– Четыре, – подсказал тот, что справа.
– На все четыре стороны. Возблагодари Владыку за милость его.
Грогар остолбенел. Лунга сжался.
– В жертву? – переспросил Грогар. – Владыке Леса? То есть как жертвенного барашка? Вскроете мне брюхо, нальёте кровь в священный сосуд и омоете им лоно девственниц, дабы они непременно понесли мальчиков, и мужескость юношей – для придания им храбрости?
Все трое уставились на Грогара непонимающим взглядом.
– Да вы знаете, кто я такой? – воскликнул, подбоченившись, Грогар. – Я – ярл Грогар Аурелио Мирабель Бранд-и-Дьюрнсон, владелец замков Хёмбург и Хюг, действительный член ордена Белых Рыцарей, первый префект Гордарии и Дюнкшвальба, почетный магистратор королевского университета, советник короля…
Тот, что посередине – видать, старейшина, – грустно покачав головой, произнес:
– Многие так говорили…
– Во-во, – поддакнул тот, что слева. – Тот чудной, с брюшком и жидкой такой бороденкой, болтал, што он бекон и перст и живет на дереве.
Старейшина сурово глянул на него, отчего тот скуксился, и хмуро повторил:
– Н-да, многие так говорили. Язык бы им оттяпать…
Грогар, услышав эти слова, осекся, но потом со все возрастающим гневом продолжил:
– Вы глупцы, если думаете, что можете безнаказанно убить меня. Я принадлежу к одному из знатнейших родов королевства, ибо я не кто иной, как прямой потомок самого Хтойрда Свирепого – того самого героя, упоминаемого в «Симбиотических Ведах» Святых Отцов! Если вы, недоумки, не знаете, скажу, что «Веды» описывают Эпоху Богов, и Хтойрд там – один из ближайших сподвижников бога Войны Прара Разящего. Вы понимаете, убогие? Моему роду шесть тысяч лет!
– Пять тысяч семьсот, – деловито поправил Лунга. – Согласно новым исследованиям…
– Замолкни! – рявкнул Грогар, и слуга покорно умолк. Но старейшина и бровью не повел, лишь снисходительно улыбнулся.
– Мы накормим тебя, – сказал он, – и сызнова в пещеру. Вечером – обряд. Так што… Етого, – старейшина ткнул пальцем в Лунгу, – проводим восвояси. Пущай ступает себе, нам ссориться с чужими богами нужды нет.
– Разумно ли это? – тихо спросил тот, что справа.
– Я знаю, что делаю, – отрезал старейшина. – С чужими богами ссоры быть не до́лжно.
– Владыка…
– Он… – Старейшина внезапно умолк и, не сумев что-либо возразить, раздраженно махнул рукой, упрямо повторив: – С чужими богами ссоры быть не до́лжно.
– Как знаешь…
– Ты еще пойди, поябедничай ему…
– Я не таков, – немного обиженно ответил тот, что справа.
– А вот который перст... – начал было тот, что слева.
– Умолкни, дурак! – проревел старейшина и стукнул кулаком по столу, отчего деревянная кружка с остатками пива опрокинулась. – Нам ссоры...
– С чужими богами? – не выдержал Лунга. – Вы называете веру в Пантеон Святых Отцов чужой?
– Заткнись, Лунга, – мрачно сказал Грогар. – Скачи домой со всех ног. Ты понимаешь?
– Понимаю! – визгливо ответил слуга. – До последнего лагеря с полдня пути по непролазной чащобе, и не факт, что я там найду Рийго! К тому времени вас, мой господин… вас… – Губы Лунги затряслись, а на глаза навернулись слёзы. – Я же говорил вам… а вы… как всегда…
– Отомстишь.
– …это кара… за грехи ваши. О боги! Смилуйтесь! Как я смогу уйти?!
– Иди, я сказал!
– Мой долг – принять смерть рядом со своим господином!
– О, я тронут, конечно. Ты верный слуга, но воля господина – превыше всего. Мучеником стать успеешь. Поставишь столб в горах и будешь стоять там после моей смерти сколь угодно долго, питаясь дождевой водой, землей, листьями и червяками, покуда не почувствуешь себя лучше. Но сначала ты, дурья твоя башка, вернешься в Хюг и снарядишь там войско! Понял, разрази тебя гром? Ты понял?!
Лунга, глотая слезы, покорно кивнул. Глаза его загорелись – видно, мысль о столпничестве пришлась ему по вкусу.
– Пусть Рийго с Ладислао сожгут здесь всё! На виселицу всех до единого!!!
Старейшина снова грохнул кулаком по столу.
– А ну закрой пасть, дурак! Ишь, раскричался. Мы к тебе по-доброму, а ты – орать! Сожгут, видишь ли. Не сожгут, не бойся. Многие так пели… А ну, Птыр, позови-ка одноглазого. Пущай отведет ево в пещеру, да ноги ему пущай там скуёт колодкой. До вечера на хлеб и воду, едрыть ево в жопу. Не люблю горлопанов.
