Но раньше чем пускаться по этой новой дороге, я должен набрать других людей; те, которых я брал до Мфуто, считают свои обязательства конченными, а пять человек убитых очень уменьшило их страсть к путешествиям. Нечего надеяться на ваниамвези: у них не в обычае ходить с караванами во время войны. Мое положение очень затруднительно, и я мог бы вернуться спокойно на берег, но совесть не позволяет мне сделать этого, после того как было истрачено столько денег и на меня возложено такое доверие. Действительно, я готов скорее умереть, чем вернуться.
Суббота, августа 12-го. Люди, как я и предполагал, все ушли; они сказали, что я нанимал их идти в Уджиджи по дороге Мирамбо. У меня осталось только тринадцать человек. Куда же можно идти с таким ничтожным числом? В кладовой у меня хранится более 100 грузов. Караван Ливингстона тоже здесь; его имущество заключается в семнадцати тюках платья, двенадцати сундуках и шести мешках бус. Его люди из лучших в стране.
Если Ливингстон теперь в Уджиджи, он заперт там и едва ли может уйти. Я тоже заперт в Унианиембэ и, как мне кажется, не могу уйти отсюда, пока не кончится эта война с Мирамбо. Ливингстон не может получить своего имущества, потому что оно со мною. Он не может вернуться в Занзибар, так как дорога к нему заперта. Он мог бы, если б у него были люди и запасы, дойти до Беккера, идя к северу через Урунди и оттуда через Руанду, Карагвах, Угонду, Униоро и Убори до Гондокоро. Но он не может добыть пагасисов, потому что источники, откуда они достаются, теперь закрыты. Было бы безумием предположить, что Ливингстон, скорее чем всякий другой человек его закала, пойдет путешествовать по Африке один без проводников и достаточного количества платьев и бус.
Один человек рассказал мне па днях, что Ливингстон, придя с озера Ньяссы в Танганике, (в то самое время, когда его считали убитым), встретил там караван Саида бин Омара, отправлявшийся в Уламбу.
Он путешествовал с Магометом бин Гарибом. Этот араб, пришедший из Урунгу, встретил Ливингстона в Шикунбисе или Кваши-Кунбисе и путешествовал с ним вместе, как я слышал, до Маниуэмы или Маниуэмы. Маниуэма в сорока днях ходьбы в северу от Ньяссы. Ливингстон был на ногах, он одевается в американский холст. Он потерял все свои платья, переезжая на лодке озера Лиэмба. С ним было три лодки; в одной лежали платья, другую он нагрузил сундуками и посадил туда некоторых из своих людей, в третьей поехал сам с двумя слугами и двумя рыбаками. Лодка с платьями пошла во дну. Оставив Ниассу, Ливингстон пошел в Убиссо, оттуда в Уэнбэ и Урунга. Он носит шапочку, с ним двуствольное ружье и два револьвера. Вахиовы, бывшие с Ливингстоном, рассказывали этому человеку, что у их господина было сначала много людей, но потом все они разбежались.
Августа 13-го. Сегодня пришел караван с берега. Он принес известие, что Вильям Л. Фаркугар, которого я оставил больным в Мивапва, и его повар умерли. Фаркугар, судя по их словам, умер несколько дней спустя после моего прибытия в Угого, его повар несколькими неделями позже. Моя первая мысль была о мщении; я подумал, что Леуколе обманул меня, отравил его или его умертвил, каким-нибудь другим образом. Однако личное свидание с Мзаванги, сообщившим мне, что Фаркугар умер от своей страшной болезни, рассеяло это подозрение. Насколько я мог его понять, Фаркугар утром объявил, что поправился и может идти дальше, но, пытаясь встать, упал назад и умер.
Мне также сообщили, что вазагара, вследствие предрассудков относительно мертвых, приказали Джако отнести тело подальше для погребения, и тот, не будучи в состоянии нести его, бросил в кустарник голым, не посыпав даже земли сверху.
— Каждый из нас также отправится, Шау! Кто-то раньше? — заметил я ночью своему товарищу.{3}
Августа 14 го. Написал несколько писем в Занзибар. Шау совсем расхворался, прошлой ночью, или лихорадкой, или Бог знает чем. Не думаю, чтоб это была лихорадка. Скорее сильный припадок венерической болезни. У меня нет лекарств на подобный случай, и я послал за ними трех солдат в Занзибар, наказав им торопиться и обещав каждому награду.
