— Не стоит, — усмехнулся Вьяхо. — Жду ваших людей, — и положил трубку.

Банкиры прибыли как нам крыльях — что значит богатый клиент, а?.. Серебрушки из капитанова кошелька перекочевали в денежный ящик — тем же порядком, что и в прошлый раз; зольки невидимым потоком ссыпались в денежную коробочку…. Клиент желает что-нибудь ещё?

— Желаю, — подтвердил Вьяхо. — Зольки на континенте — не в ходу, Республику я в скором времени покидаю… Получится ли вернуться когда-нибудь — вилами на воде писано.

— Вы хотите получить эквивалент золотом? — спросил банкир.

— Монетами здешней чеканки? — усмехнулся Вьяхо. — Так они у нас на материке тем более подозрения вызовут.

— Почему же здешней, — возразил банкир. — У нас есть в наличии монеты, скажем, Поморья и всех земель окрестных… это так государство именуется. Есть и других государств монеты. Есть просто слитки. С пробой, но без всякого указания на страну. Есть ювелирка, наконец. Уж перстень-то с камушком Вы на материке всегда ювелирам продать сможете… Как часть наследства, скажем.

— Откуда у бродяги столь богатое наследство?! — ответил Вьяхо. — Я ведь на материке-то не сразу на Родине окажусь. Наша страна выхода к морю не имеет. Даже через реки. Денежку на жизнь я на материке заработать сумею. А вот зольки — их я бы хотел оставить на попечение… скажем, доктора Риеко Водкина из «Психопомпа» и… И мэра Двенадцатого посёлка. Чтоб ни у кого больше язык не поворачивался впредь назвать этот посёлок Тухлой Гаванью. Разделите денежки равными долями. Поручение вступает в силу после моего отбытия из Республики… Скажем, месяца через два от сегодняшнего дня.

— Хорошо, — банкир был невозмутим. — Как считаете нужным.

Оформили полагающиеся бумаги, кошелёк-коробочку Вьяхо отдал банкиру… банкирская карета, фыркнув на прощание, укатила. Парадную форму свою Вьяхо убрал в одёжный шкаф, облачившись в прежнюю одёжку. «В чём пришел — в том и уйду», — подумалось ему. — «И это будет правильно». Берет «песца», однако, Вьяхо оставлять не стал: берет — не мундир, места много не займёт. За пазуху сунуть, и всё.

Рыбаки с зафрахтованного мэром корабля пришли на следующий вечер. Трое крепких неразговорчивых мужиков. Вьяхо сдал комнату горничной, забрал вещички и двинулся вслед за рыбаками на причал. Занял на рыбацкой скорлупке (меньше «Кракена»!) указанное ему место, и вверился умению нагорянсих мореходов. Судёнышко, тарахтя, покинуло гавань и двинулось в Открытый Океан.

Вьяхо, чтоб не сидеть без дела, предложил рыбакам свои услуги кока; те было засомневались, но приготовленная Вьяхо рыбина с тушёной ламинарией на гарнир пришлась им по вкусу. Ели и нахваливали. Как и всю последующую его стряпню. Когда встретили патруль открытоокеанцев — даже загрустили… такого кока поискать ещё!

Патрульные Открытого Океана если и были удивлены фактом передачи им республиканцами-нагорянами пассажира — слова поперёк не сказали. Гражданин Республики Полночных Зорь? Ну, в консульство его — пусть сами с ним разбираются. В столицу пришли быстро: патрульный корабль открытоокеанцев — это что-то невообразимое! Так быстро никакой корабль ходить не должен! — а вот.

В консульстве Республики гвардии капитана Вьяхо эц-Прыф ждали. Беседа с консульскими работниками: разъяснили, что для капитана эц-Прыф заказано место на поморянском корабле, который должен вскорости прибыть — расходы оплачены мэром Двенадцатого посёлка; номер в гостинице — тоже за её счёт. И для экстренной связи с консульством — вот эта штукенция. Непромокаемая, работает от солнышка. Управляться с нею — проще пареной репы; дитя малое — и то поймёт. Нажал на кнопку — вызываешь консульство… дежурный ответит сразу. Поговорили — снова нажал на кнопку, отбой. И впрямь проще не придумаешь.

Штуковина имела внешность браслета. Вьяхо и надел её на правое запястье: солнечным светом кормишься? — ну, так и кормись на здоровье. Самое подходящее для тебя место… Штуковина не возражала.

