Эшелон Георгиевского батальона, полурота Железнодорожного полка и рота Собственного Его Величества полка были отправлены из Могилева около 11 часов утра. Вагон Иванова, выехавшего через два часа, был прицеплен к эшелону в Орше. Права Иванова были определены специальным документом, подписанным Алексеевым и генерал-лейтенантом Кондзеровским: «На основании 12-й статьи Правил о местностях, объявленных на военном положении, мною представляется Вашему Превосходительству принадлежащее мне на основании 29-й статьи Положения о полевом управлении войск право предания гражданских лиц военно-полевому суду по всем делам, направляемым в военный суд, по коим еще не состоялось предания обвиняемых суду»[2046].
Еще из Ставки генерал приказал коменданту Царского Села: «Прошу Вас сделать распоряжение о подготовке помещения для расквартирования в городе Царское Село и его окрестностях 13 батальонов, 16 эскадронов и 4 батарей. О последовавшем распоряжении прошу меня уведомить завтра, 1 марта, на станции Царское Село»[2047]. С дороги Иванов обменивался телеграммами со Ставкой, со штабами Северного и Западного фронтов, с 42-м корпусом, интересуясь отправкой войск и указывая места высадки передовых частей. Рузскому он телеграфировал, что назначенные в его распоряжение части должны высадиться с целью сосредоточения на станции Александровская вблизи Царского Села, где получат дальнейшие указания. Иванов сообщал, что сам намерен прибыть в Царское к 8 утра 1 марта и остановиться на вокзале до выяснения обстановки. Части Западного фронта должны были высадиться на станции Царское Село и ждать его указаний.
Однако Иванов мог и не догадываться, что всей полнотой информации не располагает. Вот что вспоминает генерал Тихменев: «Я уговорился, что буду уведомлять его о движении прочих частей, направляемых из района Северного фронта в его распоряжение, и что он будет телеграфировать непосредственно мне о своем движении.
— Только сомневаюсь я, Ваше Высокопревосходительство, чтобы вы получили мои телеграммы, перехватывать их будут.
Я оказался прав. Сколько помнится, из нескольких посланных Ивановым телеграмм (о чем я узнал от него впоследствии) я получил только одну. А моих телеграмм он не получал вовсе». Позднее Тихменев прочтет свои телеграммы в книге «Палладиум свободы», которую написал комендант Думы, называвший «Палладиумом» Таврический дворец[2048]. Намек Тихменева на то, что передаваемые по военным каналам телеграммы перехватывала Дума, вряд ли оправдан, она в тот момент подобными возможностями не располагала. Зато располагала Ставка, которая способна была информировать кого угодно, включая и Думу.
В телеграммах и приказах, которые Алексеев рассылал днем 28 февраля, трудно обнаружить признаки открытой нелояльности. Информацию главнокомандующим фронтами о событиях последних трех дней в Петрограде, составленную на основании донесений от Беляева и Хабалова, начштаверх заканчивал словами: «На всех нас лег священный долг перед Государем и Родиной сохранить верность долгу и присяге в войсках действующих армий, обеспечить железнодорожное движение и прилив продовольственных запасов». Но он по-прежнему никого не торопил и сам не торопился. Только в 12.15 Алексеев послал телеграмму Брусилову, предложив ему выделить из Юго-Западного фронта в распоряжение Иванова 3-й и 4-й гвардейские Преображенские полки и отправить, как только представится возможность; а если потребуется, быть готовым послать дополнительно одну из гвардейских кавалерийских дивизий. Позднее Алексеев телеграфировал главнокомандующим Северным и Западным фронтами: «Если обстоятельства потребуют дальнейшего усиления войск, направленных в Петроградский округ, то подлежат отправлению остальные полки и батареи 2-й и 15-й кавалерийский дивизий. От Юго-Западного фронта предназначена часть гвардейских полков, которые отправятся, когда позволят условия железнодорожного движения»[2049].
Исход событий в стране в тот момент действительно в огромной степени зависел от железных дорог, от контроля над ними. Это определяло возможность проведения военной операции против восставшей столицы. Это определяло безопасность императора. Это определяло судьбу Петрограда. Как подчеркивал отправленный в МПС комиссар Бубликов, город «можно было усмирить даже простым перерывом железнодорожного сообщения с Петербургом: голод через три дня заставил бы Петербург сдаться. Мне это, сидя в Министерстве путей сообщения, было особенно ясно видно»[2050]. Итак, ключом от ситуации владел тот, кто владел железной дорогой.