Августа 19-го. Мои солдаты занимаются нанизываньем бус. Шау все еще в постели. Мы прослышали, что Мирамбо идет в Унианиембэ. Отряд арабов и их невольников отправился сегодня утром взять порох, оставленный страшным шейхом Саидом бин Салимом, главным начальником арабских поселений.
Августа 21-го, понедельник. Шау все еще болен. 100 пудов бус уже нанизано. Арабы приготовляются к вторичной вылазке против Мирамбо. Слух о приближении Мирамбо к Унианиембэ опровергнут сегодня утром Саибом бин Салимом.
Августа 22-го. Мы нанизывали сегодня утром бусы, когда вдруг, около 10 часов, услышали непрерывную пальбу по направлению к Таборе. Бросившись к передней двери, мы услышали сильные залпы и стрельбу картечью; поднявшись на крышу тембэ, я увидел в подзорную трубу дула ружей. Некоторые из моих людей, посланные узнать о причине пальбы, прибежали назад с известием, что Мирамбо атаковал Табору с двумя тысячами человек, и что к нему присоединилось сверх того, ради грабежа, около тысячи вотутв, напавших на Табору с различных сторон.
Около полудня смотрели на Табору через низкую седловину и видели, как оттуда несутся толпы беглецов в нашу квихару, прося защиты. От этих людей мы узнали, что благородный Камиз бин Абдулах и его протеже Камиз Магомет бин Абдулах, и Брагим бин Рашид, и Саиф сын Али, сын шейха, сын Назиба — погибли.
Расспросив о подробностях нападения и смерти этих арабов, я узнал, что после первого залпа, предупредившего жителей об угрожающем нападении, Камиз бен Абдулах и некоторые из главных арабов, бывших у него, взошли на крышу тембэ, чтобы посмотреть в подзорную трубу по направлению стрельбы. К своему великому удивлению, они увидели, что долина вокруг Табора покрыта дикими, а в двух милях около Казимы раскинута палатка Мирамбо, которую они узнали, потому что она была подарена этому начальнику арабами Таборы, когда они были с ним в хороших отношениях.
Камиз бин Абдулах сошел вниз, говоря: «вооружитесь, мои друзья и пойдемте им навстречу». Друзья советовали ему не выходить из тембы; если все арабы запрутся в свои дома, они будут неприступны для Руга-Руга и вагутов вместе: Но Камиз нетерпеливо прервал их: «Неужели вы хотите, сказал он, посоветовать мне оставаться в тембэ из страха перед мшензе (язычником)? Кто идет со мной?» Его протеже Камиз, сын умершего друга, просил позволение быть его оруженосцем. Магомет бин Абдулах и Брагим бин Рашид и Саиф сын Али, молодые арабы из хороших фамилий, гордящиеся честью быть вместе с благородным Камизом, вызвались сопровождать его. Вооружив поспешно 80 невольников, он вышел наперекор совету осторожных друзей и вскоре очутился лицом к лицу с своим искусным и храбрым противником Марамбо. Мирамбо, увидев приближающихся арабов, дал приказание к внезапному отступлению. Камиз, обманутый этим движением, бросился за ним с своим другом. Друг Мирамбо, приказал своим людям наступать, и невольники Камизи, при виде внезапного нападения, бросились без оглядки бежать, оставя своего господина на произвол судьбы. Дикие окружили пятерых арабов, многие из них пали от выстрелов Камизи и его друзей; но, несмотря на то, они продолжали стрелять в маленький отряд, пока Камиз бин Абдулах не получил пули в ногу, которая свалила его на землю. Тут только он узнал, что его невольники оставили его. Храбрый человек продолжал стрелять раненый, пока пуля не поразила его в сердце Младший Камиз, увидев смерть своего приемного отца, воскликнул: «Мой отец. Камиз умер; я хочу умереть вместе с ним!» и продолжал стрелять, пока не получил смертельную рану. Через несколько минут все арабы упали мертвыми.
Поздно ночью мы узнали еще несколько подробностей об этом трагическом происшествии. Некоторые люди, видевшие тело Камизи бин Абдулаха, рассказывали, что с этого благородного, храброго, честного человека, дикие союзники Мирамбо срезали кожу со лба, бороду и кожу с нижней части лица, переднюю часть носа, жир с желудка и с живота, половые органы и, наконец, по кусочку с каждой пятки. В таком же положении были найдены тела его приемного сына и умерших друзей. Мясо и кожу с тела взяли ваганга или знахари, чтобы сделать из них могущественное средство, для придания человеку храбрости против неприятеля.
