У меня даже перед глазами все поплыло — настолько обжигающе прекрасным было это ощущение, когда запретный плод, который все это время манил, соблазнял, совращал с истинного пути, наконец-то оказался у тебя в лапищах.

И этот ее аромат… Я втянул в себя букет ее запаха, такой легкий, приятный, похожий на аромат моих любимых полевых цветов, которые расцветают по весне, олицетворяя новую жизнь, что чуть не раскрыл свою пасть, чтобы целиком не проглотить ее как вкусную булочку.

Все это время я бежал на этот аромат, этот запах тепла и уюта. Легкий, ненавязчивый, распускающийся всеми красками, которые только может содержать в себе эта невероятно привлекательная, умная и саркастичная девушка.

Бежал, вдыхал его, и думал, думал, думал.

Черт, о чем я только не думал все это время.

Ароматы леса мне все рассказали: Петр взял под свою опеку Мишеньку, и это было самым лучшим решением. Я снова удивился тому, как причудливо судьба распоряжается нами, как решает все за нас.

Как одно стремится к другому, и как противоположно заряженные частицы притягиваются друг к другу.

— Хорошо, что ты приехал. Петр твой с катушек слетел, Нат тоже, а я сними со всеми заодно! — сказала ленка, а я даже не понял, о чем это она.

Вгляделся в ее лицо и только тогда понял, насколько она озадачена, озабочена всей этой странной ситуацией, в которой мы все оказались.

Но я честно признаюсь: если бы всего этого не случилось, то я бы не решился.

Никогда не решился.

Слышите? Ни-ког-да не стал бы ее целовать.

А тут от ее невинного наивного взгляда будто на фитиль упала искра и все вспыхнуло ярким, страшным огнем.

И в этом огне первым начал гореть я. Руки будто расплавились на ее талии, скользнули к фетишу, на который я столько дней облизывался, пуская слюни, и я, наконец, снова сжал ее упругие половинки прекрасной задницы.

Член снова дернулся в оковах джинс, будто бы просясь на волю, и я инстинктивно сделал пару поступательных движений вперед, к ней.

Честно скажу, она мне сразу ответила!

Ее губы, этот райский оазис в пустыне, были созданы специально для меня, по моему лекалу, по моей личной просьбе у всевышнего.

Ее юркий горячий язычок сразу понял и принял правила игры, волнения танца, которые я продемонстрировал, и все в нас запело в унисон.

Я сначала исследовал территорию, метил мелкими движениями, но потом, поняв, что нас обоих порабощает страсть, подчиняет себе, отпустил свое внутренне настроение на волю.

И тут же на нас обрушилось столько эмоций, по размеру напоминая сход огромной лавины в горах.

ТАКОГО поцелуя у меня еще не было, когда только от движения языка внутри хочется проглотить и мучить, сминать, порабощать. Да что я говорю: мне хотелось проглотить всю ее целиком, съесть, — настолько огромным было возбуждение.

Руки огладили все прелести ее тела: я ощутил наливную тяжесть ее груди, хрупкость плеч и позвонков, проступающих над поясницей.

Выцеловывая какие-то невероятные узоры на ее тонкой шее, ловя еле сдерживаемые стоны, прижимая палец к точке чуть пониже ширинки, я чувствовал себя так, будто открыл ящик пандоры.

И его содержимое точно, бесповоротно и навсегда принадлежало мне.

И если кто-нибудь мне сейчас помешает, я, клянусь волшебной старой липой в лесу, я вырву сердце у этого человека.

Не-ве-ро-ят-но!

Потому что я был в раю.

С трудом отцепившись от его рук и губ, согнав морок с пальцев, что, подрагивая, горели желанием прикоснуться к нему, я отстранилась.

— Так, возьми себя в руки! — хлопнула я его по плечу.

Он иронично изогнул бровь.

— Что-то не припомню, чтобы давала тебе разрешение себя лапать! — скрывая свое ужасающее возбуждение, сказала я, демонстрируя фальшивую злость.

— Так и я тебе бумагу на это не выписывал, — паршивец прекрасно держал удар в словесной пикировке.

