— И тебе, — ответил странник. — Попутных ветров и не менее семи футов под килем! — припомнил он мореходское присловье.

На причал странник не пошёл. Отход «Поющего Кракена» он наблюдал из окна мэрии. Катамаран быстро поймал в паруса нужный ветер — и вскорости скрылся из виду.

— Ну, что? — спросила странника госпожа мэр. — Ушёл этот твой, как его? — «Кракен»? — из-за стола она так и не встала; оно и понятно: не то, что ходить — стоять тяжко.

— Ушёл, — подтвердил странник. — Только он не мой. Это я — его. Был. Пока сюда шли. Он рад, наверное, что от меня избавился: мореход из меня, признаться, более чем неважнецкий.

В этот момент у госпожи мэра где-то рядом со столом что-то заверещало, она снова чем-то щёлкнула и, обращаясь к кому-то невидимому, произнесла:

— Мэрия слушает.

— Вы мне ответите за то, что упустили нарушителя! — угрожающе раздалось откуда-то… из-под стола, что ли?! Но где там кому спрятаться?!

— Отвечаю, — в голосе госпожи мэра сквозил лёд. — Это был не нарушитель. Это был вынужденный заход. В силу сложившихся обстоятельств. Конец связи, — щелчок, пауза, снова заверещало, ещё щелчок:

— Мэрия…

— Вы под трибунал пойдёте! — голос из-под стола, казалось, вот-вот захлебнётся от злости. — Я Вас лично расстреляю!

— Это что, угроза представителю власти, находящемуся при исполнении?! — усмехнулась госпожа мэр. — Имейте в виду: мало того, что тут всё пишется — у меня тут свидетель есть.

— Ах, ты… — и далее из-под стола раздалось короткое хлёсткое словцо. Как оказалось, оно и здесь в ходу.

— Ну, вот, — вздохнула госпожа мэр. — Ещё и оскорбление представителя власти при исполнении. При свидетеле. Так дело пойдёт — не я, а Вы, капитан, под трибуналом окажетесь. Остыньте уж там, да пришлите сюда кого, наконец. Раз уж так не терпится.

Три коротких гудка, щелчок. Госпожа мэр раздражённо принялась перекладывать лежащие на столе предметы с места на место.

— У Вас из-за нас будут… неприятности? — осторожно спросил странник. — Если что, я готов свидетельствовать в Вашу пользу. И, это… я неплохо фехтую. Правда, только на посохах — но, поверьте, в умелых руках посох не хуже меча. Так что если дело дойдёт до поля, а у Вас не найдётся кого выставить…

— Неприятности будут у Вас, а не у меня, — ответила госпожа мэр. — Хотя, впрочем… Впрочем… Вы же — свидетель? Свидетель. А раз Вы — свидетель, значит, шиш им с маслицем, а не дырка для ордена!

Госпожа мэр отчего-то развеселилась и даже радостно потёрла руки. Но потом сообразила ещё что-то и озабоченно спросила:

— Простите, что спрашиваю… Но если у Вас, как это… нету имени… Нет, разумеется, у нас практикуется и анонимность при свидетельстве — из соображений безопасности свидетеля… но Ваш-то случай совсем особенный.

— Что, — усмехнулся странник, — у судей могут возникнуть сомнения: а не ущербен ли я разумом?

— Именно, — подтвердила госпожа мэр. — Так что… не согласитесь ли Вы, чтобы Вас освидетельствовал… соответствующий специалист?

— Лекарь, что ль? — странник задумался. — Ну… пусть будет по-вашему. Лишь бы этот лекарь был честен — и не путал текущее и бывшее. Ведь важно, каков я именно сейчас, а не каков я был раньше. Разумен ли был свидетельствующий на момент события, о котором он свидетельствует, — и разумен ли он в момент, когда свидетельствует. Так что медлить нельзя, по-моему. Зовите лекаря.

— Знаете, — улыбнулась госпожа мэр, — Я бы, будь я врач, ни на миг бы не усомнилась в Вашей дееспособности. Но предоставим решать специалистам.

Щелчок, серия писков, гудки, голос всё оттуда же:

— Клиника «Психопомп» слушает.

— Это мэрия Двенадцатого посёлка вас беспокоит; нам тут, простите за каламбур, свидетеля освидетельствовать нужно, — госпожа мэр была явно рада свалить часть ответственности на других.

— Двенадцатый посёлок, Двенадцатый посёлок… Это не Тухлая ли Гавань, случаем? — уточнили из клиники.

