А потом он вспоминал, что никакой он больше не солдат.

Когда старшина седьмой роты вернулся из отпуска, Пруит отсутствовал уже два дня.

Как утверждает древняя армейская поговорка, солдаты возвращаются из отпуска, чтобы очухаться, а иначе могут навсегда послать армию подальше. И Милт Тербер был не исключение. После двух дней беспробудной пьянки он еле держался на ногах, шикарный стодвадцатидолларовый молочно-голубой костюм висел на нем мятой грязной тряпкой. Временно исполняющий обязанности старшины Лысый Доум встретил его в канцелярии бородатой шуткой: дескать, он опоздал на четыре часа и подан рапорт, что он в самоволке.

Тербер не счел нужным даже улыбнуться. Два дня подряд он пил не просыхая, но ему этого было мало, и он не возражал бы продолжить. Долгожданная десятидневная идиллия с будущей женой обернулась полной катастрофой, он сам это сознавал, а чтобы оправиться от такого потрясения, надо пить минимум неделю. Двух дней было явно недостаточно. Но с другой стороны, не очень-то приятно все время помнить, что делами роты уже две недели заправляет дубина Лысый я в его толстых лапищах все небось расползается по швам.

Так и не переодевшись в форму, все в том же шикарном стодвадцатидолларовом молочно-голубом костюме он бухнулся в кресло, и Лысый, не теряя ни минуты, начал просвещать его насчет нового командира роты. Лысый и сам мечтал поскорее сложить с себя обязанности старшины, в этом у них с Тербером желания полностью совпадали.

Тербер слушал и неприязненно молчал. Динамит сдержал слово и оформил ему отпуск за день до своего перехода в штаб бригады, так что Тербер не успел познакомиться с лейтенантом Уильямсом Л.Россом. Более того, он про него вообще ничего не знал, знал только, что тот должен приехать. А кроме этого – ничего. Ни в каком звании, ни как фамилия, ни то, что еврей. Вот вам и еще одно подтверждение, кисло думал он. Тебе, Тербер, всю жизнь везет как утопленнику. Еле успел избавиться от одного психопата – тот хоть догадался сам себя прикончить, – как нате вам взамен другого. Только этот к тому же еще и офицер. И вдобавок командир роты, ни больше ни меньше. Теперь весь этот набор еврейских комплексов и страданий будет тут же под боком, в моей собственной канцелярии. Матерь божья!

Он еще не успел переварить эту новость, как Лысый преподнес следующий сюрприз. Пруит отсутствует уже два дня.

– Что?!

– Вот именно, – виновато кивнул Лысый.

– Это как же? Когда я уходил, он ведь, подлюга, еще сидел.

– Знаю. Ты уехал, а он через три дня вышел. Вел себя как агнец божий. Всего девять дней в роте пробыл.

– Ну и ну!

Это посерьезнее еврейской проблемы, думал Тербер, и размышления о лейтенанте Уильяме Л.Россе отступили на задний план. Ему стало тревожно, как бывает в жаркий день, когда на солнце наползают грозовые тучи и в воздухе повисает холодящее предвестие дождя.

– Да, Лысый, наворотил ты дел. Нельзя даже несчастные две недели отдохнуть – все развалил! А я теперь расхлебывай.

– Я же не виноват, – неуверенно возразил Лысый.

– Конечно. – Почему, черт возьми, никто не предупредил его, что Пруит выходит через три дня? Он что, должен сам все знать, а больше ни одна сволочь работать не желает? – Ты хоть с довольствия его снял? Рапорт подал?

– Да пока нет. – Лысый замялся. – Понимаешь…

– Что?

– Ты понимаешь…

– Что значит «пока нет»? Какого черта ты тянешь? Он в самоволке уже два дня. Двое суток! Тебе мало?!

– Погоди ты. Дай мне сказать. Понимаешь, Росс еще никого не знает по фамилии. Кроме сержантов.

– При чем здесь знает или не знает?

– А при том. Понимаешь. Вождь в первый день не докладывал, что его нет. На утренней поверке его не отметили. Я лично сам только на второй день узнал.

– Предположим. Ну и что? Слушай, Доум, – он досадливо поморщился, – это армия, а не детский сад.

– Ну а потом ты уже должен был выйти, – смущенно, но упрямо продолжал Лысый. – Я и подумал, где один день, там и два. Какая разница? Сводку-то все равно теперь не исправишь.

– Кто же так работает?!

