Я улыбнулась. Светланой вне университетской жизни меня почти не называли.

– А Вы Николай Андреевич?

– Так точно.

– Простите, что в домофон не позвонила. Там дверь в подъезд была открыта, поэтому я и зашла сразу. Наверное, сломалось что-то.

– Наверное. – Он почесал чисто выбритый подбородок и жестом пригласил меня в комнату. – Вы не стойте на пороге. Разувайтесь и проходите. Пол чистый. Да-да, сапоги к стене, пальто можно на вешалку. Не стесняйтесь – хозяйничайте.

Квартира мне понравилась с первого взгляда. Немного на старинный манер, но вполне приличная. У одной стены стояла крупно-габаритная светло-коричневая «стенка» с сервантом под посуду и книжным шкафом, у другой – диван, покрытый красивым ярко-красным покрывалом. Объёмный телевизор примостился на широкой тумбе в углу. Потолок был отделан плиткой с рисунком в виде вазы с лилиями, а на полу, под цветастым ковром, виднелся светлый, добротный линолеум.

Сам хозяин был под стать комнате. Приятный в общении, с чистой правильной речью и добрым взглядом он тут же напомнил мне нашего директора школы, по совместительству историка. У того была точно такая же рубашка, как у Николая Андреевича, синяя, из фланели, в клеточку. Как любила повторять бабушка: «Чтоб не мёрзнуть». Но ростом они отличались. Наш директор считался коротышкой, а Николай Андреевич, даже ссутулившись, наверняка мог без подставки достать что-нибудь с верхней полки. Но худой очень. Ввалившиеся глаза, по-видимому, раньше были голубыми, а теперь совершенно выцвели.

– Вот как-то так, Светлана, – развёл он руками, показывая полный рот хорошо вычищенных зубов. – Всё как в объявлении. Перетруждать сильно не буду. Раньше сам справлялся. Жена умерла почти сорок лет назад. И полы мыл, и готовил, но сейчас трудно становится: спина совсем не гнётся. Даже новомодная швабра не помогает. Зять хотел домработницу нанять, но он тоже не Рокфеллер, вот я решил комнату сдать, но больше ради компании, чем ради денег. Как из школы ушёл, совсем тоска заела.

– Так Вы учитель?

– Пятьдесят шесть лет историю преподавал. – Он засмеялся и хлопнул себя по колену. Я, услышав про его предмет, тоже улыбнулась. – В прошлом году уволился. Надо давать дорогу молодым, жалко только под окном очереди нет. Никто теперь в школу идти работать не хочет. Тяжело там и денег мало платят.

Я промолчала, он посмотрел на сервант с посудой.

– Продукты зять мне на неделю закупает. В будни, бывает, только за молоком и хлебом в магазин хожу. Но зимой с моими суставами по нашим дорогам идти непросто, поэтому, если останетесь, буду просить Вас.

– Я не против.

– А с плитой у Вас как?

– Ну, – протянула я, – повариха я не весть какая, но суп и кашу сварить смогу. Раньше я в общежитии жила, и мне приходилось готовить.

– Если согласитесь иногда готовить, будет очень хорошо. Продукты, разумеется, с меня. Ужинаем вместе. В еде я неприхотлив. Ем всё и теперь уже в небольших количествах. Зять, конечно, просит ограничить жареное и солёное, но я без картошки со сковороды и огурцов из банки обойтись не могу.

Отвечать на это мне тоже было нечего. Предложение о готовке насторожило, но я решила не заострять на нём тему.

– Если всё устраивает, пойдёмте, покажу комнату, в которой будете жить Вы.

Вторая комната понравилась мне даже больше первой, хотя она и заметно уступала ей в размерах, но то, что большая не была проходной, уже радовало. По крайней мере, я могла входить и выходить, не боясь застать Николая Андреевича в пижаме. Светлые обои с серебристыми завитушками приятно радовали глаз, на окне висели тёмно-синие шторы в жёлтых полумесяцах. Кровать, придвинутая к стене, располагалась рядом с платяным шкафом. Напротив шкафа, у другой стены, стояли письменный стол и два стула.

– Если хотите, можем сделать перестановку. Стол придвинем к окну и поставим телевизор.

– Спасибо, я не смотрю телевизор. А вот стол бы и правда переставила. Иногда просто хочется посмотреть в окно, на деревья, на листопад или снег.

