– Да! Теперь вспомнил! Несколько грязных типов с пиками и топорами окружили нас и велели идти за ними! И от них несло дерьмом! Я так и сказал им, и, что удивительно, на меня они совсем не обиделись, даже пальцем не тронули, зато твое нытье сразу же взбесило их!

– …призывал их одуматься и, пока не поздно, сжечь в себе семя зла, но… это лишний раз подтверждает слова великого Брейха Благочестивого о том, что истинное добро, бескорыстно делаемое людям, режет, словно острый нож, и только храбрый сердцем и духом способен выдержать…

– …но я, да сгниют мои потроха, не понимаю! Они, значит, напоили меня своей редкостной дрянью… забыл… как они ее называли? Не то масло или… пробка… не помню… Затем отвели нас… а дальше я забыл. Да, я чертовски нажрался. И вроде ночь уже была. Наверное, специально меня напоили, подлецы. Помню, улыбались… Эй, любезнейший мой слуга! Кончай скулить! Твой Брех и иже с ними уже в печенках сидят. Налей вина!.. Да, нету, я знаю. Так что, как выбираться будем?

– Я убедительно прошу вас не коверкать имя великого…

Тут Грогар окончательно вышел из себя и швырнул в слугу первый попавшийся камень. Не попал. И еще камень подвернулся какой-то липкий. «Надеюсь, это не говно», – подумал он, обнюхивая пальцы.

Лунга минуту помолчал, съежившись и испуганно хлопая глазами, но потом упрямо закончил:

– Имя святого, верного слуги богов, упоминать всуе, праздности ради либо же в издёвку – неприемлемо. И я готов пострадать, но никогда не сверну с пути истины…

Грогар вздохнул.

– И почему я тебя до сих пор терплю?

2

Спустя несколько часов рассвело. Похолодало, и у обоих не осталось никаких сил сыпать проклятьями – с одной стороны, и смиренно молить богов – с другой, только ёжиться и кутаться в насквозь промокшие одежды, ловя ускользающие крохи тепла.

Наконец дверь, визгливо проскрипев по полу, открылась. В пещеру вошел здоровяк в меховом жилете, надетом прямо на мускулистое голое тело. За поясом – устрашающего вида нож.

«Циклоп, – подумал Грогар, взглянув на него. – Нет, циклоп-людоед».

На скуластом отечном лице красовался единственный, навыкате, глаз. Другой был прикрыт кожаной повязкой телесного цвета, почти незаметной под рыжевато-соломенной шевелюрой. Это, а также пухлые губы и кривые зубы, и придавало здоровяку сходство со сказочным чудищем, о чем ярл не замедлил сказать:

– Ну ты и страшен, приятель! А еще говорят, циклопов не существует. Так вот же он! Много людей съел? Всегда хотел знать, какова человечина на вкус. Говорят, похожа на курятину.

Здоровяк подошел к Грогару и, пристально, с подозрением, посмотрев на него, медленно, с расстановкой, произнес:

– Ты обижаешь Бро? Бро не любит, когда его обижают. Бро не любит сиклопов и людей не ест. Людей нельзя есть.

Сказав это, Бро врезал огромной шершавой ладонью Грогару по уху – тот кубарем покатился по полу и с глухим охом врезался в стену.

– Не обижай Бро, – пророкотал здоровяк, бросив на скорчившегося от боли ярла обиженный взгляд, – и будешь цел. Пойдемте, хозяин ждет.

Алое солнце только-только выглянуло из-за острых зубцов неприступной горной гряды, полукругом охватывавшей залитую светом, чуть тронутую осенью долину сказочной красоты. На ее лесистых склонах, прижавшись к чахлому ручейку, ютилась крохотная деревня. Дома, сложенные из горного камня и покрытые соломой, свисавшей чуть ли не до самой земли, загоны для овец, лай собак, – всё это настроило Грогара на благодушный лад.

Он потянулся и зевнул, опьяненный чистотой прохладного утреннего воздуха.

– Благодать, черт подери! – выдохнул он, потирая саднящее ухо. – Пожалуй, выкуплю я у барона этот клочочек земли. Уж слишком тут красиво. А вон там, на возвышении, построю замок. – Грогар указал на стоящий поодаль, за деревней, добротный дом из дубового бруса. Дом этот расположился на холме, прямо под огромным раскидистым вязом, заботливо обнесенным низким забором. К ветвям дерева во множестве были привязаны разноцветные ленточки. – Отличное место для небольшого замка. Дерево спилю. Жаль, конечно, губить такое красивое…

Не успел он договорить, как Бро неожиданно ударил его в живот. Грогар согнулся, отчаянно хватая ртом воздух, и скатился бы по крутому откосу, если б не расторопность Лунги, вовремя придержавшего своего ярла.