4
Вопреки всему, избавиться от Лунги оказалось не так-то просто. Он скорчил скорбную мину, крупные слезы лились из его больших и печальных-печальных голубых глаз, а он все брел, словно приговоренный, за своим господином, которого одноглазый Бро выволок на улицу, будто нашкодившего пацана. В конце концов сельские бабы и ребятня, шумя и сквернословя, прогнали бедного Лунгу камнями и палками.
А он все плакал, и, глядя на его пронзительные глаза, Грогар почувствовал себя весьма скверно.
По дороге в пещеру пленник попытался помириться с Бро.
– Ты не обижайся на меня за циклопа, братец. Язык мой – враг мой.
Бро в ответ сплюнул.
У самой пещеры Бро, надев на Грогара колодки, неожиданно сказал:
– А вот тебе… э-э... за́мок, Дурсон-Мирабель, – и пнул Хтойрдика.
Какое-то время Грогар потерянно сидел прямо на полу. Отрешенно постучал камнем по колодкам из двух засаленных досок, скрепленных длинной ржавой цепью под навесным замком. Замок ощутимо вонял нечистотами, а камень раскрошился.
Ярл брезгливо вытер руки о сухую солому у выхода, разломил данный ему циклопом черствый ржаной хлеб и, вкусив его, начал, по своему обыкновению, разглагольствовать, словно обращаясь к невидимому собеседнику:
– Так-так. Что называется, влип. Представляю, как будут шептаться при дворе: «Вы послушайте только – кошмар! – ярл Грогар Хтойрдик был убит дикарями-фанатиками во владениях барона Фрейра». – «Какого такого Фрейра?» – «А того, соседа Грогара, Фрейра Гудштайна, чей замок находится на самом краю мира, у Сумрачных Гор. Изломанные Земли, знаете ли. Дикая глушь!» – «Ах, этот! Он, кажется, алкоголик и совсем обнищал?» – «Какая жестокая и глупая смерть!» – и так далее. И потянула же меня нечистая в эти треклятые леса! Взял бы с собой Рийго с парнями, так нет же – захотелось острых ощущений, решил, дурень, слиться с природой! Или что я там удумал?
Хлеб был совершенно безвкусный и сухой. Грогар поневоле запил его водой из кувшина – еще одного подарка Бро. Вода отдавала тухлятиной.
– Никогда больше не буду пить воду, дай только выберусь. Итак, значит, я влип. Хм. Начинаю повторяться. Однако голова моя совершенно пуста. Как же выбраться? Не представляю. Может, Лунга… а, что от него ожидать. Кстати, а о чем же эти туземцы говорили? Какой такой перст, что живет на дереве? Еще и бекон к тому же? Хм… И что значит, многие так говорили? И что за Владыка Леса? Какой-нибудь сумасшедший культист? Совершенно непонятно. И голова моя совершенно пуста. Винца бы...
Вскоре уныние сменилось скукой, а спустя три или четыре часа Грогар совсем позабыл о грозящей ему жестокой и глупой смерти, принявшись развлекать себя перечислением всех своих любовных побед:
– Барбаретта – старая любовь! Я был еще мальчишкой, когда мы с ней на сеновале… Э-эх! Славные были времена! Клотильда, Эолея… Габолейя – на редкость скучная бабенка, хоть и красивая; Лотоссия – умерла от чахотки, бедняжка; Одра… О, Одра! Гаратка. Южанка. Смуглянка. Ручаюсь жизнью, ни у кого в Форнолде не было связи с гаратскими женщинами. Одра так боялась всего, что связано с любовью – нельзя то, нельзя сё, – но ведь я ее уломал, не будь я Грогар Хтойрдик! И потом мы вытворяли такое! Интересно, это правда, что ее безумный отец отрубил ей голову?
Сестры Елена и Мэа – две чудные, восхитительные близняшки. Надо бы нанести им визит как-нибудь, ибо они всегда рады позабавиться, никогда ничего не требуют и ни о чем не спрашивают, и вино у них в погребах отменное.
Мюриетта! Ох, вот это тоже – женщина! Именно женщина! А как сладко пахла! Та ночь, когда я возлёг с ней прямо на ложе ее отца, где сам он и спал, вдрызг пьяный, – это было что-то! Мы спихнули его на пол и всю ночь веселились под аккомпанемент его слюнявого храпа. Мы напялили на него чепчик и нарумянили ему щеки. Ха-ха-ха! Эта разукрашенная рожа, когда он проснулся и увидел нас голыми на своей кровати, – я чуть не лопнул со смеха! Да… правда, тогда мне пришлось прыгать с высоты… м-м-м… метра три, наверное. Благо там были кусты… Оцарапался, как бездомный кот... Ах, Мюриетта…
