Из двадцати девяти обвиняемых, входивших в «шайку Свитц», представших перед судом, девять были женщинами, в том числе и обе руководительницы.

Да, они были женщинами, причем женщинами, шпионившими за деньги. Неизбежно в их отношениях присутствовала ревность. При этом главари — баронесса Лидия фон Сталь и Мэрджори Свитц дошли до состояния дикой взаимной ненависти, приведшей к катастрофе для всей шайки, которую их соучастники-мужчины безуспешно пытались предотвратить. Западные источники утверждают, что одним из них был советский резидент в Париже Рашевский.

Что же собой представляла Мэрджори Свитц?

Ее отец, Джон Тиллей был лондонским таксистом. Позже он эмигрировал с семьей в США и стал там преуспевающим торговцем автомашинами. Тиллей дал дочери хорошее образование в Вассарском университете, который был известен тем, что в нем воспитывались «стопроцентные американки». Девушка успешно закончила учебу, приобщившись заодно к левым взглядам на политику и жизнь, а затем, побывав в Москве, стала, по данным тех же западных источников, агентом советской разведки.

Вернувшись в США, Мэрджори вышла замуж за Гордона Свитца, которого знала еще со времени учебы в университете. Это был типичный плэйбой, сын богатого промышленника из Нью-Джерси. Положение юной жены богатого американца устраивало разведку. Она могла свободно разъезжать по всему миру, не вызывая подозрений. Молодожены свободно тратили деньги. Но хотя Мэрджори и получала материальную помощь от отца, это была лишь ничтожная часть той суммы, которую юная пара успела потратить в этот период. Во время суда над «шайкой Свитц» стало известно, что Рашевский передал Мэрджори по меньшей мере 30 тысяч долларов за период менее трех лет. Вопрос наличной платы часто бывает серьезным фактом, на котором контрразведка основывается, подозревая кого-либо в шпионаже.

Но это было еще не все. Установлено, что по большей части доллары, полученные Мэрджори, оказались поддельными.

Теперь самое время перейти ко второй главной героине сцены, разыгравшейся в судебном зале парижского Дворца юстиции, которая тоже расплачивалась фальшивыми деньгами.

В 1933 году нью-йоркский врач, Валентин Бёртон был арестован агентами ФБР за распространение фальшивых долларов. К делу Бёртона оказалась причастна и Лидия фон Сталь.

История ранних лет ее жизни так и не была до конца раскрыта, хотя Второе бюро (контрразведка) Франции сделало все возможное для этого. Было как будто установлено, что она — урожденная Луиза Чекалова (или Чкалова), дочь небогатого служащего из Ростова-на-Дону. Сама она утверждала, что отец ее прибалтийский аристократ, и последним ее мужем был барон фон Сталь, германский офицер. Но его так и не смогли отыскать.

После ареста доктора Бёртона Лидия сбежала в Париж. Ее характерной чертой была способность извлекать как можно больше выгоды и удовольствий из занятий шпионажем. Фальшивых денег хватило, чтобы обставить роскошную двенадцатикомнатную квартиру на Рю де Шарон.

Как утверждалось в суде, Борис Рашевский стал частым гостем виллы, хозяйка которой была его агентом. Лидия и Рашевский преуспели в получении военной и политической информации. Опытные разведчики, вроде них, вряд ли не могли иметь успеха в Париже. Но случилось так, что изменил один из курьеров Рашевского, и он был вынужден срочно покинуть Париж, даже не попрощавшись с Лидией, своей любовницей и партнершой.

Оставаясь советским агентом, Лидия должна была получать указания и отчитываться перед тем, кто сменил Рашевского. Но контакт стал не столь явным. Он осуществлялся теперь не напрямую, а через почтовый ящик в Брюсселе. Естественно и то, что контроль над ней теперь ослаб.

Лидия жила припеваючи. Она имела отличные, на-холящиеся вне подозрения источники информации, располагала большими деньгами и полной свободой действий. Так она стала двойником. Баронесса поняла, что очень много можно заработать, если сбывать информацию конкурирующим покупателям. А в это время самым выгодным покупателем стал адмирал Канарис, шеф германской разведки. На суде Лидия не отрицала, что работала на советскую разведку, но перед лицом неопровержимых доказательств не могла не признать и того, что передавала секреты знаменитой «линии Мажино» немцам.

