2) Река Уэб должна быть в связи с Старым Нилом. Только тогда, когда это будет доказано, не раньше, можно будет объяснить себе таинственность, окружающую Нил.
Страны, по которым протекает чудесная река Луалаба, с своими многочисленными озерами, называются Руа (Урувва Спика) и Маниуэма. Впервые еще узнала Европа, что между Танганикой и известными источниками Конго живут целые миллионы негров, никогда не видавшие и не слыхавшие о белой соседке, которая так много суетится и хлопочет за пределами Африки.
На тех, которым первым удалось увидеть эту удивительную для них породу белых, в лице Ливингстона, он, кажется, произвел благоприятное впечатление; впрочем, они смешивали его с арабами, которых очень боятся и его жизнь была не раз в опасности. Эти две обширные страны, Руа и Маниуэма, населены настоящими язычниками и управляются не так, как в государствах Карагуэ, Урурди и Уганда, деспотическими королями, а во всякой деревне есть свой султан или владыка. Самые лучшие из этих мелких начальников ничего не знают о том, что происходит за тридцать миль от их селения.
За тридцать миль от Луалабы было очень немного народов, которые слыхали о великой реке. Такое неведение туземцев своей собственной страны усложняло работу Ливингстона.
В сравнении с этими племенами все другие племена и народы Африки, с которыми Ливингстон входил когда-либо в сношение, могут считаться цивилизованными; но в домашних изделиях эти дикие народы Маниуэмы, наоборот, оказались более искусными, чем все другие народы и племена. В то время, как те довольствовались звериными шкурами, небрежно набросанными на плечи, народ в стране Маниуэмы выделывает материю из особого рода волокнистого растения, которое можно сравнить с самыми тонкими тканями, выделываемыми в Индии. Они умеют также окрашивать ее в разные цвета: черный, желтый и красный. Племя вангвани, или свободные люди Занзибара, пораженные красотой их произведений, сменили свое полотняное платье на платье из этой ткани; почти на каждом негре в Маниуэме надета эта туземная ткань, превращенная в хорошо сшитый дамир (по-арабски) — нечто вроде короткой куртки. В этих странах также очень много слоновой кости. Лихорадочное стремление в Маниуэму, для промена ярких бус на драгоценную кость, напоминает стремление ехать в калифорнские рудники, в Колорадо, Монтану и Идого; или за золотыми слитками в Австралию и за алмазами в Капскую колонию. Маниуэма теперь Эльдорадо арабов и племен вамрима. Прошло не более четырех лет, как первый араб вернулся из Маниуэмы; но он привез с собою такой запас слоновой кости и так много рассказывал о баснословном количестве ее там, что с тех пор старые избитые дороги в Карагуэ, Уганду, Уфипу и Марунгу сравнительно опустели. Народ страны Маниуэмы, не понимая цены этого драгоценного предмета, строил свои палатки на подставках из слоновой кости. После этого нетрудно поверить, что дворец Соломона был весь построен из слоновой кости. Но знакомство с арабами скоро научило их ценить этот предмет. В настоящее время он очень сильно повысился в цене, хотя и теперь еще баснословно дешев. В Занзибаре цена слоновой кости за фразилах, около 35 фунтов весу, стоит от 50 до 60 ф. стер., судя по качеству. В Унианиембэ она стоит около одного ф. ст. за фунт, но в Маниуэме можно купить фунт слоновой кости за полфунта меди. Арабы, впрочем, своей жадностью и жестокостью вредят торговле.
С своими мушкетами, небольшая партия арабов непобедима для такого народа, как маниуэма который до последнего времени не слыхал звука оружия. Выстрел из мушкета внушает им смертельный страх, и почти невозможно убедить их стать против дула ружья. Они думают, что арабы украли молнию, и что против такого народа бессильны лук и стрелы. Они, впрочем, не лишены некоторого мужества, и не раз говорили, что, если-б не ружья арабов, ни один из них не оставил бы страну живым; это доказывает, что они охотно бы вступили в борьбу с ненавистными чужеземцами, если бы взрыв пороха не внушал им такого ужаса.
XXXII. Домашние животные Уджиджи.
Где бы ни появились арабы, всюду их имя и нация делаются ненавистными. Но эта ненависть внушается не цветом их кожи, не именем, но просто их торговлей невольниками. Пока в Занзибаре будет допущена невольничья торговля, этот, очень, впрочем, предприимчивый народ, будет возбуждать против себя ненависть всех народов Африки.
