Было и четвертое течение, голос которого спецслужбы даже не зафиксировали. «Отложить счеты с властью до момента поражения внешнего врага»[646]. Это было мнение Маклакова, которое в партии разделяли единицы. Остальные кадеты боролись за снос режима. В самый разгар войны.

Из народнического корня, которым можно считать образованную в 1869 году «Народную волю», выросло множество революционных организаций, однако ко времени революции 1917 года имели значение три группы — эсеры, энэсы и трудовики.

Народовольцы искали особый для России путь, который должен был привести ее к социализму, минуя капиталистический этап. И основные надежды здесь связывали с общиной, которая и виделась готовой ячейкой будущего. Народовольцы явились и первой в мире организацией, которая стала добиваться политических целей путем осуществления терактов против правительственных чиновников и самого царя, став предтечей всех последующих террористических организаций. Причем террористы пользовались большим сочувствием и даже любовью в российском обществе, рассматривавшем их как защитников народных интересов. Особенно женщин, таких как Софья Перовская, Вера Фигнер и другие. «Женщины этого движения были нашими русскими валькириями, но они родились не из туманов и туч скандинавских мифов, а появились в России с первыми отблесками нового рассвета, который озарил нашу страну при переходе от крепостничества к свободе»[647], — писала Брешко-Брешковская, имея в виду конечно же и себя тоже.

На рубеже XIX–XX веков народничество схлестнулось в идейной борьбе с социал-демократами — «легальными марксистами» и «экономистами», безуспешно пытавшимися внедрить в рабочее движение тред-юнионистское сознание, и более радикальными течениями, представленными группой «Освобождение труда» и «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса». В этой борьбе постепенно изживалась «кружковщина» и начинали выкристаллизовываться собственно партии. С 1902 года ведет свою историю партия социалистов-революционеров (эсеров), объединившая народнические группировки, отвергавшие какие-либо тред-юнионистские идеи как иллюзии.

Идеологом нового народничества выступил, в первую очередь, Виктор Чернов, попытавшийся выработать европеизированное социалистическое учение для страны с преимущественно крестьянским населением. Он был дворянином из Камышина, которого за революционную деятельность исключили из Московского университета, где он учился на юрфаке, а затем посадили на 8 месяцев в Петропавловскую крепость. Потом Чернова выслали в Тамбов, где он и начал бурную публицистическую и организаторскую деятельность. Встречавшийся с ним позднее Федор Степун дал такую зарисовку: «…Вождь эсеров В. М. Чернов представлял собою импозантное и даже красочное явление. На первый взгляд типичная «светлая личность» — высокий лоб, благородная шевелюра… Серьезный теоретик модернизированного под влиянием марксизма неонародничества, Чернов как оратор не стеснялся никакими приемами, способными развлечь и подкупить аудиторию. В самовлюбленном витийствовании было нечто от развеселого ярморочного катанья: то он резво припускал речь, словно бубенцами, звеня каламбурами, шутками и прибаутками, то осанисто сдерживал ее, как бы важничая медленною поступью своих научных размышлений. Опытный «партийный деятель» и типичный «язык без костей»[648]. Чернов стоял у истоков «Крестьянского братства», а затем Аграрно-социалистической лиги, которая соединилась с Южной партией социалистов-революционеров и Северным союзом социалистов революционеров. Этот альянс и стал партией эсеров.

Сформулировать ее программу коротко можно словами Чернова: «Бей чиновников царских, капиталистов и помещиков! Бей покрепче и требуй — земли и воли!»[649]. Если подробнее, то своей главной программной задачей они видели экспроприацию капиталистической собственности и реорганизацию производства и всего общественного строя на коллективистских началах под руководством социально-революционной партии рабочего класса. Земля должна быть социализирована, что означало отмену частной собственности на землю без выкупа, обращение ее в общенародное достояние, распределяемое местными органами самоуправления на основе «уравнительно-трудового» принципа.

Эсеры заявляли себя сторонниками федерации с широкой автономией губерний, волостей и общин и с правом наций на самоопределение. К существовавшей государственной власти были настроены бескомпромиссно, не признавая ее права на существование. Призывая к борьбе «в формах, соответствующих конкретным условиям русской действительности», они не сильно скрывали свое предпочтение методам революционного насилия[650]. Устав боевой организации (БО) партии предусматривал «борьбу с самодержавием путем террористических актов»[651].

Эсеровское руководство черпалось из двух основных источников: отбывших каторгу и ссылку старых народников (Брешко-Брешковская, Михаил Гоц, Осип Минор, Марк Натансон) и экстремистки настроенных молодых людей, в основном из числа исключенных из вузов (Николай Авксентьев, Георгий Гершуни, Абрам Гоц, Владимир Зензинов, Павел Крафт, Борис Савинков, Евгений Созонов). Эсеры всегда страдали организационным нигилизмом, который граничил с организационной расхлябанностью. Кто и когда входил в их ЦК, сказать невозможно, — первоначально, вероятнее всего, его просто не было. А возможно, функции центрального комитета выполняла комиссия по сношению с заграницей в составе Брешковской, Гершуни и Крафта. Когда первая уехала за границу, а двоих других в очередной раз посадили, все эсеровское руководство сосредоточилось в руках Евно Азефа, который сменил Гершуни на посту главы БО, самой законспирированной части партии.

У эсеров была присказка: террор делают, но о терроре не говорят. БО впервые громко заявила о себе покушением на министра внутренних дел Сипягина в апреле 1902 года. При скромном аптечном служащем и изготовителе адских машин Гершуни в ней было не больше 10–15 человек, при Азефе стало 25–30. Всего за время ее существования через боевую организацию прошли немногим более 80 человек. ЦК называл, кого убить, после чего БО работала самостоятельно, имея собственную кассу, конспиративные квартиры и т. д. Руководители боевиков были самыми влиятельными членами ЦК[652]. Алексей Васильев пожалуется, что «Боевая группа социалистов-революционеров тоже доставляла немало беспокойства Охране, так как она совершала множество покушений на жизнь членов Императорской семьи, правительства и самой полиции. Число жертв от взрывов бомб и револьверных пуль террористов весьма велико. Даже жизнь Царя часто подвергалась серьезной опасности. Мы постоянно узнавали о замыслах убить Государя, и несколько раз только особая осторожность и изобретательность дали возможность предотвратить эти преступления»[653]. Не случайно осведомителям за выданного боевика эсеров платили тысячу рублей, а за большевика — только трешку.

Азеф был сыном еврейского портного из Ростова, выросшим в нищете, но выбившимся в люди своими силами, став инженером-электротехником (что потом пригодилось). Чернов не мог нарадоваться на главного террориста партии: «Со своим ясным, четким, математическим умом Азеф казался незаменимым. Брался ли он организовывать транспорт или склад литературы с планомерной развозкой на места, изучить динамитное дело, поставить лабораторию, произвести ряд сложных опытов — везде дело у него кипело. «Золотые руки» — часто говорили про него»[654]. Про профессионального убийцу. Всеобщее недовольство прогрессивной общественности он вызовет только тогда, когда выяснится, что еще с 1893 года Азеф был… ценнейшим осведомителем спецслужб.