От него пахло ирисами, адонисом, сон-травой, немного сливочным сыром и на удивление каким-то приятным табаком с лёгкой примесью алкогольного шлейфа, скорее даже от ворота жилетки, нежели от лица. Это выдавало в нём любовь к трубке. А лёгкие незначительные ожоги на пальцах левой руки свидетельствовали, что он не всегда делал это умело, периодически обжигаясь о края, пытаясь разжечь чашу лучиной или спичкой.

Молодой мужчина искрился энергией, выглядел манерным, и его преследовал флёр эдакого дамского угодника, прослеживавшийся во всём – в его взгляде на пленниц, в манере речи и поведении, даже в том, с какой аккуратностью он ловко, но бережно перерезал сейчас верёвки, высвобождая стянутую девичью кожу из-под гнёта тугой переплетённой ткани.

– «Путы» это, знаешь, кто? Ха-ха! На одном из таскарских диалектов, – похихикивал снаружи гном.

– Благодарю, – произнесла эльфу Кьяра, освободившись.

– Большое спасибо, – поблагодарила и Ди.

– Вот и сырно теперь всё, – умилялся эльф. – Чудесно выглядите для пленниц. Не исхудавшие, румяные, без побоев и одежда в порядке.

– Сырно? – не поняла леди фон Блитц.

– О, просто выражение, – ответил тот. – Не обращайте внимание. Несколько лет на островах я помогал с приготовлением сыра твёрдых и мягких сортов, очень уж его люблю! Вот и привязалось ко мне, что «хорошо» или «славно», то у меня и «сырно». Сырный хлеб, сырная похлёбка, сырок в салате, как закуска, сырнички…

– Понятно, – многозначительно произнесла Кьяра.

– Ваши глаза изысканно прекрасны, – взглянул он на лицо аристократки. – Как блик луны в кумаре ярком, как спелый сахарный миндаль… – вспоминал он строки, навеянные формой её глаз. – Любите поэзию?

– Н-немного, – смутилась тут же Кьяра, отведя свой взор от пристально глядящего мужчины.

– Я в детстве, ещё до сыроварни, служил юнгой на пиратском корабле. На досуге там почитывал томики стихов, уж не помню, откуда и от кого они там были в каюте. То ли с груза, то ли от чьей-то изменившей жены, что стали не нужны владельцу, а я подобрал. Уже не так много помню, а вот сами строки довольно хорошо отпечатались в памяти! – рассказывал он. – Ну, сами понимаете, по многу раз читать-перечитывать одно и то же, волей-неволей запоминается. Гремели молнии лихие над долом орков в мрачный час, когда немеды удалые боролись насмерть за всех нас!

– Батальная уже поинтереснее романтической, – не поворачиваясь обратно, тихо вслух отметила леди фон Блитц, так как от этих строк ей было куда менее неловко.

– Но вы же белг, а не немед, – негодовала Лилу, чуть запрокинув голову с подозрительным прищуром, оглядывая его зелёные волосы и миндалевидную форму глаз.

– Так лесные эльфы с орками и не воевали. Где Настронд, а где Урд, – усмехнулся Фламер. – Да и строки не мои, это ж всё поэзия великих авторов прошлого, красота слога. Гномы не сочиняют стихи?

– Я уж думала, в книжечках всё перепутали. Поэзия у гномов есть, но другая, скальдическая, – призадумалась малышка, почесав свой затылок. – С переплетением рифм. Дедушка Руфус вот любил дайконские стихи, они покороче и без рифм. Как же там… «Есть семь кружек эля… пустых у меня… Налейте восьмую!». Вот! – зачитала она по памяти построчно.

– Ничего не знаю, мой домишко с краю. Ещё как могут гномы в рифму! – хорохорился Бром.

– Прошу меня простить, что без букета, никто не предупреждал меня, что после расправы с орками у нас на десерт будет такое свидание, – заулыбался Фламер девушкам, обнажив золотой левый клык. – А вообще, степные цветы и распустившиеся кактусы здесь бывают просто роскошны.

– Ух! Вы служили на пиратском корабле! Вау-вау! – сверкала глазками Лилу. – А вы видели морских чудовищ?

– Не так уж долго служил, – скромничал тот. – Ну, проплывали мимо кораблей гребни морских змеев, навострив свои плавники. Но так, чтобы схватка с ними или кракеном каким, такого не случалось, – отвечал остроухий из рода белгов. – Банда, мы же сопроводим этих прекрасных юных леди в безопасное место? – оглянулся он и тут же вновь поглядел то на Кьяру, то на Лилу, то на Диану. – Вам, кстати куда?