– Понимаю, – старик печально улыбнулся. – Моя Наташа тоже любила смотреть в окно. Бывало, задумается и грызёт ручку.

– Ваша жена?

– Моя дочь.

Дочь? Я вдруг нечаянно поймала себя на мысли, что хозяин квартиры впервые заговорил о своей дочери. Впрочем, я и сама должна была догадаться. Если есть зять, дочь должна быть априори. Но только почему ездит к нему по выходным не она, а её муж. Может, болеет, или поссорились?

– Когда я могу заехать?

Николай Андреевич чуть прикрыл глаза.

– Хоть завтра.

Я улыбнулась и протянула ему руку.

– Вы не хотите посмотреть на мой паспорт?

– Мне достаточно студенческого билета. Вы, кажется, сказали, что учитесь на мехмате классического университета.

– Так точно, – вернула я недавно брошенную им фразу.

– Ну что ж печать, вроде как настоящая, – произнёс он, рассматривая врученные корочки. – Давайте попробуем. Обещаю не изводить Вас пустыми разговорами и не цепляться из-за волос в ванной.

Не удержавшись, я рассмеялась. Мне нравилось, что хозяин квартиры, где я собиралась снимать комнату, обладал неплохим чувством юмора. С такими всегда проще ужиться. Да и вроде голова у него варит вполне сносно, следов деменции не заметно, хотя на вид ему около восьмидесяти.

– Тогда до завтра, – дойдя до прихожей и надев пальто и сапоги, я уже взялась за дверь, собираясь учиться открывать замок, но… нос к носу столкнулась на пороге с темноволосым высоким мужчиной, около ног которого вился здоровенный косматый пёс.

И самое ужасное, что мне хватило одного взгляда, чтобы вспомнить имя этого человека…

Поспешно убрав пальцы с двери, будто ошпарившись, я взволнованно прикусила губу. Уж кого-кого, а человека, сбившего меня на машине три месяца назад, я никак не ожидала здесь увидеть. Судя по выражению лица, он тоже не был готов к встрече со мной.

– А это моя будущая квартирантка, Рома, – проговорил Николай Андреевич, приветствуя гостя, – Светлана…

– Никитина, – отозвалась я, понимая, что хозяин квартиры вряд ли запомнил мою фамилию.

– Квартирантка, значит. – Покачав головой, «Рома» нахмурился и приподнял брови так, словно испытывал высшую степень удивления. Правая при этом вновь намного отстала от левой. – Мы же вроде договаривались, что я подыщу медсестру, которая в случае чего и укол сможет поставить, и капельницу и первую медицинскую помощь окажет.

– Прошёл месяц, а медсестры как не было, так и нет.

– Я же не виноват, что ни одной порядочной медсестре пока не нужно жильё в этом районе.

– А этой девушке нужно.

Атмосфера в прихожей была ледяной. Я стояла на коврике перед порогом и, то расстёгивая, то застёгивая пуговицы на пальто, абсолютно не представляла, что теперь делать дальше. Ну не сбежать же, в конце концов, не сказав никому ни слова! Оставалось только одно ‒ смотреть на огромного косматого пса, который внимательно изучал меня большими графитового цвета глазами. С тех пор, как на меня в третьем классе едва не напала свора бродячих собак, к крупным породам я относилась с большой осторожностью, но этот, как ни странно, несмотря на свой весьма воинственный вид, страха мне не внушал.

– Да она даже учится не на медика.

– Ну, в нашей стране это пока ещё не приравнивается к преступлению, да и Псу она понравилась. Гляди, как смотрит и нюхает.

– Псу? – слова вырвались из моей груди против воли, и я так испугалась собственного голоса, что прикрыла ладонью рот. – Неужели это мохнатое недоразумение живёт здесь?.. – мысленно задала я вопрос самой себе.

– У него нет клички, поэтому я зову его Псом, – объяснил Николай Андреевич, почёсывая собаку за ухом. – Восемнадцать лет назад в городе стояли лютые морозы, он был тогда худющим щенком-подростком, вот я и забрал его к себе, начал подкармливать, а он возьми да останься. Никто не верит, что ему восемнадцать, но я и не доказываю обратное. Он ведь на улице родился, а из документов принёс мне только лапы да хвост.