– Под мою ответственность, родимые, – подстегнула их Камилла, слушая, как бешено колотится в груди сердце.

Непонятно, отчего так важно сделалось ей увидеть ллея Тадеуша. Не ради безумного деда рвалась она в Эйросские земли, и не для того, чтобы воевать с королевским регентом. Всё так смешалось в промелькнувшие дни: король, престол – зачем ей проклятый престол?.. – амулет, маги стихий, ллейна Бианка с дочерью, неугомонный Салават, и в центре смерча из лиц и событий – она. Девица с Рыжих Островов, про которую ещё месяц назад никто не слышал.

– Вдоль стены ступайте, – предупредил стражник, отступая за створку двери. – Если и вырвется элементаль, так мимо вас проскочит.

– И долго эти элементали по замку потом бродят? – осторожно заглянув внутрь, поинтересовалась Камилла.

– Пока не погаснут, – ёмко ответил второй стражник.

– Давайте я пойду первым, – рыцарски вызвался пэр Нильс, когда изнутри пахнуло дымом и гарью.

– И не вздумайте! – шёпотом возмутилась мэма Софур, отпихивая тщедушного учителя за собственную надёжную спину. – От вас и угольков не останется, а мне чего сделается? Меня много – пали не хочу! Я Камилле всегда говорила: тело лишним не бывает! На что-нибудь да сгодится…

– Это у свиней оно на что-нибудь да сгодится, – неласково покосилась на няньку Мартина. – А коли не повезло родиться женщиной, так надобно до гроба поддерживать себя в человеческой форме. Жертвами и стараниями! Не у всех получается, конечно.

– А то, – огрызнулась Софур, оценивающе оглядев соперницу. Старшая горничная явно благоволила пэру Нильсу и с порога невзлюбила прибывшую с ним островитянку. – Некоторые так и застревают в форме засушенной воблы. Такими их гроб и увидит!

– Мы вас здесь подождём, ллейна Камилла, – сдержанно подытожила пэра Эдна, оглядев насупленных спутниц. – Вам, верно, огонь нипочём, а для прочих опасен.

– Ждите, – нетерпеливо разрешила дочь Золтана Эйросского, шагая внутрь.

Клубы белого пара и сизого дыма развеялись, как только она прошла в покои хозяина замка. Покои – громко сказано. От роскошного ложа с балдахином остался лишь остов с матрацем да тлеющими простынями, а о балдахине напоминали только бархатные лоскутки на обгоревших колоннах. Пол оказался буквально вылизан огнём. Верно, когда-то на нём красовались ковры, потому что ворсистый липкий камень намекал на то, что ранее его чем-то покрывали. В покоях также находились обугленные шкафы и широкий письменный стол, на удивление, нетронутый огнём. На столешнице красовались многочисленные пустые склянки, а под ним – огромное количество осколков.

На один из таких осколков Камилла и наступила, проходя вглубь спальни, и тотчас шарахнулась от надсадного кашля из-за шкафа.

– Ллей Тадеуш? – несмело спросила она, пересиливая себя и шагая ближе. – Это вы?

За шкафом затихли. Затем раздался скрежет цепей, и к ложу, пригибаясь на слабых ногах, вышел человек в растрёпанной, засаленной и крайне неряшливой одежде. Длинные, ниже лопаток, рыжие волосы с изрядной сединой оказались всклокочены и спутаны, а отёкшее бледное лицо обрамляла неопрятная седая борода. Мутные глаза неопределённо-болотного цвета остановились на гостье, и хозяин Эйросского замка замер, разглядывая внучку.

– Дед, – дрогнувшим голосом проговорила Камилла, шагая вперёд. Сглотнула неожиданный комок в горле и повторила, – деда, это я… твоя внучка… Камилла…

Так ли говорят с умалишёнными, дочь Рыжего барона не знала. Да и как тут подобрать нужные слова? Когда сердце сжимается от жалости к незнакомому человеку и внезапно проникается – к нему же, страшному, нечёсаному и жуткому даже на вид?

– Ка… милла, – внезапно глухо и невнятно повторил ллей Тадеуш. Протянул руку и сделал шаг.

Звякнули оковы. Камилла вздрогнула, лишь теперь разглядев, что хозяин Эйросского замка прикован за ногу к стене. Металлический обруч обхватывал лодыжку светлого ллея Тадеуша, а короткая цепь, едва ли позволявшая хозяину разгуливать даже по собственным покоям, звенела при каждом шаге.

