Из нагрудной пластины можно и щит сделать. И подарить его Рэму, потому что сам я эту фиговину размером с половину двери далеко не унесу. Но раз уж его пластина издала «Бом-м» при столкновении с внутренним стальным скелетом андроида, значит, эти наросты по прочности не уступают металлам Предков. Вот как при этом приделать к ним крепления или пришить к униформе — большой вопрос. Но об этом я подумаю завтра.

Жизнь — сложная штука. А уж когда это третья жизнь, которую начинаешь сразу с девятнадцати лет, без вводного курса в предыдущие годы... Это как начать играть в незнакомую компьютерную игру в режиме «хардкор» с чужого сейва на середине сюжета.

— Здесь тебе не игра, бестолочь, — мысленно сообщил Феликс, вслух фыркнув.

— Вся жизнь — игра. Весь мир театр, а люди в нём актёры, как говорил Шекспир. Вот если бы в его времена существовали компьютерные игры, уверен, он бы скорее с ними сравнил жизнь, — возразил я.

— Ты разговариваешь со своим котом? — спросила Эйлин.

Она скромненько сидела в сторонке на табурете, который я уволок из корчмы вместе с остатками вчерашнего шашлыка и парой кувшинов пива.

Вообще, я изначально не собирался тащить Эйлин к себе. Мы с Эвелиной ведь договорились, что вторая девушка-синтоид будет моей рабыней только формально. Но поскольку саму Эвелину ранили, то утрясти детали и придумать для Эйлин легенду она не успела. И пока никто не начал задавать глупые вопросы на тему того, кто эта рыжая деваха вообще, откуда она взялась в Форте, почему носит форму адептов и что делала на Арене во время появления Разлома, мне пришлось её быстренько увести. Хотя лорд Гарольд так смотрел нам вслед, что тут дураку ясно — завтра без трудных вопросов не обойдётся.

— Ну, если уж даже тебе ясно... — снова фыркнул наглый кошак.

— Да, я разговариваю с котом, — ответил я девушке, проигнорировав нахальное животное. — И он со мной тоже, мысленно. Это необычно для фамилиаров?

— Я-то откуда знаю? — пожала плечами она. — Я, можно сказать, пару часов назад родилась. Леди Эвелина не успела меня проинструктировать, как случился Разлом, из которого полезли эти твари...

Она вполне по-человечески передёрнула плечами. Имитация людского поведения у синтоидов вообще на высоте. Я и в Эвелине заметил странности скорее психически — эта её склонность внезапно смеяться, как истеричка. Но уж роботом я бы её не посчитал, если бы «тётушка» не подсказала.

— Так, насчёт твоего, так сказать, рождения, — задумчиво протянул я. — Поясни поподробней, а? Что ты вообще знаешь, помнишь, умеешь?

— Это сложно объяснить, — замялась она, чуть поморщившись и потерев пальцами лоб. — Есть вложенные данные, инструкции и модели поведения для... Синтоида-компаньонки. Но это кажется чужим, будто прочитано в книге. Есть воспоминания о прежних активациях... А есть осколки воспоминаний, образы, мысли, желания, которые возникли после инициации. Они... Они тоже пока как чужие. Но постепенно складываются в одно целое. Что-то забывается, покрывается туманом, будто сон. Или чей-то рассказ о его жизни. А другие мысли становятся моими.

Я покивал, хотя ничего не понял. Но продолжения не последовало.

— Чьи мысли? — спросил я.

— Адептов, которые погибли на инициации, — пожала плечами Эйлин. — Тех, кого не приняла Стихия. Убив их, Стихия забрала их часть. А теперь отдала мне, приняв меня. Ты понимаешь?

Я задумчиво хмыкнул. Нет, честно говоря, не очень понимаю. Но признавать этого вслух не буду. И кое-какие догадки всё же есть. Только они мне не очень нравятся.

— То есть, твоя личность сформировалась из осколков памяти... Или даже душ? Душ погибших на инициации адептов... А не пахнет ли это тяжёлой формой шизофрении? И не нужен ли тебе психиатр? — с подозрением поинтересовался я.

— Я не знаю таких слов, — покачала головой она. — Может, спросишь у своего кота?

Она издевается, что ли? Судя по выражению лица — нет. Но кто этих синтоидов поймёт. Контроль мимики у них должен быть совершенный. Роботы же не испытывают эмоций, но синтетическая секс-кукла должна уметь их имитировать.