— Она-она, — госпожа мэр слегка поморщилась. — Когда ждать-то вас?

— Пациент не буйствует? Если нет, то через полчасика. Адрес?

— Да в мэрии он, в моём кабинете. Спокойный.

— Ясно, выезжаем…

Щелчок. Пауза.

— Ждём? — полуутвердительно произнёс странник.

— Ждём, — кивнула в ответ госпожа мэр. А потом вдруг попросила:

— А расскажите — как там, у вас? Мы же тут словно в клетке: редко-редко кого занесёт от вас к нам штормом… да и выпроваживают их быстро: подлечат, если надо — и до свидания.

— По-разному там у нас, — осторожно ответил странник. — Где-то похуже, где-то получше. Кой-где — и рабство, а в иных местах — и вовсе варварство и каменные топоры. Но это мало где; в основном народ вольный. Кто чем может, тот тем на жизнь и зарабатывает. Руки-ноги целы, голова соображает — проживёшь как-нибудь, так или иначе. Я вот, к примеру — каллиграф.

— Как интересно! — госпожа мэр посмотрела на собеседника с весёлым изумлением. — Эх, жаль: ни кисточки, ни туши, да и бумага так себе — а то бы заказала Вам что-нибудь… из Басё.

— Да я всё больше пером да чернилами, — усмехнулся странник.

— Ни чернил, ни перьев тоже нету, — развела руками госпожа мэр. — Ни гусиных, ни стальных — никаких. Даже плакатных. Вот этим у нас пишут, — и протянула страннику тот самый свой карандаш-не карандаш. — Колпачок снимаешь — и пишешь.

Странник взял из стопки лист бумаги, попробовал писать новым для себя инструментом. Оказалось достаточно удобно: написанное практически не требовало времени для высыхания, линии получались тонкие, риска посадить кляксу, опять же, никакого…

— Это, конечно, не Басё, — сказал он, протягивая госпоже мэру готовую работу — переписанную по памяти старинную «Балладу о трёх супругах мандарина», — но тоже забавно. И хотя бы прочесть можно.

Приехавшие из «Психопомпа» медики были изрядно удивлены: госпожа мэр с выражением декламировала какие-то незнакомые стихи. А перед нею сидел странно одетый человек — и что-то строчил, строчил… Не буйный, совершенно не буйный. И почерк — просто картинка, а не почерк. Ну, да — одет не по моде, речь… обороты какие-то несовременные, но вполне, вполне осознаёт и время, и место, и кто такая госпожа мэр, и кто такие остальные окружающие… Если и болен, то в данный момент явно улучшение состояния; память не нарушена — более того, память просто феноменальная! Наизусть помнит множество стихов и песен, просто заслушаться можно. Весьма ценное качество. Свидетельствовать — может. Но случай интересный, безусловно. Что, если гипноз лечебный попробовать? В условиях стационара, разумеется. Пациент, Вы не будете возражать по стационару? Диета, отдельная палата… Да, дорого, конечно, но госпожа мэр заплатит, да и программа защиты свидетелей, опять же… Что? Вы полагаете, что сами способны оплатить часть расходов?! Интересно, чем же?

И тут странник достал из-за пазухи кошель, полученный от шкипера «Поющего Кракена». Развязал, опрокинул на стол… и был немало поражён реакции окружающих. У всех присутствующих — глаза на лоб: это что?! Се-реб-ро?! Настоящее?!..

— Ну, да, серебро; разумеется, настоящее, а что?! Маловато? Ну, сколь уж есть, — свой тощий кошель с остатком заработка за выписанный господарю Поморья и земель окрестных счёт странник предусмотрительно решил приберечь.

— Э, гм; видите ли, — первой опомнилась госпожа мэр, — серебро у нас несколько в другой цене, нежели у вас на материке… Надеюсь, Вы не станете возражать, если мы… обменяем Вам его на нашу валюту?

— С чего бы мне возражать? — пожал плечами странник. — Раз у вас серебро не в ходу — мне всё равно пришлось бы рано или поздно обратиться к менялам.

— К банкирам, — поправила странника госпожа мэр. Щёлк-пик-пик-пик…

— Банк Республики к вашим услугам… Мэрия Двенадцатого посёлка, если не ошибаюсь? — на этот раз невидимый собеседник был официально-вежлив.

— Не ошибаетесь, — подтвердила госпожа мэр. — Видите ли, у нас тут некоторым образом материализовалась немалая такая куча серебра… И не посылайте меня в «Психопомп» — они, кстати, уже тут. И видят то же самое, что и я.