– А чего? Подумаешь, большое дело, – равнодушно сказал Лысый. – Ты старшина, ты и разбирайся. Я же только так, на подхвате. Да и потом, я думал, может, он до твоего возвращения заявится.

– Вот как? Значит, думал, он вернется, и дело с концом?

– Ага.

– Слушай, Лысый, чего ты темнишь?

– Я? Я не темню.

– С каких это пор у тебя такая дружба с Пруитом?

– Никакая не дружба.

– Тогда на кой черт ты его покрываешь?

– А я не покрываю. Просто думал, он вернется.

– Но он же не вернулся.

– Да, – признал Лысый. – Пока не вернулся.

– И выходит, ты – шляпа!

Лысый пожал мощными плечами и бесстыже уставился на Тербера с невинным видом человека, знающего, что он напортачил, но что ему за это ничего не будет.

– Старшой, ты чего? Я бы за это взялся, а ты бы потом сказал, что все не так. Я тебя потому и ждал. Думал, будешь доволен.

– Не свисти! – заорал Тербер. – Теперь я должен подавать рапорт задним числом. Когда он не явился? Шестнадцатого? Теперь надо будет писать, что отсутствует с шестнадцатого октября! За такую сводку знаешь что будет?

– Я же хотел тебе удружить, – сказал Лысый.

– Удружить?! – рявкнул Тербер. – Удружил, спасибо!.. Ладно, – он гневно продрал волосы пятерней, – черт с ним. Ты мне другое скажи. Как ты умудрился утаить это от всей роты?

– Что значит «от всей роты»? – вкрадчиво спросил Лысый.

– Только не рассказывай, что никто не заметил, что его нет.

– Я про это как-то не думал, – сказал Лысый. – Заметить-то, наверно, заметили. Но понимаешь, я же тебе чего говорю… Росс-то никого пока не знает. И любимчиков еще не завел, никто ему не стукнет. А у Колпеппера в башке ветер, сам знаешь. Он вообще ни на чего не обращает. Я ведь чего говорю? Я то говорю, что…

– Знаю я, что ты говоришь, – оборвал его Тербер. – Тогда еще один вопрос. Как, интересно, Чоут сумел скрыть от Галовича? Только не говори мне, что Айк с вами заодно.

– Это отдельный разговор, – сказал Лысый. – Я не успел тебе рассказать. Галович больше не помкомвзвода. Его разжаловали.

– Разжаловали?

Лысый кивнул.

– Кто его разжаловал?

– Росс.

– За что?

– За несоответствие.

– Что он такого сделал?

– Ничего.

– И Росс просто взял и разжаловал его? Ни за что ни про что? Как не соответствующего должности?

– Вот именно, – подтвердил Лысый.

Из него все надо было вытягивать. Выдрать зуб слону и то, наверно, легче.

– Лысый, не финти. Что там Айк натворил?

Лысый пожал плечами.

– Росс один раз видел, как Айк командует на строевой.

– Чтоб я сдох! – восхитился Тербер. – А кого он поставил на его место?

– Вождя Чоута.

– Конец света! – Тербер был счастлив.

Лысый не преминул использовать временное затишье в свою пользу:

– Так что понимаешь, мне узнать было неоткуда. Кто бы допер, что Чоут отметит его как присутствующего? Ты бы допер, старшой?

– Куда мне, – сказал Тербер. – Не допер бы, конечно.

– А Чемпу Уилсону его взвод до фонаря, ты же знаешь. Он и так ни на чего не обращает. А когда тренировки – особенно. Так что сам видишь, я тут не виноват.

– Да-да, – кивнул Тербер. – Конечно. Ладно, еще что новенького?

– Пожалуй, все, – кротко сказал Лысый и поднялся со стула. Когда в силу обстоятельств ему приходилось сидеть на стуле, казалось, что он чувствует себя не в своей тарелке. – Не возражаешь, если я до обеда отдохну?

– Отдохнешь?! – взорвался Тербер. – А с чего ты так устал? Чем ты заслужил, чтобы я тебя отпускал на полдня?

– А чего? – Лысый был невозмутим. – Можно сказать, уже почти двенадцать. Пока переоденусь, пока до поля дойду… Строевая, можно сказать, уже и того, кончится. – Он задержался на пороге и загадочно посмотрел на Тербера. – Да, – сказал он, будто только что вспомнил, – тут вот еще какая штука… Ты газеты утром видел?