— Ну, пушистая жопа, что скажешь? — обратился я к Феликсу.

— Зарождающаяся душа, — отозвался кот. — Моя личность сформировалась по тому же принципу. Но только из двух источников, от тебя и Бернарда. И в основном из того, что ты сам забыл. Вот от Бернарда я получил больше, ведь он в этом процессе умер.

— Ничего непонятно, — проворчал я. — Что ты там от меня получил, например?

— Ну-у... Я помню значение числа «Пи» до сто тридцать восьмого знака после запятой, — похвалился кот. — Наверное, ты когда-то видел его в учебнике. Сам не запомнил, но в глубинах памяти информация осталась. Видишь, насколько я умнее тебя, балбес?

И вот из-за этого он меня всё время обзывает?! Совсем оборзело, животное! Да какой толк от таких знаний? Особенно здесь и сейчас.

— Знание — сила, — отозвался на мои мысли Феликс. — Но толку нет, это верно. Хотя я помню и многое другое. Все покрытые туманом забвения воспоминания твоего детства. И не только по школьной программе. По отдельности это всё ерунда, но в целом складывается в картину того, каким был твой мир.

— Давай ещё пару примеров, — потребовал я.

Кот довольно мурлыкнул.

— Интересно проверить, остались эти воспоминания у тебя самого? Или полностью перешли мне? Хм, например... Помнишь, как пялился на трусики Нинки, сверкнувшие из-под юбки, когда она полезла на дерево за застрявшим в ветках воланчиком? И заметила, что ты пялишься, хотя она просила отвернуться. И ты заметил, что она заметила. Но всё равно не отвернулся. А через несколько дней вы с ней обжимались на чердаке недостроенного дома. И ты тогда впервые полапал девушку за грудь...

Я усмехнулся. Конечно, я всё это помню. Не то, чтобы часто вспоминаю, но помню. Эх, как давно это было... Мне было лет тринадцать, наверное? Скорее даже меньше, тринадцать ещё не стукнуло, родился-то я в конце года, а это всё было летом. Или на год раньше? Хм, не помню. Надо Феликса переспросить, вдруг он и даты лучше меня помнит.

Нинка на пару лет старше, так что уже из девочки превратилась в девушку, и грудь появилась. Но всё равно оставалась «своей в доску» девчонкой, которая и в футбол с нами гоняла, не то, что в бадминтон... А в волейбол постоянно нас всех обыгрывала, потому что пацаны пялились на её колыхающуюся от резких движений грудь под маечкой.

Наверное, в тот год мы и стали девочками интересоваться именно в плане их отличий от мальчиков. Хотя ещё вместе по деревьям лазали, но девчонок пускали вперёд, чтобы снизу посмотреть на их задницы, а при случае и подтолкнуть. Но ровесницы были ещё слишком мелкими, тогда как девчонка немного постарше...

Только вот у Нинки старший брат был, года на полтора постарше... Эх, вот его имя из моей памяти окончательно вылетело. Он тоже иногда с нами зависал, способствовал воспитанию подрастающего поколения, так сказать. Ну и учил плохому местами, вроде курения за гаражами. Хотя курить нам тогда не понравилось. А вот когда мы решили переплыть болото на самодельном плоту, сделанном из круглой доски от катушки для кабеля... Где-то на середине «плот» начало затапливать, мы, сопляки, слегка запаниковали. А он просто спрыгнул в болото, чтоб облегчить вес, и оттолкал доску к берегу. Изгваздался, конечно, по уши, но ничего, сходил домой, помылся, переоделся и вернулся. Мы-то тоже не потонули бы, мелко там было, но дома от родителей бы влетело...

В общем, отличный был пацан, только к сеструхе приставать нам запретил. И мы, из уважения к нему, не пытались... А на чердак она сама меня позвала! И даже сама же мою руку себе под маечку запустила, я-то тогда пытался поверх майки пощупать... Для начала...

— Эй, вернись к реальности, балбес, — позвал Феликс.

— Моя память при мне, — подтвердил я. — Может, даже ярче, чем раньше. Спасибо, что напомнил. Это приятные, тёплые воспоминания. Не самые счастливые, конечно, бывало потом и получше. Но очень хорошие. И самые беззаботные, наверное.