Его забота не оставляет равнодушной. И если раньше его в моей жизни было совсем мало, то с каждым днем все больше, и вот уже нет ни часа, который бы так или иначе не был бы связан с ним. Он заполняет собой все пространство вокруг меня и мне это нравится. Без него уже пусто. По другому уже не хочу.

С работы сбегаю пораньше и еду в больницу к сестре. То, что произошло вчера, не дает мне покоя. Ей нельзя волноваться. Но одно дело небольшое беспокойство, другое то, что произошло вчера. Это не просто немного переволновалась — настоящая истерика, которая может привести к серьезным последствиям. Хорошо, что она уже была в больнице, а если бы дома? Чем бы это закончилось?

— Привет, — зашла в палату и присела возле постели.

Леська лазила в телефоне, отложила с моим приходом:

— Привет, — лишь на короткий миг поднимает на меня глаза, а потом снова опускает — стыдно.

— Как себя чувствуешь?

— Сегодня уже хорошо, — нервно мнет пальцами больничное одеяло, под которым лежит, — Юль прости меня.

— Леська, — качаю головой. В груди тяжесть, которая мешает дышать, — эта не та ситуация, где нужно говорить “прости”. Тебе у меня точно не за что просить прощения, но вчера… ты понимаешь какие могли быть последствия. Не мне это говорить, но ты беременна и тебе сейчас хоть конец света, ты должна оставаться спокойной. Ради малыша.

— Я знаю, — она еще ниже опустила голову, — я проснулась сегодня и так испугалась, что вчерашняя моя истерика могла нанести вред ребенку.

Сестра опустила руку на живот и нежно погладила. Ее губы тронула робкая, но счастливая улыбка.

Там, в слегка выпуклом после первых родов животе, растет мой племянник или племянница. Я уверена, еще одна маленькая непоседа в команду к Мише и Маше.

— Лесь, меня волнует то, как вы будете дальше? У вас двое детей, будет третий и вы оба не те люди. которые могут самоустраниться, забыв про своих деток. Он будет к ним приходить, вам нужно как то общаться… Как ты собираешься это делать? Если у тебя такая реакция на него.

Сейчас совсем не время об этом спрашивать. но спросить нужно. Я должна понимать, чем могу ей помочь. Саша говорил не втягиваться в конфликт, я не стану, но выслушать и поддержать сестру, даже не просто хочу, обязана. Остаться в стороне не смогу и не буду.

— Сведу к минимуму наше общение. Отдала детей, он пообщался, сходил погулять, вернул. Я больше никому не позволю влезть в мою жизнь и жизнь своих детей. — Запально воскликнула сестра, вдруг превратившись из забитой пташки в боевого орла на страже семьи. Щеки вспыхнули, а глаза воинственно заблестели. Видеть ее вот такой настоящее счастье.

— А кому позволила влезть в семью? — спросить аккуратно не получилось. Это больная точка, и я на нее надавила. Вот только, я уверена, что Леське не с кем было посоветоваться, да и просто высказаться, а это нужно сделать, хотя бы для того, чтобы не вариться во всем этом. Нужно вскрыть нарыв, — Лесь, ты можешь мне все рассказать…

И она рассказала, вот только не то, что я ожидала.

— Ты спросила изменял ли он мне? Я тогда промолчала, — начала она, — в привычном смысле этого слова — нет, не изменял. Предал, растоптал, уничтожил… это больше подойдет. У него есть еще ребенок Юль.

Я опешила, на секунду потеряв дар речи.

— Ребенок? Не от тебя? — да, глупый вопрос, но умных не осталось. Все вытеснила шоковая новость. Вот только как в этой ситуации он мог ей не изменять “в привычном смысле” пока не понимала.

— Нет, не от меня, — качнула головой сестра, отворачиваясь к окну, — я ведь тоже чувствовала на себе, что наш с тобой отец не подарок, — перевела она тему или… просто решила зайти издалека, — и тут появился он, красивый, напористый, с нахальной улыбкой и не понимающий слова “нет”. А самое главное, не смотря на отца, умудрялся быть со мной, — ее губ коснулась теплая улыбка, — это было какое-то невероятное комбо из влюбленности и благодарности, что показал “мир”, на который отец нам запрещал даже смотреть. И я пыталась стать для него идеальной женой — готовила, создавала уют дома, придумывала интересный совместный отдых — мы были, как в раю. А когда родились двойняшки… — Леська счастливо рассмеялась и замолчала, будто перенеслась в то время.