По большому пути из Занзибара во внутреннюю часть Африки, такого рода жестокости совершенно неизвестны по той простой причине, что туземцы, вооруженные ружьями, которыми они теперь умеют пользоваться, не так беспомощны, как другие племена. Увидав, хотя слишком поздно, как нерасчетливо было с их стороны продавать туземцам ружья, арабы теперь стали мстить тем, кто продаст туземцу хотя одно ружье. Удивительно, как они раньше не заметили своей ошибки. В прежнее время араб мог под защитой конвоя из невольников, вооруженных ружьями, проехать через Узегуггу, Урори, Укононго, Уфипу, Карагуэ, Униоро и Уганду только с простой палкой в руке; теперь же это немыслимо, как для него, так и для кого-либо другого. Вооруженный или невооруженный, но он на каждом шагу подвергается опасности. Недалеко от берега его задерживает племя вавегухха и требует с него дани или грозит ему смертью; входя в страну Угого, он подвергается тем же требованиям и угрозам. Племя ваниамвези также не составляет исключения в этом отношении; дорога в Карагуэ сделалась очень опасной; на пути расположилось страшное племя Мирамбо, которое без всякого труда рассеивает даже соединенные силы арабов и даже преследует их до дверей их домов в земле Унианиембэ; если же им удастся избежать племени Мирамбо, они все-таки не избегнут одного предводителя шайки — Сваруру, который потребует у них дани и которому бесполезно сопротивляться. Такого рода положение дел имело влияние на торговлю арабов невольниками в Маниуэме. Тревожимые на пути между Занзибаром и Унианиембэ грозными туземцами, которые кровавой местью платят за малейшее оскорбление, арабы удерживаются от похищения людей на пространстве между Танганикой и морем; но в Маниуэме, где туземцы робки, нерешительны и притом распадаются на мелкие племена, к ним снова возвращается их прежняя смелость, и они беспрепятственно дают волю своей склонности к этой торговле. Отчет, сделанный доктором об этой новой области, очень неутешителен. Он сам был свидетелем ужасного дела — резни произведенной над жителями очень населенного округа, собравшимися по вековому обычаю на рынке, на берегу Луалабы. Кажется племя ваниуэма очень любит закупать что-нибудь, причем дикари находят невыразимое удовольствие в том, чтоб торговаться из всех сил и купить за ничтожную монетку какую-нибудь безделушку; и когда это им удается, они чувствуют себя бесконечно счастливыми. Особенно любят закупать что-нибудь женщины, а так как они чрезвычайно красивы, то рынок должен быть особенно привлекателен для мужчин.
Вот именно в такой-то день Тагамойо, помесь араба, явился на подобное рыночное собрание с своим вооруженным конвоем и без всякого разбора начал стрелять, залп за залпом, в эту густую массу человеческих существ. Там было около 2,000 человек, которые при первом звуке оружия бросились к своим лодкам. В этой страшной суетне спаслись только немногие счастливцы, которые первые попали в лодки; остальные прыгали прямо в глубокую воду Луалабы; часть их сделалась добычей крокодилов, которых там ужасное множество; большинство же было убито пулями безжалостного Тагамойо и его подлой шайки. Доктор думает — да и таково же мнение самих арабов, что убито было около 400 человек, большею частью женщин и детей; пленных же оказалось еще больше, Ливингстон был не раз невольным свидетелем подобного варварства, и он не в состоянии выразить того омерзения, которое ему внушали эти бесчеловечные люди.
За невольников из Маниуэмы дают более высокую цену, чем за невольников других племен за их красоту и понятливость. Доктор Ливингстон говорит, что женщины этого народа необыкновенно красивы; с неграми западного края у них нет ничего общего, кроме цвета волос. Цвет кожи у них очень светлый, нос тонкий, хорошо очерченный рот и не очень толстые губы; челюсти мало выдаются. Этих женщин охотно выбирают в жены и помесь арабов восточного берега, да и кровные оманские арабы не отказываются жениться на них. На севере от Маниуэмы Ливингстон встретил светлокожую расу, напоминающую по цвету португальцев, или наших собственных луизиянских квадронов. Это очень красивый народ, обладающий замечательною торговою сметкой. Женщины искусно ныряют за устрицами, которые в Луалабе водятся в большом изобилии.