Париж был наводнен нацистскими агентами, и для Лидии не составило труда найти нужных клиентов. Ее сеть начала стремительно расти. В течение нескольких месяцев она покрыла все столицы Западной Европы и ряд французских колоний в Африке. «Штат», который набрала Лидия, был столь же космополитичен, как и арена, на которой он трудился.

Лидия вербовала множество женщин для работы на себя. Баронесса никогда не ожидала от них того, что они будут столь же яркими и талантливыми, как она сама, но знала, что, если их как следует подучить и твердо руководить ими, в условиях жесткой дисциплины они смогут работать достаточно эффективно.

Среди завербованных были Мадлен Мермет, хорошенькая школьная учительница, француженка, родившаяся в Северной Африке; Полина Джакобсон, тридцатидвухлетняя американская еврейка, которая так и не была поймана; Клара Беркович, полька, танцовщица кабаре; Шантал Саломан, знойная евроазиагка из Индонезии и Рива Давыдович, румынка, врач-дантист. Помимо привлечения мужчин, Рива сослужила большую службу Лидии. Она снабжала курьеров золотыми коронками, в которых те переправляли копии документов из Парижа в Берлин, Брюссель и Рим.

Еще одной женщиной, занимавшей почетное место в команде Лидии, была Бейла Энглер, бельгийка, состоявшая замужем за Фериблом Штромом, фотографом шайки. Он фотографировал ее жертвы в компрометирующих обстоятельствах и микрофильмировал секретные документы.

Мэрджори Свитц с мужем приехала в Париж незадолго до отъезда Рашевского. Они тоже стали частыми гостями виллы мадам фон Сталь, а юная леди — ее ближайшей подругой или, во всяком случае, так всем казалось. Обеих часто видели вместе на показах мод, в галереях, на скачках, в опере и на светских приемах. Естественно, что за ними везде следовали поклонники. Большинство из них были людьми среднего возраста, около «опасных пятидесяти», готовыми платить высокую цену за удовольствия. Все они стали источниками разведывательных данных для шпионского гнезда Свитц и Сталь.

Мэрджори Свитц теперь работала рука об руку с Лидией. Она ничего не знала о торговых сделках Лидии. С возрастающим удивлением и подозрением наблюдала расширение странной труппы женщин, которую га набирала. Вначале Лидия пыталась успокоить Мэрджори, объясняя ей, что в коррумпированной атмосфере этого времени было вполне естественно использовать такие методы. События, казалось, подтверждали ее правоту. Один за другим яркие представители правящего класса, члены знаменитых и титулованных семей разоблачались как участники афер и других преступлений. Любовницы министров и политических деятелей демонстрировали свое невероятное влияние и открыто сплетничали в своих салонах о секретах правительства.

Мэрджори с трудом воспринимала происходящее. Она пыталась понять то, что говорила ее более опытная подруга. Но сомнения никогда не покидали Мэрджори, и она. судя по ее показаниям, несколько раз в письмах в Москву критиковала методы, которыми действовала баронесса. Однако Мэрджори было приказано не совать нос не в свои дела.

Лидия вскоре прослышала о секретных рапортах Мэрджори и была настороже. Она понимала, что для нее будет фатальным, если ее московские хозяева хотя бы заподозрят о том, что она снабжает информацией нацистов, итальянскую, польскую и югославскую секретные службы. Она отвела Мэрджори от участия в некоторых мероприятиях и начала скрывать отдельные новые связи, которые заводила с влиятельными людьми.

Так как обе они были сильными и волевыми женщинами, дело начало приобретать драматический характер.

Мэрджори не предполагала, что Лидия стала шпионом-двойником или даже тройником. Она верила, что Лидия хочет продемонстрировать Москве, что только она может поймать мужчин в свои сети и использовать их сама или отдать в руки той «сотруднице», которой пожелает. И здесь Мэрджори не смогла противостоять тому чувству, которое делает из женщины монстра — ревности. Она пошла на прямое предательство всего того, чем занималась, и тех, с кем сотрудничала.