Солдаты, надев каски, сидели в глубоком унынии каждый на своей койке и держали в руках незаряженные винтовки. Когда он проходил через спальню, они с надеждой подняли на него глаза:

– Старшой, что там слышно?.. Какой расклад, старшой?.. На крышу нам не пора?.. Старшой, какого черта нам не дают патронов?.. На хрена нам винтовки без патронов!.. Хорошенькое дело! Сидим тут с пустыми винтовками, без патронов, а они нас сверху поливают!.. Солдаты мы или бойскауты?!

Те, кто проспал завтрак и только что проснулся, перестали одеваться и искательно смотрели на него, растрепанные и обалдевшие, ожидая, что он скажет.

– Всем переодеться в полевую форму, – распорядился Тербер, понимая, что должен что-то сказать. – Начинайте собирать полную выкладку, – безжалостно продолжал он железным голосом. – Через пятнадцать минут выезжаем на позиции. Полное боевое снаряжение!

Несколько солдат с досадой швырнули винтовки на койки.

– Тогда какого черта ты прешь на себе АВБ? – выкрикнул кто-то.

– Полевая форма! – беспощадно повторил Тербер и двинулся дальше. – Полное боевое снаряжение. Командиры отделений, действуйте!

Командиры отделений начали сердито торопить солдат.

У выхода на галерею Тербер остановился. В углу стояла пустая койка, на нее были навалены четыре матраса, а под койкой лежал на цементном полу штаб-сержант Терп Торнхил родом из штата Миссисипи. В одном нижнем белье и в каске, он судорожно прижимал к себе незаряженную винтовку.

– Терп, ты так простудишься, – сказал Тербер.

– Старшой, не ходи туда! – запричитал Терп. – Тебя убьют! Там стреляют, старшой! Убьют тебя, умрешь! Не ходи!

– Ты бы лучше штаны надел, – сказал Тербер.

В его комнате пол был засыпан осколками стекла, пулеметная очередь прошила крышку его тумбочки и цепью дырок прочертила бок и верхнюю плоскость тумбочки Пита. Под тумбочкой Пита была лужа, и в комнате сильно пахло виски. Свирепо матерясь, Тербер отпер свою тумбочку и откинул крышку. Книга, лежавшая в верхнем ящике, была продырявлена пулей точно посредине. От пластмассовой коробочки с бритвенным станком остались только щепки, а стальная бритва согнулась пополам. Тербер зло выдернул ящик и бросил его на пол. На дне тумбочки среди скатанных в мягкие кругляши носков и в стопке белья угнездились по обе стороны от коричневой бутылки две пулеметные пули.

Бутылка была цела.

Тербер положил обе пули в карман, с нежностью подхватил бутылку и заглянул в стенной шкафчик, проверить, не разбит ли проигрыватель с пластинками. Над двором несся на восток новый самолет, и Тербер, заботливо прижимая к себе бутылку, пробежал по хрустящим осколкам на галерею.

В спальне солдаты начали с обиженным видом собирать снаряжение. Укладывались все, кроме Терпа Торнхила – по-прежнему в каске и нижнем белье, он все так же валялся на полу под прикрытием койки и четырех матрасов – и кроме рядового Айка Галовича, который лежал на койке, прижав к боку винтовку и спрятав голову под подушку.

На безлюдном третьем этаже, откуда солдаты торопливо стаскивали полевое снаряжение вниз, чтобы в спальне свернуть его в скатки, в южном конце галереи возле двери уборной карабкался по железной лесенке на крышу Ридел Трэдвелл, держа в руках АВБ и ухмыляясь во весь рот.

– Дождался! – крикнул он Терберу. – Всю жизнь таскаю на себе эту дуру, так теперь хоть сам из нее стрельну! Первый раз, ей-богу. Даже не верится.

Он исчез в люке, и Тербер вслед за ним выбрался наверх. На участке крыши, закрепленном за их ротой, большинство сержантов в ожидании встречи с противником прятались за четырьмя дымовыми трубами, кое-кто, опустившись на колени, укрывался за парапетом по углам; длинные АВБ были взгромождены передними лапами на невысокий парапет или на трубы, и задранные дула жадно смотрели в небо; бутылки виски стояли возле стрелков вплотную к парапету. Риди Трэдвелл пришел без бутылки и сейчас бодро пристраивался рядом с Вождем Чоутом – у того бутылка была. Два сержанта перемахнули через парапет на участок шестой роты и встали там за трубами. В это время сержанты шестой роты как раз начали вылезать на крышу и затеяли громкую перебранку с сержантами седьмой роты, требуя, чтобы те освободили их место. На соседних крышах из люков тоже повалили сержанты, вооруженные АВБ, винтовками и пистолетами. Кое-где устанавливали пулеметы. В основном на крыши вылез только старший сержантский состав, изредка мелькали младшие сержанты, а из рядовых здесь были только Ридел Трэдвелл и два других зенитчика из седьмой роты.

