— Вот первая разумная мысль, которая пришла в голову этому безумцу. Хорошо, пусть возвращается.

Две недели спустя Зубов вернулся в Санкт-Петербург и с соизволения Павла стал ухаживать за дочерью его любимца.

Под этим прикрытием зародился и разросся заговор против Павла, привлекавший каждый день все новых недовольных. Сначала заговорщики думали лишь об отречении Павла, то есть всего-навсего о замене личности. Предполагалось, что после своего отречения он будет под надежной охраной сослан в какую-нибудь отдаленную губернию, а на престол взойдет великий князь Александр, которым заговорщики располагали без его согласия. Только некоторые из них понимали, что вместо шпаги будет вытащен кинжал, а коль скоро он будет вытащен, его вложат в ножны лишь окровавленным. Эти люди хорошо знали Александра; отдавая себе отчет в том, что он не согласится на роль регента, они решили, что он займет трон как наследник.

Между тем Пален, хотя он и являлся главой заговора, старательно избегал давать малейшую улику против себя; смотря по обстоятельствам, он мог либо оказать содействие своим товарищам, либо прийти на помощь Павлу. Такая осторожность расхолаживала его соратников, и дело могло затянуться на целый год и дольше, если бы сам Пален не подтолкнул ход событий при помощи необычной уловки, на успех которой он мог рассчитывать, зная характер Павла. Он написал императору анонимное письмо об угрожающей ему опасности. К письму был приложен перечень всех заговорщиков.

Получив это письмо, Павел прежде всего приказал удвоить караулы в Михайловском замке и послал за Паленом.

Пален, ожидавший этого приглашения, тотчас же явился на зов императора. Он нашел Павла I в спальне во втором этаже дворца. Это была большая квадратная комната с дверью напротив камина и двумя окнами, выходившими во двор; напротив окон стояла кровать, а в ее изножье находилась потайная дверь, которая вела в покои императрицы; еще одна дверь, в виде люка, известная одному императору, была пробита в полу. Этот люк открывался, когда на него с силой нажимали каблуком; он вел на лестницу, а лестница — в коридор, по которому можно было бежать из дворца.

Павел ходил большими шагами по комнате, издавая по временам гневные восклицания, когда отворилась дверь и вошел Пален. Император повернулся к нему и застыл на месте, скрестив на груди руки и устремив взгляд на вошедшего.

— Граф, знаете ли вы, что происходит? — спросил он после минутного молчания.

— Я знаю, — отвечал Пален, — что всемилостивейший государь призвал меня, и я поспешил явиться в его распоряжение.

— А знаете, почему я призвал вас? — воскликнул Павел с явным нетерпением.

— Почтительно ожидаю, что ваше величество соблаговолит объяснить мне это.

— Я призвал вас, сударь, поскольку против меня затевается заговор.

— Мне это известно, государь.

— Как, вам это известно?!

— Без сомнения. Я один из заговорщиков.

— Так вот, я только что получил список, где они все поименованы. Вот он.

— А у меня, государь, есть его копия. Вот она.

— Пален! — прошептал перепуганный Павел, не зная, что и подумать.

— Государь, — продолжал Пален, — вы можете сравнить оба списка: если тот, кто сделал донос, хорошо осведомлен, они должны быть сходны.

— Посмотрите, — сказал Павел.

— Да, все так, — холодно проговорил Пален, пробежав список глазами, — однако три особы упущены здесь.

— Кто они? — живо спросил император.

— Государь, осторожность удерживает меня от того, чтобы назвать их; но теперь, когда я представил вашему высочеству доказательство моей осведомленности, я надеюсь, что вы соблаговолите отнестись ко мне с полным доверием и возложите на мое рвение заботу о вашей безопасности.

— Довольно отговорок! — прервал его Павел с горячностью, которую придавал ему страх. — Кто они? Я сию же минуту хочу знать, кто они!

— Государь, — ответил Пален, склонив голову, — уважение удерживает меня от того, чтобы раскрыть августейшие имена.