Гостиница консульства в принципе ничем не отличалась от малой гостиницы мэрии. Белоснежным бельём застланная мягкая постель… на материке снова в плащ кутаться, спать ложась. В лучшем случае — на постоялом дворе, на полатях. А по большей части — где ночь застанет.

Подали ужин. Сколь стоит? — так ведь всё включено в цену номера. Вьяхо с аппетитом покушал, прогулялся перед сном во дворике. Полюбовался звёздами… нашёл созвездие Дракона. В северной части неба полыхнуло полярное сияние… привет с Нагорья? Или просто полярное сияние? — и не разберёшь. Вьяхо снова окинул взглядом ночной небесный купол, постоял ещё немного. И отправился в номер — спать.

Наутро пришёл поморянский корабль. Долго не задержался: мореходы сноровисто выкатили из трюма пару-другую бочек, выгрузили на берег. Взамен втащили на борт какие-то ящики, несколько корзин… Ну, где там этот пассажир-то?! — а, вот он. Занимай своё место, парень. да пошевеливайся! отходим. Вьяхо поднялся на борт поморянского корабля, сходни тотчас убрали, якорь подняли, концы отдали… заполоскались паруса, ловя ветер. Корабль грузно отошёл от причала, неторопливо покинул гавань и взял курс на материк. В Порт-Андридж.

Шли небыстро: бриг поморян — это вам не патрульный корабль открытоокеанцев. За время перехода Вьяхо перезнакомился со всей командой — и снова показал себя отличным коком. Точнее, помощником — кок-то на бриге был свой. Однако же и он только диву давался, глядя, с какой сноровкой орудует на камбузе его помощник: вот ведь, сухопутный же человек — а как ловко у него всё выходит. И стряпать мастак, однако. Такому бы не по морям шляться, не дороги ногами мерить — а в каком-нибудь роскошном заведении у плиты священнодействовать. Во всём белом. При армии поварят. Впрочем, его дело.

Долго ли, коротко ли, а в Порт-Андридж всё-таки пришли. Гвардии капитан Вьяхо эц-Прыф, сойдя на берег, снова стал безымянным странником без роду-племени. Каллиграфом бродячим. Порядки на материке ничуть не изменились: долгополые Небесам хвалу воздают, воришки карман обчистить норовят, стражники их ловят… ремесленники работают, купцы торгуют. Письмена старые — по-прежнему под запретом; вот и глашатай на площади базарной глотку рвёт, о том народ честной предупреждая. Так; а не заглянуть ли ко знати местной? не понадобится ли переписать чего? Ну-ка, где тут дом побогаче…

Работа нашлась быстро: судья городской рвал и метал в гневе, проклиная почерк своего подручного. Кто же так бумаги оформляет?! как курица лапой! и кляксы, кляксы! Ни один архив такое не примет… Вьяхо без лишних слов поднял с полу бумажный листок, покачал головой: действительно, никуда не годится. Взял перо, обмакнул его в чернила, аккуратной скорописью написал на обороте первое, что пришло в голову… выдержку из судебного кодекса по делам о наследстве. Подождал, пока высохнут чернила, подал лист судье. Тот глянул — обомлел:

— Спаситель! Тебя сами Небеса послали. Перебели, умоляю, эти вот бумаги! Скоро заседание, а этот неуч ничего толком не оформил! Дали Небеса помощничка! Сыскарь, каких поискать; но бумаги пишет — никуда не годится. Да ты, парень, сам видишь…

— Вижу, да… и почерк плох, и ошибок-описок — в количестве. И клякс понаставлено, — Вяьхо покачал головой. Потом напустился на бедного сыскаря:

— Ну, кто тебя перо держать учил? Небось, долгополый какой, полупьяный всегда? Гляди, как надо! — и пошёл строчить… Судья с помощником только успевали новые листы подавать… не заметили, как стемнело. Зажгли свечи: как в храме, множество… А Вьяхо эц-Прыф, казалось, даже не притомился. Перебелил всё бумаги дела, сунул перо в руку сыскаря:

— Давай, пиши. Что угодно; хоть донос, хоть протокол. За каждую кляксу — под зад пинок, за каждую описку-ошибку — в лоб щелчок. Да не зажимай перо-то, оно тебе не кинжал! Кисть расслабь. Расслабь кисть, кому говорю! И не ленись, макая перо в чернильницу, по краю оной чернильницы провести его легонько… Я тебя, каналью, научу основам каллиграфии! Так протоколы свои писать будешь — ни один крючкотвор не прикопается.