В отличие от рабочих групп и их старших товарищей из ЦВПК, большевики зимой 1916–1917 годов вовсе не были настроены на скорую победу над самодержавием. Их ЦК, продолжавший действовать в составе Шляпникова, Молотова и Залуцкого, ощущал себя во многом в вакууме. 8 декабря 1916 года Шляпников сообщал Ленину и Зиновьеву: «Отовсюду вопль на недостаток людей, литературы и указаний»[1547]. Особенно сковывала деятельность скудность средств. За декабрь 1916 — январь 1917 года все поступления в кассу Бюро ЦК составили 1117 рублей с копейками. Много это или мало, можно оценить по тому факту, что одна командировка Молотова в Москву для воссоздания местного комитета съела 250 руб.

В декабре 1916 г. охранное отделение сумело причинить большевистской партии существенный урон. «После ряда весьма чувствительных ударов, нанесенных социал-демократам большевикам ликвидациями 9, 10, 18 и 19 декабря 1916 г., во время которых было отобрано у них три нелегальных типографии, два нелегальных паспортных бюро, застигнуты еще две нелегальные типографии во время печатания документов: одна — нелегальных документов, а другая — органа ПК(б) — «Пролетарский Голос», отобрано до двух десятков пудов шрифта, брошюра «Кому нужна война» (автор — Александра Коллонтай — В. Н.), «Пролетарский Голос» и т. д., был арестован целый ряд крупнейших и активнейших партийных работников», — сообщалось в донесении Департамента полиции. Еще одна «ликвидация» состоялась 2 января 1917 г. Впрочем, в том же донесении признавалось: «Руководящий коллектив социал-демократов большевиков все же остался цел и продолжает свою подпольную работу, имея твердое намерение показать правительственным властям свою живучесть и что меры розыскного органа для них мало чувствительны»[1548]. Шляпников, по утверждению Глобачева, «был намечен к задержанию в самом непродолжительном времени»[1549].

Разгром типографской базы затормозил решение вопроса о запланированном подпольном выпуске газеты. Приостановилось печатание листовок. «Тов. Молотов вел усиленные разведки в поисках места и людей для организации нелегальной типографии»[1550]. В ожидании нее издавали «Осведомительный Листок», размножая его на машинках и рассылая по организациям хоть в одном экземпляре, чтобы те размножали по мере возможности своими силами.

Под влиянием такой информации из России даже Ленин — при всем его богатейшем воображении — не мог представить скорой реализации своих революционных вожделений. Выступление перед молодыми швейцарскими социалистами в начале января 1917 года он закончил словами: «Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции»[1551]. Судя по работам Ленина этого периода, его гораздо больше интересовала ситуация в швейцарской соц-партии, нежели в России. Не только Ленин, давно уже живший в отрыве от родины, но и большевики, работавшие в Петрограде, не ждали революции. Когда приходилось постоянно менять явки и уходить от слежки — уцелеть бы, мысли о скором свержении самодержавия не посещали.

Большевики не ждали революции и потому, что ее скорое пришествие противоречило марксистской теории. Не вызрели ее формационные предпосылки, не обострились беспрецедентно нужда и бедствия трудящихся масс и т. д. Это потом появятся обоснования «гениального ленинского предвидения», полного соответствия произошедших событий учению об объективных и субъективных предпосылках, революционной ситуации и руководящей роли партии. А тогда, как писал Троцкий, «действительный ход февральского переворота нарушил привычную схему большевизма»[1552].

Не большевики дали сигнал к революции.

Итак, список потенциальных революционеров, устремившихся на штурм власти, был весьма обширным. Но что же сама власть и ее многочисленные сторонники? Неужели она смиренно и молча ждала своей участи, ничего не предпринимая в ответ? Конечно, нет, меры принимались. Но эти меры были явно неадекватны существовавшим вызовам.

Рождественские праздники и встреча нового, 1917 года проходили в царской семье не очень весело. «На Рождество были обычные елки во дворце и в лазаретах; Их Величества дарили подарки окружающей свите и прислуге; но великим князьям в этот год они не посылали подарков, — вспоминала Вырубова. — Несмотря на праздник, Их Величества были очень грустны: они переживали глубокое разочарование в близких и родственниках, которым ранее доверяли и любили, и никогда, кажется, Государь и Государыня всероссийские не были так одиноки»[1553]. Николай вечерами собирал семью у камина и читал вслух. После рождественского богослужения императорская чета с детьми вернулась в Александровский дворец. Был небольшой концерт с участием балалаечников, собственного полка хора и танцоров-казаков. Раздав подарки под елкой, Николай, как мы помним, занялся формированием кабинета во главе с князем Голицыным.

Особое внимание он уделил содержанию высочайшего рескрипта на имя нового премьера, найдя теплые слова в адрес земства, в надежде вызвать их ответный отклик. И он последовал. Поскольку в рескрипте прямо не говорилось о Земском и Городском союзах, он был воспринят, по словам Чубинского, как материализация выдвинутой и проводимой Протопоповым идеи «убить союзы, опираясь на отдельные земства и города»[1554].

В Москве на квартирах Коновалова, Рябушинского, в помещении литературного художественного кружка на Дмитровке всю праздничную неделю (с 24 декабря по 3 января) непрерывно шли частные совещания прогрессивных промышленников, гласных городской думы и московских кадетов, определявших логику действий в отношении нового главы правительства. Охранное отделение особенно выделило совещание, проходившее у Рябушинского 30 декабря, и любезно суммировало для читателей всю сумму высказывавшихся мнений и сделанных выводов. «При обсуждении предстоящей тактики кабинета кн. Голицына, почти на всех совещаниях была вынесена единообразная резолюция, сводившаяся в общих чертах к нижеследующему:

1. Конфликт правительства с Гос. думой неизбежен.

2. Ни на какие уступки и частные соглашения ни Прогрессивный блок in corpora, ни президиум Гос. думы не пойдут.

3. Следовательно, не подлежит сомнению, что Гос. дума будет распущена.

4. В случае роспуска Гос. думы объединенное большинство Думы объявит роспуск недействительным, заседания Гос. думы продолжатся в Москве в частном помещении одного из крупных московских коммерсантов. Место собрания Гос. думы держится в большом секрете, но есть основания предполагать, что оно произойдет в одной из подмосковных вилл (по-видимому — в имении Коновалова).

5. Собравшаяся в Москве Гос. дума обратится к стране с воззванием, в котором укажет, что правительство умышленно ведет Россию к поражению, дабы заключить мир с Германией и при ее помощи водворить в стране реакцию и окончательно аннулировать акт 17-го октября.

Организацию распространения воззвания Гос. думы в действующей армии примет на себя А. И. Гучков при содействии известных ему офицеров запаса»[1555]. Как мы увидим, сценарий с неподчинением Думы указу о роспуске и будет разыгран 27 февраля, правда, при этом ей не потребуется переезжать в Москву к Коновалову.