнув черной кровью из разбитого рта, но тут же бросилась снова, с разбегу зацепившись за подставленную ногу и полетев кувырком. Ольга встретила своего ударом приклада, а Артём, как настоящий джыдай — красным рабочим режимом УИна. Взмах вышел неловкий и корявый, но тридцати сантиметров режущей кромки хватило — зубастик лишился руки и половины ноги. Молодец, Артём, на мымбаруках натренировался.

В целом, чудища оказались страшнее на вид, чем на деле — сильные и резкие, но довольно неуклюжие. В два УИна мы порубали их в капусту. Эх, вот так учишься-учишься из пистолета стрелять, и, только начинает чуть-чуть получаться, как оказывается, что надо было брать уроки фехтования.

— Что за чертовщина? — я разглядывал наколотый ударником капсюль не выстрелившего патрона.

Уже второго, — оттерев и перезарядив «кольт» я попробовал снова. Механизм срабатывает, выстрела нет.

Отрезал УИном пулю с гильзы, высыпал на клинок ножа порох, попробовал поджечь — не работает зажигалка. Пьезик сдох? Артём подал свою «Зиппо» — кремень не искрит, бензин как будто выдохся. Консервативная Ольга отыскала в кармане спички — не зажигаются. Чиркаешь — и даже серой не пахнет.