Божество в Униамвези называется Мирингу, в Киголо — Мулунгу, в Кисавагили — Миенци Мунгу. Ваниамвези считают его подателем всех благ и творцом. Ему редко молятся, разве только о приращении земных богатств. Когда умирает один из членов семейства в Униамвези, то родственники покойника говорят: «Мирингу взял его (или ее) к себе» — «Это дело рук божиих». Страх, с каким они упоминают о смерти, как бы говорить: «это кажется нам чудесным».
«Может ли девушка забыть свои украшения или невеста свое убранство?» В Униамвези, по-видимому — нет. С тех пор как она начинает кричать «мамма», украшения составляют предмет ее всегдашних помыслов; она любят смотреть на красивые нитки красных, желтых, белых и зеленых бус, составляющих такой контраст с черным цветом ее кожи; она любит перебирать пальцами длинные ожерелья из разноцветных бус, свешивающихся с ее шеи или играть поясом из бус, повязывающим и талью; она вплетает их даже в свои волосы и любит слышать, что они идут к ней. Ей приятно иметь спиральный пояс из медной проволоки, хотя у нее нет платья, которое он мог бы поддерживать. Она с нетерпением ждет дня своего замужества и запасает кусок полотна, чтобы прикрыть им свое тело — потому что тогда она будет иметь право обменивать на домашних птиц дешевые безделушки, привозимые арабскими купцами.
Дамские вечеринки англосаксонцев, по-видимому, весьма древнего происхождения; они были распространены, или по крайней мере существовало нечто похожее на них даже в то время, когда древний Египет стоял во главе цивилизованных народов. Кто из изучавших картины древнего Египта, покрывающие стены вновь открытого Мемфиса, не заметил женских сборищ? Я наблюдал эти вечеринки в Абиссинии — этой стране, отличающейся такою приверженностью к древним обычаям. Их можно встретить и в Униамвези, и редко приходилось мне видеть выражение большого счастья и довольства, чем на лицах старых и молодых женщин деревни Куниамвези, когда они на закате собирались из различных домов, чтобы посидеть вместе и поболтать о событиях дня, могущих интересовать общественное мнение деревни Куниамвези. У каждой из женщин есть своя коротенькая скамейка, и каждая приводит с собою свою молодую дочь, которая, тюка мать ее болтает и курит с сияющим от удовольствия лицом, своими проворными пальцами превращает похожие на шерсть локоны своей родительницы в ряд косичек и колец. Старшие женщины, собравшись в кружок, начинают рассказывать свои приключения, болтая как сороки: одна рассказывает, как корова ее перестала давать молоко; другая — как выгодно ей удалось продать молоко белому; третья — о том как она полола свою грядку; четвертая — о том что муж ее не возвратился еще из столицы Куниамвези, куда отправился для продажи небольшого запаса хлеба.
В то время, как деревенские матроны наслаждаются безвредной болтовней, отцы семейства находятся в «Училище Болтовни», или бирже, где обсуждаются цены на товары и различные политические вопросы области, быть может, с таким же глубокомыслием и проницательностью как и у более цивилизованных народов.
Здания для этих общественных собраний в деревне Куниамвези расположены обыкновенно на стороне одной из квадратных площадей, лежащих среди деревни, и называются туземцами «ванца», или «уванца». Во время безделья — а здесь редко не безделье — они курят, сидя на корточках, и рассуждают, быть может, о тех же самых предметах, о которых, как мы видели, только что болтали матроны: по всей вероятности, речь идет о недавно прибывшем белом человеке. Мы можем быть уверены, что если дело идет о белом человеке, то разговор весьма интересен. Каждый мужчина должен или наточить копье, или разукрасить меч, или сделать топорище, или выкурить трубку, или рассказать сплетню — и он идет для этого в ванцуа. Если в ней пусто, то он, несмотря на свою работу бежит к группам, собравшимся под большим деревом, почти всегда попадающимся в деревне, и здесь под тенью его удовлетворяет своей любви к назидательным беседам. Чем была агора для афинян, и чем служит биржа для наших современников, то составляет ванца для деревни в Униамвези.
