– О чем речь?

– О книге Гогоша. «Абгрунд». Ты должен знать.

– Бросьте, Гогош был безумцем.

– И все же?

Лунга с наиважнейшим видом призадумался.

– Если Гогош прав, то… нам всем грозит гибель.

Сказав это, Лунга побледнел, и его красивые голубые глаза заблестели. Это длилось всего секунду, затем он взял себя в руки и даже попытался улыбнуться.

– Гибель, – прошептал он, – всему живому.

14

Он умирал.

Он уже не замечал, что в него летят камни, не слышал страшных проклятий, не чувствовал кровоточащих ран. Затуманившийся взор урывками улавливал множество мелькавших перед ним ног – босых, в сандалиях, в сапогах. Пыль вихрем крутилась вокруг его слабеющего тела. Знойное солнце нещадно палило.

– Нет, нет, – хрипел он. – Неужели… неужели вы настолько слепы… настолько глупы? Настолько трусливы, глухи, равнодушны? Опомнитесь…

И он умер. Рабы отнесли его тело за город и бросили в яму – туда, куда бросали собак, котов, рабов, нищих. Завтра «безмолвные» сожгут их всех.

Его имя патриарх предал проклятию, велел стереть из всех летописей, книгу, что он написал, – сжечь, а любого, кто осмелится прочитать ее, – вешать.

А спустя месяц в город пришла Черная Смерть, и собрала она обильную жатву, и первым умер патриарх – всё, как и предсказал он.

Гогош, Великий Безумец.

Вот так живописно, можно даже сказать, живо начал своё повествование Лунга.

Остаток ночи, к счастью, миновал без приключений. Путники прошли немало – господин ученый остался доволен, – успели насобирать множество ягод, а еще яблок: одинокое дерево, попавшееся им уже на самом рассвете, оказалось как нельзя кстати.

Только вот новое убежище, по всеобщему мнению, оставляло желать лучшего: всего-навсего пещера. Вход сюда вел узкий, но, кажется, недостаточно. Пещера, конечно, находилась довольно высоко – они и сами забрались в нее с превеликим трудом, но как-то страшно было все-таки. Грогар, воспользовавшись ножом из мешка Лунги, соорудил копьё и натаскал камней.

– Будем держать оборону, – весело сказал он. – С другой стороны, если затаимся здесь, точно мыши, может, он нас и не заметит.

Все от души пожелали, чтобы так и случилось.

Лунга тем временем горел желанием рассказать дальше о Гогоше.

– Гогош, – с глубокомысленным видом рёк он, – является личностью таинственной. Признаюсь, я долгое время изучал его биографию, стараясь выяснить причины его безумств и заблуждений, так что…

Лунга умолк и, обиженно взглянув на своего господина, слушавшего его в пол-уха (Грогар гораздо больше внимания уделял уже засыпавшей Лилии), словно бы нехотя продолжил:

– …так что могу похвастать отличным знанием сего предмета. Гогош родился в семье уважаемых людей: отец был богословом, одним из толкователей святых писаний Семерых Великих Магов. Об этом свидетельствует Патр Трематулийский, являющийся, как известно, современником Гогоша, а также крупнейшим и весьма авторитетным…

– Дружочек мой ненаглядный, – перебил его Грогар. – Я вот, если честно, не в настроении. Так что смотри – если, черт возьми, будешь витийствовать, клянусь этими самыми твоими Семерыми Великими Магами, получишь по лбу! Убери-ка всяких своих Патлов и прочих. Да не вздумай ерепениться, я, видишь ли, устал и хочу насладиться тихим покойным деньком – и историйкой, что меня успокоит и убаюкает. Понял?

Лунга насупился.

– Хорошо, – буркнул он. – Итак, Гогош рос богобоязненным, подолгу изучал все… эмм… перипетии и хитросплетения нашей веры. Вникал в каждое слово, старался максимально… максимально серьезно изучить весь Пантеон.

– М-да-а, – усмехнулся Грогар. – Что правда, то правда. Это дело непростое. Скажу вам откровенно, даже сам первосвященник не знает всех богов. Да что там говорить, он и свое-то имя с трудом припоминает, ха-ха-ха!

– Ну, знаете! – начал Лунга, но Грогар поспешил извиниться:

– Ладно-ладно, пошутил. Пошутил. Элдрик, конечно, старикашка неплохой, великий муж, просвещенный ум… Но ты, дорогой мой, лучше, определенно лучше! Ты такой фанатик, что тебя впору в зверинце выставлять, как некую диковинку! Ну, во всяком случае, уж на священном престоле ты бы точно смотрелся гораздо уместнее... Ну всё, всё, шутка это, шутка! Продолжай.

