А потом где-то на тумбочке, под «Тихим Доном», зазвонил телефон. Протяжно. Громко. И донельзя противно.

Роман схватил меня за руку и прижал к боку.

– Не отвечай.

Но телефон, едва закончив, зазвонил снова. А потом в третий раз. Вероятно, поболтать со мной хотел очень нетерпеливый человек, поэтому, несмотря на недовольство Романа, мне пришлось нажать на кнопку приёма вызова.

– Я в городе, и раз приехала пораньше, хочу зайти к тебе на квартиру. А то бабка твоя мне все уши прожужжала по поводу того, как там всё здорово.

Я не сразу поняла, кому принадлежал этот голос, и догадалась только по особым интонациям и контексту. Приехала мама и, похоже, первой электричкой. Она знала, что в выходные я сплю до полудня, и, хотя мы договаривались встретиться в ресторане в час дня, это не помешало ей позвонить в начале одиннадцатого.

– Давай вечером. После ресторана. – Мой голос хрипел, словно я была на физкультуре и выполняла упражнения на выносливость. Роман продолжал покрывать мою шею поцелуями.

Мама засмеялась.

– Кажется, я помешала, да? Ты с женихом милуешься. Ну ладно. Помни мою доброту: я позвонила, а не прямиком к тебе притопала.

– Мы будем через час.

И я отключило вызов. По лицу Романа судорогой пробежала досада. Я чмокнула его в нос и потёрла красные полосы на шее, которые выступили от его щетины.

– Мы продолжим вечером. Обещаю.

Теперь мы оба знали, что должно способствовать этому продолжению.

– Как зовут твою маму?

– Дарья Сергеевна.

Роман прочистил горло и вставил ключ в замок зажигания. Солнце слепило глаза, но день не обещал быть жарким. По случаю знакомства с будущей тёщей мой жених надел белую парадную рубашку, галстук и тёмно-серый костюм. Я же ограничилась светло-голубой блузкой с коротким рукавом и чёрными зауженными брюками, а на ноги натянула туфли на самом высоком каблуке, какой только смогла отыскать. В такой одежде я казалась стройнее, а потому чувствовала себя увереннее.

Роман вёл машину молча. Он вообще терпеть не мог, когда его отвлекали за рулём, боясь пропустить какой-нибудь знак или не успеть затормозить на светофоре, но сегодня даже выключил радио. Я время от времени поглядывала на телефон и тёрла обручальное кольцо. Мама больше не звонила, и это казалось хорошим знаком.

«В конце концов, – рассуждала я, приглаживая волосы, собранные в низкий хвост на правом боку, – она же мне не враг. Она женщина, которая дала мне жизнь. И вроде пунктика по поводу возраста у неё нет. Взять хотя бы Владислава, к которому она меня приревновала. Он лет на семь был младше её и ничего. Может, и тут обойдётся. Всё-таки Роман заведует хирургическим отделением, в городе его знают и уважают. Есть квартира и при этом не одна. Может, маму это успокоит, и она не будет лезть на рожон хотя бы сегодня…»

Мысленно подыскивая правильные аргументы, я едва не проворонила нужный переулок. Роман привёл меня в чувство хлопком по колену. Мы припарковались в метрах пятидесяти от ресторана и внутрь зашли рука об руку. Я заметила маму, едва открыв дверь. Она сидела в центре зала лицом ко входу и сосредоточенно листала меню. Выглядела мама как самый красивый человек в мире. Даже больше. Как кинозвезда. И рядом с ней я чувствовала себя серой мышью.

Васильково-синее платье, высокая причёска и ярко-красная помада. На все званные вечера мама одевалась именно так. Васильково-синий подчёркивал её глаза. Огромные, глубокие, окаймлённые густыми чёрными ресницами. Тени, румяна, карандаш для бровей – всё было подобрано идеально. По-видимому, одеваться и краситься мама начала ещё вчерашним вечером.

Роман сжал мои пальцы, и мне пришлось обернуться. Он выглядел растерянным и смотрел на маму не мигая. Впрочем, ни на кого другого смотреть бы всё равно не получилось. Кроме нас троих, посетителей в ресторане больше не было. Тот открылся всего двадцать минут назад.

