Полагаю, от оппозиционеров Мильнер узнал гораздо больше, чем поведал императору. Сопровождавший его генерал Вильсон после встреч со Львовым и Челноковым записал в свой дневник об императорской чете: «Они потеряли свой народ, свое дворянство, а сейчас и свою армию, и, с моей точки зрения, их положение безнадежно, в один день здесь произойдут ужасные события»[1594]. А после возвращения Мильнера в Лондон и его доклада премьеру Ллойд Джордж сделает примечательный вывод: «Вожди армии фактически уже решили свергнуть царя. По-видимому, все генералы были участниками заговора. Начальник штаба генерал Алексеев был безусловно одним из заговорщиков. Генералы Рузский, Иванов и Брусилов также симпатизировали заговору»[1595]. Глава британского правительства был осведомлен о планах военных заговорщиков лучше, чем российский император.

Конференция закончила свою работу 8 февраля 1917 года. По утверждению историка Роберта Уорта, «результаты ее были весьма ничтожные, если не считать оценки нужд российской армии и обмена мнениями по широкому кругу вопросов»[1596]. Но еще один результат следует отметить. Оппозиционеры в полной мере смогли использовать конференцию союзников, чтобы убедить их в недееспособности царской власти и необходимости поддержать планировавшийся переворот.

Существует огромная литература о заговоре верховной власти, которая намеревалась разогнать Думу, отменить Основные Законы и установить военную диктатуру, заключить мир с Германией. В советское время на сценах множества театров шла популярная пьеса на эту тему под названием «Заговор императрицы», соавторами которой выступили писатель Алексей Толстой и историк Павел Щеголев, входивший в состав Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства для расследования преступлений, совершенных министрами и сподвижниками Николая II. Этот сюжет активно обсуждался и активными участниками революционных событий. «Упорно говорили о том, что императрица всеми способами желает добиться заключения сепаратного мира и что Протопопов, являющийся ее помощником в этом деле, замышляет спровоцировать беспорядки в столицах на почве недостатка продовольствия, чтобы затем эти беспорядки подавить и иметь основание для переговоров о сепаратном мире»[1597], — писал, как всегда, очень осведомленный Родзянко.

Безусловно, в российской власти и вокруг нее было немало людей, включая и императрицу, которые считали, что веренице плетущихся заговоров необходимо противопоставить силовой ответ. Каковы были планы сторонников жестких мер и насколько они были близки к осуществлению?

Эти планы связывали, в первую очередь, с правыми партиями и организациями. Однако следует заметить, что в предреволюционные месяцы этот фланг российского политического спектра переживал этап разброда и шатаний. Белецкий отмечал, что это было «время раздробления сил правых организаций, они разбились на маленькие кружки, их деятельность совершенно не получала отражения». По выражению Маркова 2-го, они «прозябали»[1598]. В октябре 1916 года прошло совещание Постоянного совета всероссийских монархических организаций в Петрограде, которое вылилось в выяснение отношений с Отечественно-патриотическим союзом Василия Орлова, позволившего принимать в свою организацию инородцев и поддержавшего «вожделения конституционной буржуазии к ограничению самодержавной власти». В конце года Совет Петроградских монархических организаций уполномочил Левашева, Щегловитова, Маркова и Дубровина ходатайствовать о приеме у императора для ознакомления с их взглядами на политическую ситуацию, но аудиенция так и не состоится[1599]. Думские фракции правых после раскола осени 1916 года, вызванного выступлениями Пуришкевича и Маркова, впали в анабиоз, порядка 20 депутатов с тех пор вообще не появлялись в Таврическом дворце[1600].

В начале 1917 года активность правых если в чем-то и выражалась, так это в направлении писем и телеграмм в различные правительственные инстанции — в основном Протопопову — с призывами «принять меры», «разобраться» и «пресечь». Марков 2-й готовил созыв очередного съезда правых организаций, который был задуман еще на осень 1916 года, но затем перенесен на конец февраля. При этом Пуришкевич от лица Союза Михаила Архангела выразил отрицательное отношение к проведению каких-либо съездов во время войны и грозил отречением от своей организации всем, кто ослушается его мнения на этот счет[1601]. Никакого съезда собрать так и не успели.