Звякнувшая цепь привела светлого ллея в бешенство. Взревев, так что Камилла даже присела, он схватился за кольца обеими руками, и от них, внезапно вспыхнувших золотистым светом, сияние стекло на металлический обруч, раскаляя его докрасна. Разумеется, раскалённый металл не добавил приятных ощущений скованной лодыжке, и ллей Тадеуш взревел ещё раз – уже от боли. Рванулся прочь от стены, неистово взмахнув руками, словно крыльями.

Полыхнула над его головой оранжевая полусфера, выстрелив в разные стороны вращающимися огненными шарами. Один из таких шаров засветил Камилле прямо в лицо.

– Деда! – не выдержала внучка, в панике ощупывая собственные брови и ресницы. – Если ты мне красоту спалишь, я тебя на цепи так и оставлю! А ну перестань!

Ллей Тадеуш не услышал – дёргал звенья цепи, рвался в сторону, прочь от ненавистной стены. Камилла замерла ненадолго, рассматривая сумасшедшего деда, и, не двигаясь с места, прислушалась к невнятным крикам. За неухоженностью и дурным запахом сложно разглядеть здорового человека, но ллей Тадеуш ей, пожалуй, нравился. Бывает же так – видишь впервые, а кажется, будто всю жизнь знал.

Ну вот как, скажем, пэра Патрика Блаунта.

– Какой ужас, – пробормотал за спиной пэр Нильс. Старый учитель дрожал от страха, но храбро зашёл в покои мага огня. – Светлейший ллей Тадеуш выглядит ещё хуже, чем в последний раз, когда я его видел. Видимо, разум его окончательно повредился…

– Да тут и здоровый умом тронется, – резко перебила Камилла.

Деда стало жалко. На Рыжие Острова порой заходили невольничьи суда, и Камилла видела некоторых рабов, которых везли на Дальние Острова – жутких, исхудавших да потерявших всякий человеческий облик. Некоторые ещё боролись, но блеск в глазах угасал быстро: чем худшие условия окружают человека, тем меньше от него остаётся. Даже мэм Фаиль неодобрительно качал головой, с неохотой обслуживая работорговцев. Свобода, говорил лавочник, это то, что у человека отбирать никогда нельзя. Вокруг и неявных кандалов много, задумчиво добавлял учитель денежной грамотности.

– Стража! – позвала Камилла, резко оборачиваясь. – Ключи от цепей у кого?

– У ллея Корнелиуса, – запнувшись, отозвался один из стражников, заглянув в покои. – Он с собой всегда носит.

– Как же вы позволили, – Камилла обернулась уже к старшей горничной, стиснула кулаки, считая до десяти и обратно, – чтобы вашего хозяина заезжий регент в кандалы заковал?

– Так… опасен ллей Тадеуш… – пробормотала Мартина, невольно стушевавшись под напором юной гостьи. – Выпусти такого в город – каких бед натворит!

– В город, может, и не надо, – дрожащим от гнева голосом вытолкнула Камилла. – Потому как честь Эйросских ллеев беречь надо, и уж точно не прилюдным позором! А в собственном замке он – хозяин! Им и останется, пока в гроб не ляжет! Раз ключей у вас, бестолковых, нету, да освободить светлого ллея Тадеуша вы не в силах – то хоть в приличный вид хозяина вы могли привести? А? Что молчите, мэма Мартина? – разошлась Камилла, чувствуя, как воздуха в спёртых покоях ей не хватает всё больше. Кровь прилила к щекам, сердце часто бухало в груди, а кулаки уже не разжимались. – Боитесь? В замке моего деда ни одной честной души, чтобы послужить хозяину?

– Ллей Корнелиус не велит, – совсем запуталась горничная. – Говорит, для нас опасно… да и то верно – глядите, чего он творит…

– Не «он», а светлейший ллей Тадеуш! – не сдерживаясь, выкрикнула Камилла, дико оглядываясь. Изнутри рвалось что-то дикое, жаркое, душное… – Окна почему закрыты? Да тут же задохнуться можно! Этого вы добиваетесь?! Чтобы дед тут дух испустил?!

– Не велено! – испугалась старшая горничная, когда Камилла вихрем подлетела к высокому окну, взбираясь на скамью, а с неё – на подоконник. – Да что ж вы творите, ллейна Камилла! Да куда ж вы!..

– Если рук здесь ни у кого нет – это сделаю я! – выкрикнула дочь Рыжего барона, проворачивая тугую защёлку и распахивая ставни настежь. Спрыгнула на покрытый копотью пол и дико огляделась. – Что трудного – впустить в спальню немного воздуха?..