В 11.15 утра Алексеев запросил у еще находившегося на свободе Беляева о судьбе министра путей сообщения и способности МПС управлять железными дорогами. В 12.25 Беляев в характерной для него в тот день манере ответил, что министр путей сообщения едва избежал ареста и скрывается на чужой квартире, министерство переживает полный паралич, а потому предлагал железные дороги передать под военный контроль. На этой телеграмме Беляева Алексеев наложил резолюцию: «Управление всеми железными дорогами временно принимаю на себя через товарища министра путей сообщения на театре военных действий»[2051]. В 13.16 от Алексеева ушла телеграмма командующим войсками Петроградского, Псковского, Минского, Киевского, Казанского, Одесского и Иркутского округов с требованием обратить «чрезвычайное внимание на ограждение железнодорожных служащих узловых станций, мастерских и депо от посягновений внести в них смуту извне»[2052].
Неожиданно Алексеев откажется от идеи военного руководства железной дорогой. Почему? Товарищем главы МПС в Ставке был генерал-майор Кисляков. Именно после беседы с ним Алексеев отказался подписать соответствующий приказ[2053]. Почему? Спиридович считал, что Кисляков был «изменником в Ставке», который предпочел отдать железные дороги новым хозяевам МПС. А может, Алексеев не очень-то и хотел, чтобы его друзья в Петрограде были лишены возможности влиять на перевозки?
В Таврическом дворце прекрасно сознавали значимость контроля над транспортом. В полпервого дня член военной комиссии ВКГД старший лейтенант Филипповский отдал поручику Грекову приказ занять Николаевский вокзал. Откуда был этот поручик и куда он потом исчез, никто потом установить не сможет, попытки его найти закончатся безрезультатно. Но в тот день Греков наделал много шума. Прибыв на вокзал, поручик отбил телеграмму: «Экстренно по всей линии начальствующим лицам службам движения, пути, тяги и телеграфа. По приказанию Временного правительства, приказываю всем начальникам станций и почтово-телеграфных отделений Николаевской линии немедленно сообщать мне, на имя военного коменданта Николаевского вокзала о всех без изъятия воинских поездах, составе и количестве людей и роде оружия, имеющих своим назначением Петроград. То же касается и всех поездов, груженных военными припасами, и не выпуская со своей станции поезда без соответствующего разрешения от имени Верховного правительства»[2054]. Имя Грекова узнает все военное и железнодорожное руководство страны и сам император.
Как и имя комиссара Бубликова. С небольшим отрядом из двух офицеров и двух солдат с санкции Родзянко он направился в МПС, где был встречен, по его словам, с полным радушием. Товарищ министра Борисов протянул ему руку:
«— Ну слава Богу! Наконец-то! А мы вас еще вчера ждали!»
После этого «безропотно подчинись старшие, с великой радостью младшие». После этого Бубликов предложил передать по всем городам и весям подготовленную им телеграмму[2055]. Это было воззвание, под которым стояла подпись Родзянко, призывало железнодорожников полностью подчиниться новой власти и запрещало движение поездов в 250-километровой зоне вокруг Петрограда. Говорилось, что «старая власть оказалась бессильной преодолеть разруху, Комитет Государственной думы, взяв в руки образование новой власти, призывает спасать Отечество от разрухи и от неминуемого поражения в войне». Керенский придавал очень большое значение этому революционному акту: «Временный комитет направил депутата IV Думы А. Бубликова с отрядом солдат, чтобы взять на себя функции управления центральным железнодорожным телеграфом. Этот вовремя предпринятый шаг позволил Думе поставить под свой контроль всю сеть железных дорог, поскольку ни один состав не мог отправиться из столицы без согласия Бубликова. Именно Бубликов, выполняя распоряжение Временного комитета, передал по телеграфу во все уголки страны первое сообщение о революции»[2056]. Действительно, кроме армии и МВД, только железнодорожное ведомство обладало собственной общероссийской телеграфной сетью. Что делать с поездом императора, у Бубликова ясности не было.