Со стороны власти также не наблюдалось каких-либо активных попыток вызвать активность правых кругов. Как подчеркивают авторитетные историки Р. Ш. Ганелин и М. Ю. Флоринский, «в целом крайне правые как сверх меры активные и состоявшие у властей на содержании вызывали у представителей власти подчас весьма сдержанное, а иногда и пренебрежительное к себе отношение»[1602].

Известно, что императору и императрице были доставлены несколько развернутых проектов, предлагавших конкретные шаги по ужесточению режима.

Автором первого был председатель астраханской Народной монархической партии Нестор Тиханович-Савицкий. Он впервые громко заявил о себе в мае 1916 года, когда составил свой собственный проект новых Основных Законов. С ним был ознакомлен ряд лидеров правых, включая одного из отцов-основателей Союза русского народа Павла Булацеля, но даже тот счел содержавшуюся в проекте формулу самодержавной власти чрезмерной[1603]. 30 декабря 1916 года до царя через генерал-адъютанта Нилова дошла телеграмма Тихановича-Савицкого: «Главный Комитет Союза земств и городов, руководимый Львовым, Челноковым, Астровым, открыто готовит государственный переворот. Городские головы, председатели земских управ и другие лица, заблаговременно и специально для того подобранные, получают на московских съездах, явных и тайных, указания, как возбуждать местных гласных, а через них и население; порочат Царицу, а через нее и Царя»[1604]. Тиханович предлагал сместить верхушку Земгора, заменив их назначенными правительством чиновниками, объявить все союзы на военном положении, чтобы избежать забастовок, избавить войска от «гучковцев», Думу не собирать до конца войны.

Резолюция, которую Николай наложил на донесение Тихановича-Савицкого, гласила: «Во время войны общественные организации трогать нельзя»[1605]. Ббльший интерес к автору проявила Александра Федоровна, нашедшая время для встречи. Тиханович изложил ей свой план конституционной реформы и получил, по его словам, одобрение на «скорейшее исправление неправильной кодификации Основных законов». Поскольку сам он не был крупным специалистом по конституционному праву (а владел магазином музыкальных инструментов), работа эта была поручена сенатору Гредингеру, но не завершена. 31 января 1917 года Тиханович писал Николаю Маклакову со ссылкой на императрицу: «Государь обещал в следующий приезд мой со мной повидаться… нам надо добиться, чтобы окружить Государя и в Царском, и в Ставке только правыми… Не можете ли вы узнать и указать мне несколько военачальников, популярных в войсках, сильно правых, на которых можно было бы вполне положиться?»[1606]. Собственно, на этом все и закончилось.

Второй проект был разработан в Петрограде, и авторов его нужно искать в кружке Александра Римского-Корсакова, члена Госсовета и одного из лидеров Союза русского народа. В кружок, по словам Маклакова, входили «последние могикане, которые отводили душу». Авторство их записки, которую Маклаков же и передал Николаю в первых числах января 1917 года, принадлежало еще одному члену Государственного совета Михаилу Говорухе-Отроку, крупному землевладельцу, председателю Курской губернской земской управы. В ней предлагалось назначить на высшие государственные и тыловые армейские посты лиц, не только известных «преданностью Единой Царской Самодержавной власти, но и способных на борьбу с наступающим мятежом»; распустить немедленно Государственную думу без указания срока ее созыва; ввести военное положение в обеих столицах и в ряде других крупных городов; довооружить Петроградский гарнизон пулеметами и артиллерией; закрыть все органы левой и революционной печати; милитаризировать бастующие заводы, которые работают на оборону; назначить правительственных комиссаров во все органы Земгора. «Последним из могикан» трудно отказать в прозорливости. Они полагали, что создание ответственного министерства будет означать полную маргинализацию правых партий и возвышение кадетов, но только временное. «При выборах в пятую Думу эти последние, бессильные в борьбе с левыми и тотчас утратившие все свое влияние, если бы вздумали идти против них, оказались бы вытесненными и разбитыми своими же друзьями слева… Затем выступила бы революционная толпа, коммуна, гибель династии, погром имущественных классов и, наконец, мужик-разбойник. Можно бы идти в этих предсказаниях и дальше, и после совершенной анархии и поголовной резни увидеть на горизонте будущей России восстановление самодержавной царской, но уже мужичьей власти в лице нового царя, будь то Пугачев или Стенька Разин, но понятно, что такие перспективы уже заслоняются предвидением вражеского нашествия». По своим прогностическим способностям правые политики явно превосходили своих либеральных коллег.