— Я жду! — глухим голосом проговорил Павел, бросив взгляд на потайную дверь, которая вела в апартаменты государыни. — Вы намекаете на императрицу, не так ли? Вы намекаете на цесаревича Александра и великого князя Константина?

— Если закон должен знать лишь тех, кого он может покарать…

— Закон покарает всех, сударь, и злодеяние, как бы ни высоко было положение преступников, будет наказано! Пален, приказываю вам сию же минуту арестовать обоих великих князей и отослать их завтра же в Шлиссельбург. Что касается императрицы, то о ней я распоряжусь сам. Расправиться с остальными заговорщиками — это ваше дело.

— Государь, — отвечал Пален, — дайте мне письменный приказ и, как бы высоко ни стояли головы тех, кому он наносит удар, какими бы знатными ни были те, кого он должен коснуться, я подчинюсь ему.

— Славный Пален! — вскричал император. — Ты единственный верный слуга мой, других у меня не осталось. Охраняй меня, Пален, ибо я прекрасно вижу, что все желают моей гибели и что у меня нет никого, кроме тебя.

С этими словами Павел подписал приказ об аресте обоих великих князей и передал его Палену.

Именно этого и добивался ловкий интриган. Имея на руках набор приказов императора, он тотчас же отправился к Платону Зубову, где, как ему было известно, собрались все заговорщики.

— Все раскрыто, — сказал он, входя, — вот приказ о вашем аресте. Нельзя терять ни минуты. Сегодня ночью я еще санкт-петербургский губернатор, а завтра, быть может, окажусь в тюрьме. Подумайте о том, что следует делать.

Медлить было нельзя, ибо промедление грозило эшафотом или, по меньшей мере, Сибирью. Заговорщики условились сойтись той же ночью у командира Преображенского полка графа Талызина. Ввиду своей малочисленности они решили привлечь к себе всех недовольных, арестованных в этот самый день. День был выбран удачно, ибо тем утром человек тридцать офицеров, принадлежавших к самым знатным фамилиям Санкт-Петербурга, были разжалованы и приговорены к тюремному заключению или к ссылке за проступки, едва заслуживавшие обычного выговора. Граф Пален распорядился, чтобы вблизи тюрем, где содержались эти заключенные, стояло наготове с дюжину саней; затем, видя, что заговорщики преисполнены решимости, он отправился к цесаревичу Александру.

Александр только что встретился с отцом в коридоре дворца и, по своему обыкновению, хотел подойти к нему, но Павел махнул рукой и велел ему вернуться к себе и оставаться там впредь до нового распоряжения. Пален нашел Александра тем более обеспокоенным, что тому была непонятна причина гнева, который он прочитал в глазах императора; вот почему, увидев Палена, цесаревич спросил, не явился ли тот по приказанию его отца.

— Увы, да, ваше высочество, — отвечал Пален, — мне поручено исполнить ужасный приказ.

— Какой? — спросил Александр.

— Взять ваше высочество под надзор и потребовать у вас шпагу.

— Потребовать у меня шпагу! — воскликнул Александр. — И почему же?

— Дело в том, что с этого часа вы находитесь под арестом.

— Я нахожусь под арестом? И в каком же преступлении меня обвиняют, Пален?

— Ваше императорское высочество не может не знать, что, к несчастью, у нас порой подвергаются наказанию те, кто не совершил никаких прегрешений.

— Император вдвойне обладает правом распоряжаться моей судьбой, — отвечал Александр, — и как мой государь и как мой отец. Покажите мне его приказ, и, каково бы ни было его содержание, я готов ему подчиниться.

Граф подал Александру приказ императора; Александр развернул его, поцеловал подпись отца, а затем приступил к чтению, но дойдя до того места, где речь шла о Константине, он воскликнул:

— Как, и брата тоже?! Я полагал, что приказ касается меня одного!

Дойдя же до раздела, где речь шла об императрице, он вскричал:

— Матушка, добродетельная моя матушка, эта святая, сошедшая к нам с Небес! Это уже слишком, Пален, это уже слишком!

И, закрыв лицо руками, Александр выпустил приказ из рук. Пален решил, что подходящий момент настал.