– Ты ведь Никитина. Не Стацкая?

– Я была Стацкая до десяти лет, а потом папа за месяц до смерти дал мне свою фамилию. Благодаря этому я и получаю пенсию по потере кормильца.

Меня удивил его вопрос. Откуда он вообще узнал про Стацкую? Но акцентировать на этом внимание было некогда. «Потом», – сказала я себе и повернула голову к маме.

Она уже перестала изучать меню и, прищурив глаза, рассматривала Романа с головы до ног. Рассматривала так, словно пыталась найти у него наличие рогов, копыт или, на худой конец, третью ногу.

Выпрямив спину, я в три шага преодолела расстояние от входа до её столика и уже хотела сказать: «Познакомься, мама, это мой жених». Но она опередила меня ровно на полсекунды:

– Приятно, что моя дочь умеет держать обещания. Даже те, которые дала в три с половиной года.

В мире ничего не бывает бесконечным. Всё рано или поздно проходит. Всё превращается в прах. Белая полоса в моей жизни началась в начале марта, а закончилась пятого июня. В день, когда я познакомила маму с Романом…

Мамину улыбку было трудно назвать живой. Роман сидел с плотно сжатыми губами. Я переводила взгляд с одного на другого и никак не могла понять, в чём дело. Ещё недавно такой крепкий под ногами мир затрещал и покачнулся. Земля приняла форму свечи, и я не знала, как на ней удержаться.

Мама отодвинула стул и, бросив на стол салфетку, поднялась на ноги.

– Ну, радуйся, дядя Рома! – произнесла она, глядя куда-то в сторону. – Я спрятала её за сто тридцать восемь километров, а ты всё равно отыскал.

А потом в метре от меня прошелестело её платье. Мама покинула зал быстрее, чем я успела задать ей хотя бы один вопрос.

– Поедем домой. – Роман сжал мою руку и потянул вверх. Я на автомате дошла до машины и также на автомате заняла место рядом с водительским креслом. Мой жених молчал, а я, как заведённая, крутила и крутила в голове мамины слова. «Дядя Рома», «Сто тридцать восемь километров», «спрятала», «три с половиной года» и «обещание»…

Правда впитывалась в мой мозг постепенно и лишь в самом конце стала походить на удар метеорита. Теперь я на собственной шкуре знала, что испытывали динозавры, когда их сбило с ног огромное небесное тело. Страх. Панику. Непонимание.

Пазл сложился моментально, и картинка поразила своей целостностью. Моя мама была той самой женщиной, с которой Роман встречался два года. Она была самой первой. Той, с которой начались все остальные.

«В конце концов, она сбежала. Обрубила все концы и разорвала все отношения с общими знакомыми…»

Сумку на коленях затрясло от вибрации. Мама? Вера? Деканат? Я сосредоточенно перебирала в уме имена тех людей, которые могли позвонить мне в эту минуту. Банк? Провайдер? Аптека? Номер не был знакомым, и я взяла трубку только ради того, чтобы привести мысли в порядок.

Динамик затрещал голосом бабушки. Сухим, дрожащим и обвиняющим. За все мои девятнадцать лет она разговаривала со мной так впервые.

– Света, что у тебя там происходит? Что ты творишь?

Мне было нечем крыть. Все более-менее цензурные слова застряли в горле, и я смогла выдавить только какие-то булькающие звуки.

– Что ты творишь, я тебя спрашиваю? Что? Кого ты нашла, Света? Кого привела знакомиться с матерью?

– Ты говорила, что, если мужчина постарше, это хорошо.

– На четыре-пять лет, но не на двадцать.

Бабушка плакала. Плакала навзрыд, не забывая при этом, точно сломанная пластинка, повторять один и тот же вопрос:

– Что ты творишь, Света? Что ты творишь?!

Я посмотрела на маячивший впереди клочок голубого неба без единого облачка и глубоко вдохнула. Битва только началась, и я ещё надеялась её выиграть. Бабушка, по-видимому, справившись с первыми эмоциями, стала понемногу приходить в себя. По крайней мере, «пластинку» она всё-таки сменила.

– Где ты его нашла?

– Это зять Николая Андреевича. Тот человек, что сбил меня на машине прошлым летом.

Бабушка ахнула.