– К тёмным эльфам, нам велено найти атаманшу, – сообщила ему Ди, не став скрывать планы от более-менее знакомой банды.

– Она разве сейчас не в Лонгшире? – удивился Фламер. – Кажется, мы её видели неделю-другую тому назад. Такая ещё с красными прядями среди кротких чёрных волос?

– Я не знаю, – помотала головой флейтистка, – просто нужно её найти.

– Пусть идут куда хотят. Нечего нам конвоем для барышень быть! Тем более бесплатно! – ворчал Бром. – Вот, правильно я говорю, да? – стукнул он кулачком полуголого альбиноса.

– Да, – пророкотал тот, словно камнепад в глубокой шахте, оказавшись не таким уж и немым.

– Вот! – радовался такой поддержке гном. – Она у меня ещё ложечку стырила! Не нужен нам в банду никакой флейтист! – фыркал он, опять сложив руки на груди.

– Дану всемогущая, да верни ты уже ему эту ложку с оленем, – попросила Кьяра. – Может, проще общаться станет.

– Да не могу я! Она же в казарме! – смущённо пояснила Ди. – Мне не жалко вернуть, но мы же не собирали вещи в поход и типа того, всё там осталось. Сменная одежда, большая часть запасов, те или иные вещички, твой бальзам тот чудесный, – явно сожалела она о нём больше, чем о собственных предметах.

– Ещё и потеряла! Нет, ну вы видели? – встал Бром на своего сайгака прямо ногами, сначала с возмущением покрикивая Дону Кабалу, а затем, повернувшись, хватал за грудки рясы монаха Стефана. – Нет! Вы слышали? Украла и потеряла! Это даже не воровка, это вообще я не знаю что! Мисс Руки-Крюки Кожаные Брюки! – осматривал он наряд плутовки, неодобрительно сплюнув на землю под телегу.

– Свалится? Не свалится? – тихо на ухо людоящеру проговорил вылезший наружу Фламер.

– Удержится, – делал свою ставку Хрисс, явно уверенный, что не впервой Бром так вскакивает.

Ящер зачерпнул из кармашка горсть тыквенных семечек и забросил в свой мелкозубый рот, не очищая и жуя прямо так, перемалывая вместе с шелухой. Ещё одну горсточку он протянул своей лошади, подкармливая ту с ладони, и она с удовольствием уплетала угощение.

– Ну, ты, бочонок бородатый! – рявкнула гному Кьяра. – Недомерок, ростом ниже табуретки! Она, между прочим, своей музыкой целый форт от нашествия людей-крыс спасла, между прочим.

– Загипнотизировала стайку и поплыла на лодке, утопив в реке? Старая-старая сказочка! Кто ж в это поверит! – фыркал норд, отвернувшись и задрав нос в недоверии. – И, кстати, я чуть выше табуретки, если уж на то пошло.

– Обрушив им на бошки и тоннели всю центральную цитадель! – заявила Кьяра.

– Что? Правда? – одним глазком поглядел он в телегу на девушек. – Это всё равно не вернёт мою ложку!

– Без неё мы хоть чай пьём с-с-спокойно, – тихо прошелестел людоящер. – А то в убежище как сядем за стол, так начинается это дилинь-дилинь-дилинь! – вращал он глазами и, вздрагивая, изображал голосом звон ложки по бортам чашки в попытках размешать, например, сахар.

– Не все любят пустой чай, как ты! – фыркнул норд, упрекая ящера, что тот, видимо, пьёт без каких-либо добавок. – А ложка фамильная была, между прочим! – вернулся он в сидячее положение, верхом на тучного сайгака.

– Не свалился, – подбросил проигравший ставку Фламер медяк, и монету поймал довольный людоящер.

– Ну, я не одна форт спасала, мы всем отрядом бились, – негромко, но так, чтобы все слышали, добавила Ди.

– Будет вам пререкаться, кто за то, чтобы мы их сопроводили хотя бы до города? – обернулся Фламер на своих.

Хрисс и Стефан подняли руки, а вот двое остальных оказались безучастны. Норд вернулся верхом на своего мускулистого скакуна, смотрящегося под стать всей крепкой партии с двумя широкоплечими эльфами и коренастым гномом-волшебником.

– А кто против? – лесной эльф, в прошлом юнга-пират и сыровар, интересовался вновь у своих нынешних подельников.

Бром и Кабал ожидаемо протянули вверх свои руки, причём бугай-альбинос левую, не то оказавшись левшой, не то потому что правая сжимала это его странное двустороннее оружие. Голоса в банде разделились, вот только сам вопрошавший ещё не голосовал.