– Пустые обоймы бросайте во двор! – крикнул Тербер, пробираясь к краю крыши. – Передайте всем. Пустые обоймы бросать во двор! Заряжающие поднимут. Бросайте пустые…

С юго-запада, треща пулеметами, стремительно приближалось звено из трех самолетов, и стрелки радостно зашумели, точно компания бродяг, впервые за многие годы предвкушающая сытный обед. Со всех крыш открыли оглушительную пальбу, земной шар вздрогнул и замер. Спор на крыше шестой роты тоже замер, и спорщики сиганули все вместе за одну и ту же трубу. Тербер непроизвольно повернулся навстречу самолету и, не сходя с места, без передышки застрочил из АВБ. Бутылку он крепко зажал между коленями.

Приклад тяжелой АВБ бил его в плечо короткими резкими ударами.

Справа Пит Карелсен, укрываясь за трубой, радостно садил из пулемета, а Майкович и Гренелли с мрачными лицами удерживали брыкающуюся на трубе треногу и дергались вместе с ней как на веревочке.

Самолеты благополучно проскользнули над казармами и понеслись дальше, чтобы, дописав верхнюю петлю гигантской восьмерки, вернуться назад. Стрельба прекратилась, и все опять загалдели.

– Мать твою за ногу! – громыхнул Вождь Чоут своим знаменитым басом, придававшим неповторимую лихость припеву полковой песни. – Последний раз я так веселился, когда бабушка прищемила сиську в стиральной машине!

– Тьфу ты, черт! – негромко ругнулся Пит за спиной у Тербера. – Он слишком круто повернул. Мы не тот угол взяли.

Тербер опустил с плеча свою АВБ. Горло и мышцы живота сводило от желания громко и бессмысленно завопить, заорать от восторга. Вот она какая, моя рота! Вот они какие, мои ребята! Разжав колени, он ухватил бутылку, поднес ее ко рту и глотнул – не потому, что хотелось выпить, просто надо было дать выход радости. Виски обжег горло веселым огнем.

– Милт! – окликнул его Пит. – Если хочешь, пристраивайся к нам. Места хватит и для тебя, и для бутылки.

– Иду! – прокричал он. Уши вдруг уловили звук горна, настойчиво трубившего откуда-то снизу один и тот же сигнал. Он шагнул к парапету и посмотрел во двор.

В углу учебного плаца среди общей беготни и неразберихи стоял перед мегафоном дежурный горнист и трубил сбор.

– Ты что, спятил? – рявкнул Тербер. – Это еще зачем?

Горнист опустил горн, посмотрел наверх и сконфуженно пожал плечами.

– Понятия не имею! – крикнул он в ответ. – Приказ командира полка! – И задудел снова.

– Пит, опять летят! – заорал Гренелли. – Вон! Один! – От волнения голос у него сорвался на фальцет.

С северо-востока, дописывая нижнюю петлю восьмерки, приближался самолет. Все орудия на крышах враждебно загрохотали ему навстречу, стрельба слилась в оглушительный гул, неистовый, как рев толпы, требующей линчевать преступника. Беготня во дворе мгновенно прекратилась, горнист перестал трубить и метнулся под галерею пятой роты. Тербер завинтил колпачок бутылки, пригибаясь пробежал к трубе, занятой Питом, и снова без передышки застрочил из АВБ. Очередь трассирующих пуль оборвалась кривым дымящимся хвостом, не долетев до самолета, а тот плавно взмыл вверх и исчез. Надо прихватить побольше патронов.

– Куда ж ты целился? – страдальческим голосом сказал Пит. – Мазила!.. Майк, а ну-ка отодвинься, – велел он Майковичу. – Уступи место первому сержанту, пусть для отдых» постреляет с упора. Милт, бутылку можешь поставить вот сюда. Следующий самолет я тебе сам собью.

– Сначала выпей, – весело сказал Тербер.

– Это можно. – Пит вытер рукавом черный от гари рот. Обнажившиеся в улыбке зубы были в крапинках сажи. – Ты видел, что они сделали с нашей комнатой?