От того, что ноги и руки дрожали от только что пережитого цунами чувств, я еле владела собой, чтобы сказать:

— Ну и не лезь тогда ко мне! Иди вон к Натали своей, да обнимайся сколько влезет!

В ответ Павел поднял голову вверх и захохотал. Громко и немного пугающе, кстати.

— А что, если я с тобой хочу пообжиматься? Не разрешишь? — он резко опустил голову и впился в меня своими черными глазами, в которых танцевали канкан все черти ада.

Я даже растерялась. Воздух будто бы ватой встал в горле, и было невозможно трудно ответить, но я все равно нашла в себе силы и привела самый главный аргумент:

— Ты тут мне не придумывай! Я на тебя сестре пожалуюсь!

Но эта угроза на него не подействовала так, как я думала. Конечно же, он решил поддержать перепалку и сказал самое веское, важное, то, что может прекратить на корню спор между половозрелыми людьми, в каком бы он ключе не велся, сказав:

— Дура!

Я только закатила глаза. Ну как можно серьёзно говорить с этим человеком, скажите мне пожалуйста?

И вообще, как с ним можно говорить, когда мое сердце разрывается на несколько частей. Одна часть рвется искать пропавшего малыша, вторая часть бьется в бесконтрольной ревности к Натали, а третья… Третья часть алчет его объятий. Мне жутко захотелось вернуть его руки туда, где они и были до этого, чтобы эти горячие ладони скользили по бедрам, груди, вжимали в его стальное тело, будто бы отлитое из бронзы.

И поэтому я тоже поступила также, как обычно поступают взрослые, умные. Воспитанные люди. Я сказала:

— От дурака слышу!

Пашка хмыкнул, и, не сводя своих греховных глаз (которые, скорее всего, он унаследовал от какого-нибудь кровожадного пирата из своей родни), пророкотал:

— Вот двадцать пять лет девке, а мозгов как не было, так и нет!

Я запыхтела как закипающий чайник, но потом подумала, что, рассорившись, делу не помогу. И решила проглотить все ругательства, что уже щипали язык.

Паша с удовольствием наблюдал за внутренней моей борьбой и даже языком цокнул, выражая одобрение.

— Думаю, нам надо вернуться к началу, я практически впервые протянула ему руку дружбы.

— Согласен.

И мы вернулись к дому Натали. Тут Павел напрягся, это я увидела по его спине- она прямо ходуном заходила. Он сделал мне знак остановиться и замолчать, и пропал в темноте высаженных вокруг дома деревьев.

Я заволновалась. Зачем ему понадобилась Натали? Неужели ее разглагольствования о сексе все-таки повлияли на него? И он пошел за добавкой, потому что не получил сейчас того, что ему так нужно?

Но Пашка оказался как всегда выше всяких похвал. Через несколько мгновений он объявился снова, держа в руках какие-то листья. Он мял их и обнюхивал, а когда листья превратились с кашицу, пустив белесый сок, лизнул кончиком языка.

Тут же скривился и сплюнул на землю.

— Это очень плохо, — сказал он тут же помрачнев.

— Что такое? Что случилось? — заволновалась я, и от накативших эмоций схватилась за его руку.

И тут же отпрянула — казалось, что меня ударило током, обдало кипятком, ударила молния. В общем, мне снова жутко захотелось впиться губами в его губы.

Паша, озадаченный находкой, моего состояния не заметил и, подняв голову, сказал мне:

— Веру отравили этими листьями, и Миша тоже их пробовал. Потому он и стал медведем, а Вера..

Я тут же вернулась с небес на землю. Боже мой! Как же так?!

— Так! Это сделала Натали! Но зачем ей травить ребенка?

Паша почесал подбородок и ответил медленно, размеренно:

— Она его не травила. Эти листья старой липы, древнего дерева с проживающим внутри духом. Его листья пробуждают спящий в человеке дух, если он есть и совершенно безвредны, если его нет.

Я снова скривилась. Все никак они эти сказочки не оставят!

— Значит, нам нужно скорее найти Мишеньку!

— Медвежонка найти будет довольно просто в лесу, — хмыкнул Паша.

— Слушай, я знаю, что нужно делать! Позвони Петру! Ведь малыш с ним! — осенило меня.