Ее взгляд был направлен в окно, но я уверена, она там ничего не видела, ее мысли были далеки от разглядывания пейзажей за окном. Она сейчас была такая спокойная, умиротворенная… счастливая.

— А потом начался ад, — голос сестры дрогнул, а мысли, отразившиеся на ее лице, уже не были столь радужными, как раньше. — Вернулась его бывшая девушка, они расстались восемь лет назад. Она тогда была беременна и вернулась с его дочерью. А Петя… ты понимаешь, — Леська порывисто развернулась ко мне, — я так привыкла, что он только наш — мой и Миши с Машей, и больше ничей. Наш, понимаешь? А Петя, он не мог все это так оставить и стал налаживать отношения с девочкой. Вечерами часто торчал там, проводил с ней выходные, мне показалось, что я теряю его, что он отдаляется и я… я сорвалась Юль, — по щекам сестры снова покатились слезы.

Я быстро подскочила со стула и пересела к ней на кровать. Прижала к себе, гладила ее по голове, пока сестра всхлипывала и цеплялась за блузку, как утопающий за спасательный круг.

— Вы скандалили, да? — спросила тихо.

Леська оторвалась от меня, возвращаясь на место, я пересела, устраиваясь в “ногах”:

— Скандалили… — Леська горько усмехнулась, — по нашим скандалам можно было писать военные эпопеи.

Она снова замолчала, улетая в свои мысли, словно прошлое затягивала ее в свой омут и не отпускало.

И я не скажу, что осуждаю ее. Я не знаю, как бы поступила на ее месте, вот просто не знаю…

— А дальше? — напомнила о себе.

— А дальше… — сестра снова невесело усмехнулась, — а дальше все, как в притче о мальчике и волках. Мальчик кричал “волки, волки”, когда их не было и все бегали спасать стадо, а когда волки пришли на самом деле, ему никто не поверил и стадо погибло. А главное все так ловко…

— Что ловко Лесь? Что у вас там произошло?

— Многое произошло Юль. Началось, как я уже и говорила, со скандалов. Сейчас я понимаю, что ужасно безобразных, а тогда… казалось, это единственный способ достучаться, что я не хочу его терять. Я даже его заставила тест ДНК сдать, хотя там какое-то чертово родимое пятно, по которому все было и так понятно. Тест, конечно, все подтвердил. Через полгода все успокоилось, я давила в себе эти все эмоции, а Петя, он сказал, что не намерен больше прятать дочь, она его и он несет за нее такую же ответственность, как и за наших детей. Он познакомил ее сначала со своими родителями, потом как-то состоялось знакомство с нашими детьми — а они ж маленькие были, для них появился еще один человек, который будет с ними играть — а потом она стала появляться и в нашем доме. Я не думала тогда, что в наш дом вошел волк в овечьей шкуре…

— Что случилось Лесь? Что она сделала?

— Я сначала даже не поняла, что произошло, — снова Леська уплывала куда то в свои мысли, смотрела словно сквозь меня, — у меня стали пропадать украшения. Колечки, сережки. А ты же знаешь, что каждое из них Петя подбирал специально для меня, все они со смыслом и когда они стали пропадать, я не могла не заметить. Но Мишка с Машкой приучены не брать ничего с моего стола, как и с Петиного, да их и не тянула никогда туда. Петя бы сам не стал брать украшения, а я точно не могла их ни куда деть и единственным вариантом осталась она — Ангелина. Чертов Ангел! — порывисто воскликнула сестра.

— Она их брала? — спросила.

— Я тоже так подумала и пошла к Пете. Мы сначала перерыли весь дом в поисках. А когда я настояла на том, чтобы он с ней поговорил, буквально в тот же день, еще до разговора, они нашлись. Нашлись там, где точно не могли быть. В шкафчике на кухне. В маленьком ящичке стола в гостинной. Но их там никак не могло быть, я всегда снимаю украшения в комнате. Понимаешь? — она заглянула мне в глаза с такой надеждой и все стало понятно — ей не верил никто и сейчас она во мне искала человека, который поверил бы ей.