Ваниамвези, как видно из предыдущих заметок, любят курить. Рассматривая различные виды трубок, я заметил, что они не обнаруживают большого искусства в приготовлении их, и нашел, что они сильно напоминают трубки северо-американских индейцев. Наши индейцы выделывают свои трубки из красного жировика, тогда как виниамвези употребляют для этого черный жировик, находимый в западной Узукуме. Но так как этот мягкий камень довольно редок, то они заменяют его черной грязью, смешанной с мелко изрезанной соломой. Табак Униамвези принадлежит не к высоким сортам. Они приготовляют его точно так же, как и в Абиссинии. За доти, или 4 ярда, полотна можно купить три фунта табаку; за ту же цену можно приобрести трубку из черного жировика с чубуком, изукрашенным медными проволоками и пластинками.
Туземцы любят употреблять вместе с табаком бханг. Их наргилле (кальяны) весьма первобытного устройства и приготовляются из тыквы и выдолбленной палки. Одной или двух затяжек достаточно, чтобы возбудить страшный припадок кашля, от которого они чуть не лопаются. Однако это доставляет им удовольствие, потому что они часто возвращаются к своим наргилле; но невозможно описать того раздражения и отвращения, которое вызывает их громкий, резкий и пронзительный кашель.
Ваниамвези, живущие в Унианиембэ, имеют несколько стад рогатого скота. Если в какой бы то ни было стране встречаются стада рогатого скота, то это служит верным признаком, что она редко подвергается неприятельским нашествиям. Между берегом и Уджиджи рогатый скот встречается только в Узагаре, Угого, Унианиембэ и Угге; во всех же прочих областях разводятся одни козы, овцы и цыплята. Некоторые из богатых арабов Унианиембэ владеют большими стадами рогатого скота, в которых бывает 40 и 50 молочных коров; но из ваниамвези весьма немногие имеют более тридцати. Молочная корова стоит от 20 до 30 доти или от 80 до 120 ярдов простынного полотна, хотя в Узукуме можно купить корову от 2 до 4 доти за штуку. Пол галлона молока считается хорошим удоем; но коровы редко дают такое количество: средний удой можно, мне кажется, принять в 3 пинты. Я обыкновенно получал по галлону молока ежедневно в течение 10 дней за 4 1/2 ярда китамба или цветного полотна. Из этого молока я сам приготовлял себе масло и сыр, и это составляло самую большую роскошь, какую может доставить себе в Унианиембэ белый человек.
Племена эти, подобно всем неграм, весьма любят музыку. Правда, музыка их — самая варварская и скоро надоедает, однако лучшие из их музыкантов всегда доставляют удовольствие. Многие из них хорошие импровизаторы; последний скандал, или политическая новость, или сплетня, наверное будут выражены в деревенской музыке, если только имеют достаточно интереса. В течение недели после того, как Мирамбо объявил войну, во всем Униамвези не было деревни, в которой так или иначе не упоминалось бы в вечерних песнях имя Мирамбо; а так как это все были знакомые мотивы, то ясно, что имя этого знаменитого предводителя было вставлено в песни вместо употреблявшегося прежде. Мусунгу, или Музунгу, т.е. белый, также составлял любимый предмет песни вскоре после своего прибытия; но это вскоре надоело.
Пища туземцев, как и всех почти жителей центральной Африки, состоит из муки матами — Holcus sorghum, или аравийской дурры или дурны, превращаемой в густую похлебку, которая приготовляется простим кипячением муки в воде. Ее приправляют различными растениями, каковы бобы и огурцы, которые сперва отваривают и затем примешивают к кушанью.
Они редко едят мясо, как слишком дорогое для них блюдо, и притом ко многим животным они питают отвращение. Но они с наслаждением станут есть экскременты и внутренности животных и, готовы обожраться мясом, если только могут попользоваться им на чужой счет. В моем караване, после удачной охоты, ваниамвези просиживали целые ночи за своей порцией мяса, точно считая это своим священным долгом. Американский муш (mush), приготовленный из индийского жита, хорошо известен во всей центральной Африке. По приготовлении этого скромного блюда, мужские члены семейства, усаживаются вокруг котелка, берут из него пригоршнями кушанье, обмакивают последнее в блюдо с зеленью и затем отправляют эту массу в рот. Женщины едят отдельно, так как мужчины считают унизительным для своего достоинства есть вместе с женщинами.