И Лунга, стиснув зубы, возобновил свое повествование.

– Действительно, как это ни прискорбно, Гогош несколько… увлекся. Изучив все догмы, пункты и допущения религии Святых Отцов, несчастный в своем извечном стремлении познать все тайны бытия углубился в изучение демонологии, эсхатологии, мифов и сказаний, так или иначе связанных с темой зла и погибели рода человеческого. В те древние времена царства, бывшие предтечами нашего, жили под строгим надзором правителей и церкви. В творчестве царил догматизм, вольнодумство каралось лютой смертью. Не избежать бы этой участи и Гогошу (высокий сан отца, чин семейства и прочее тут никак не помогли бы), если б он в одночасье не исчез. Вскоре по миру стали распространятся мерзкие книжонки весьма сомнительного содержания, прокатилась волна убийств и насилия. Впервые со времен Эпохи Богов человечество познало вкус греха…

– Не забывайся. Ближе к делу.

– Хорошо. Выяснилось, что Гогош все это время жил неизвестно где (споры о его доподлинном местонахождении идут до сих пор). Он создал свое учение, окружил себя последователями и стал распространять ересь, суть коей сводилась к предсказанию ужаснейшего конца мира. Он утверждал, что вера Святых Отцов есть зло и дурь. Что вокруг нас враждебный нам мир духов, жаждущих нашей крови. Спасения нет, единственный способ – влиться в мир духов через собственную добровольную смерть, после чего у нас есть шанс стать ими – то бишь монстрами.

– Боги, какой кошмар. Вот к чему приводит фанатизм.

Исследователь древностей между тем внимательно слушал и часто кивал со странноватой улыбкой на устах, словно пытался все получше запомнить.

– Затем Гогош начал странствовать. – Лунга сделал вид, что не услышал замечания господина. – Но недолго – вскоре его схватили и предали справедливой смерти, хотя это далось властям непросто: у Гогоша было воинство, преданное ему до крайности. По преданиям, целый год велись кровопролитные бои, прежде чем Гогош был казнен, а вернее, затоптан разъяренной толпой. Казалось бы, все закончилось хорошо. Но ересь Гогоша так пропитала нашу грешную землю, что до сих пор где-то втайне переписываются его труды, множатся бесовские идеи. Гогош – Отец Зла, так его величают последователи. «Абгрунд, или Бездна» – главная книга злодея. В ней содержатся подробнейшие описания многих тысяч жутких чудовищ и главного демона, царя Тьмы – Безглазого, Бездны, Крови Человечества – названий много. Также Гогош описал свое путешествие в преисподнюю, встречу с Безглазым и как тот отнял его душу, заменив ее тьмой, и повелел Гогошу донести до людей его слово. Я ее не читал, и слава богу, ибо, как утверждают, любой, кто прочтет ее, сходит с ума, но знаю, что появление так называемой дочери Безглазого предсказано с точностью до деталей. Думаю, что Колдун, то бишь этот ваш Виктор Хорн, уважаемый господин Лёлинг, нашел «Абгрунд», который, надо думать, он маскировал под томиком сказок, и спустя три тысячи лет вдохнет в себя истину Мрака, и откроет дверь, ведущую в ту сторону – именно это предсказание завершает книгу.

– Если это правда, – сказал Грогар то ли всерьез, то ли в шутку, – то плохи наши дела. А что по этому поводу говорят попы?

– Они не обращают на гогошидов никакого внимания, – подал голос Лёлинг.

– Это правда, что была чума и патриарх умер? Словом, все произошло именно так, как и предсказывал перед смертью Гогош?

– Правда.

Грогар задумался.

– Мне бы хотелось подвести кое-какие итоги, дорогие мои друзья, если позволите, – начал он. – Хотя о чем это я? Конечно, позволите. Итак, стечением обстоятельств мы попали в пренеприятнейшую передрягу. Кучка культистов – совершенно ненормальных, с моей точки зрения, – закинула нас в эту... хм, дыру. В Круг Смерти, как поэтично обозвали сию местность в народе. Выбраться отсюда нельзя, только через ворота, но до них еще надо дойти, что не так просто, ибо чудища, страшилища и так далее – это мы выяснили. Следуя доброму совету многоуважаемого и многознающего господина Лёлинга, мы вынуждены передвигаться по ночам. Все мы слышали вой зверя – наверное, и правда не стоит искушать судьбу днем. Тем более что с нами ребенок.