Лунга посмотрел на здоровяка – на глуповатом лице того смешалась масса эмоций: удивление, ярость, подозрение.

– Святой Вяз! – собравшись наконец с мыслями, произнес Бро. – Это Святой Вяз! Нельзя его пилить. Ты, – он ткнул пальцем в Грогара, понемногу приходящего в себя, – нехороший, нехороший, очень нехороший человек. Нехороший! Я скажу хозяину о твоих плохих словах. Я всё скажу! Скажу!

– Валяй, говори, – ответил Грогар. И, посмотрев на угрожающе нахмурившегося здоровяка, поспешил добавить: – Так уж и быть, не спилю. Оставлю. Обнесу его мраморной плиткой и поставлю рядом клетки с соловьями, дабы они своим дивным пением не давали ему увянуть. Удовлетворен, приятель?

Бро стоял, сжав кулаки и размышляя, обижает ли его этот нехороший человек или нет.

– Может, хватит, ваша милость? – шепнул Лунга. – Не стоит дразнить…

– Ты прав. Не стоит. Ну, веди, любезнейший, к своему хозяину.

3

Одноглазый здоровяк Бро привел Грогара и Лунгу, всё время упрямо смотревшего в землю, к грубо сколоченному жилищу, служившему здесь таверной, где, кстати, ярл вволю повеселился намедни.

Внутри, в темном зале, где сильно пахло дешевым вином, пережаренным мясом и какой-то скисшей дрянью, за длинным исцарапанным столом сидело три человека – кряжистые бородатые дядьки в потертых кожаных куртках. Физиономии хмурые и упрямые, на мозолистых ручищах – почерневшие потрескавшиеся ногти.

Они важно взглянули на пришедших и кивком указали пленному ярлу на скамью.

– Э-э-э, а где пиво, эль? – спросил Грогар. – Только не наливайте, пожалуйста, то пойло, вчерашнее – от него у меня горло дерет. Простите, не помню ваших имен… э-э-э… как вас, любезнейшие? Это вы так уделали моего слугу? – Грогар насмешливо покосился на Лунгу, прижавшего ладонь к распухшей щеке. – Эх, не видит тебя Миранда! Упала бы со смеху!

Мужики молчали, невозмутимо глядя на беззаботно щебечущего гостя. Лунга с досадой думал, что большего позора им переживать еще не приходилось. «Они думают, что мой господин – полный дурак. – Грогар широко улыбался своей особенной, лучезарной улыбкой, редко покидавшей его точеное лицо, обрамленное густыми каштановыми волосами, небрежно ниспадавшими на плечи. Острые усики – по последней моде – и лукаво прищуренные, выразительные карие глаза придавали ему озорной вид, так зливший сейчас Лунгу. – Горцы лишний раз убедились, что жители равнин – мальчишки и неумехи».

Но дальше мысли Лунги потекли по более привычному богобоязненному руслу, и так мучительно захотелось поразить всех собравшихся очередной гневной отповедью – он уже предвкушал их залитые слезами просветления лица, – что Лунга открыл было рот, но вовремя одумался. Как-никак, пять лет служения «мальчишке» кое-чему его научили.

Между тем «мальчишка», если можно так называть одного из самых богатых людей во всем Форнолде – королевстве весьма и весьма обширном и богатом, управляемом славным добрым королем Блейддуном Премудрым, – продолжал болтать, не давая несколько смутившимся мужикам вставить хоть слово.

– В горле, ребятки, окончательно пересохло! Налейте, загрызи вас вошь! Какой-нибудь медовушки, чтоб полегче влилось!

Воспользовавшись паузой, кою Грогар допустил ради поглощения кислого пива, преподнесенного угрюмым типом с лицом, похожим на оплывшую свечу, один из мужиков – тот, что сидел посередине, – хорошенько прочистив горло, торжественно возвестил:

– Итак, господин, хотим тебя рашть… раштря… ну, как там? Короче, плохи твои дела, господин. Короче… тебя Владыка Леса выбрал. Значит, в жертву. Но твоего придурковатого дружка мы отпустим. Пущай идет на все, как говорится… э-э-э… сколько там?