— Высунься.

— Выхожу. Только смотрите мне, не подстрелите сдуру, а то знаю я вас, царицу полей!

Пономаренко шагнул из-за дерева, подняв руки так, чтобы красноармейцы видели, что он не прячет никакого оружия.

— Замри на месте! — испуганно закричал боец с миноискателем. — Тут мины повсюду, хочешь кишки на ветках развесить? Стой, не двигайся, сейчас подойдем. Ты один там?

— Нет, с командиром. У него нога повреждена, еле ходит.

— Вот пусть тоже сидит спокойно и не шевелится!

Через несколько минут пехотинцы добрались до летчиков. Оказалось, что Григорий посадил машину прямо перед позициями стрелкового полка на «ничейной» земле. Красноармейцы на всякий случай открыли огонь по фашистским окопам, чтобы прикрыть экипаж, гитлеровцы ответили, но, на счастье экспата и стрелка, почему-то не полезли за ними. Хотя, может быть просто побоялись соваться на минное поле.

— Повезло вам, — удивлялись бойцы. — В рубашке, видать, родились. В округе мин понаставлено, что на бездомной собаке блох. И мы, и гансы постарались. Как вы через них прошли только?

— Да кто его знает, — задумался Григорий. — Наверное, снег спас. Или время помирать не пришло еще.

Все вместе направились в штаб полка. Шли долго — лейтенант охал при каждом шаге и его пришлось буквально тащить на себе двум красноармейцам. Перед тем, как уйти, Дивин попросил пехотинцев принести из самолета их парашюты.

— Не положено оставлять, — объяснил он. — Спрашивают за них очень строго.

В штабе их очень радушно встретил моложавый подполковник — командир части.

— Видели, как вы плюхнулись, — улыбался он. — Я сразу приказал, чтобы с передовой подмогу выслали. И в часть вашу сообщили. Повезло вам, хлопцы, что немец на правом фланге атаку отбивал, недосуг ему было вас ловить. Да вы присаживайтесь, — спохватился он. — В ногах правды нет. Что с ногой, лейтенант, ранен? Эй, кто-нибудь, санинструктора сюда! И поесть принесите, негоже дорогих гостей голодными держать.

Прибежавшая вскоре девушка с повязкой санитарки, осторожно сняла унт с поврежденной ноги и осмотрела экспата.

— Вывих голеностопа, — уверенно определила она. — На первый взгляд ничего страшного. Сейчас вправлю и тугую повязку наложу. Еще лед приложите, чтобы отек убрать. Но на всякий случай, когда к себе в часть доберетесь, надо бы на рентген сходить.

— Это надолго? — поинтересовался Григорий.

— Если связки не порваны и перелома нет, то недели через три можно будет повязку снять и потихоньку ногу нагружать.

— Вот и отлично, — обрадовался подошедший подполковник. — Как закончите, подвигайтесь поближе к столу. У нас, конечно, разносолов нет, но хлеб, консервы, картошка и вот, — он многозначительно потряс характерно булькнувшей фляжкой, — для сугреву имеется! Вы не думайте, хлопцы, мы все видим. И как вы у фрицев над головами ходите, и как жгут вас. Здорово выручаете пехоту, крепко воюете. Давайте, за содружество родов войск! — он разлил по жестяным кружкам водку. — За вас, летуны!

Экспат залпом выпил обжигающую пищевод жидкость, торопливо схватил картофелину и начал жевать.

— Нам бы как-нибудь машину вытащить, а, товарищ подполковник? — катнул он пробный шар, не особо, впрочем, надеясь на положительный результат. И действительно, командир лишь досадливо отмахнулся.

— Забудь, лейтенант. Куда там лезть-то, сплошные мины. Вы сами чудом на них не подорвались. Я уже приказал, чтобы ночью разведчики аккуратно, по следам вашим туда слазили, сняли все ценное и подожгли самолет. Это все, что я могу сделать. О, а вот, кстати, и мой командир взвода разведки, лейтенант Ковалев, знакомьтесь! Лучший разведчик полка — это вам не хухры-мухры!

Дивин оглянулся. В блиндаж вошел стройный парень в залихватски сбитой на затылок белой кубанке, ватнике и с кинжалом, подвешенным на ремне.

— Серега! — вскинулся вдруг Пономаренко.

— Андрюха!

— Вот это встреча! — старшина кинулся к лейтенанту. — Под Москвой вместе воевали, — объяснил стрелок, повернувшись к застывшим от удивления командирам. — С тех самых пор и не виделись. Меня ранили, а потом вот, так получилось, в авиацию попал.

— Товарищ подполковник, разрешите поговорить? — просительно обратился к командиру полка разведчик. — Когда еще такая возможность выпадет?

— Валяй, — засмеялся тот. — Что мы, звери что ли. Правда ведь, лейтенант? Вам ведь все равно попутку ждать.

— Конечно, — улыбнулся Дивин. — Пусть поговорят. Только это, старшина, не задерживайся и не пропадай, хорошо? И, раз уж так вышло, введи разведчика в курс дела, подскажи, как «илюху» нашего половчее из строя вывести.

— Есть! — Пономаренко вскинул руку к шлемофону. Лицо у него было счастливое, куда только обычное сонное выражение пропало. Григорий даже немного позавидовал стрелку — ему самому подобная встреча со старыми товарищами не светила по определению. Не наблюдалось на этой планете таковых. Вообще.

— Что пригорюнился, летун? — толкнул его подполковник. — Давай еще по одной, за Победу!

Машина пришла под вечер. Попрощались с пехотинцами очень тепло. Обнялись, похлопали друг дружку по спине, пожелали малую толику переменчивого и капризного фронтового счастья. Потом закинули парашюты в кузов. Бойцы помогли экспату забраться, устроили на заботливо свернутом брезенте. Пономаренко долго тряс руку лейтенанту Ковалеву, обещал заехать при первом же удобном случае и обязательно написать.

Наконец, тронулись. Григорий ухватился за борт немилосердно трясущейся полуторки и выглянул наружу. В опускавшихся сумерках он пусть и с трудом, но разглядел, что разведчик по-прежнему стоит на дороге и машет им вслед.

— Не горюй, Андрюха, — подбодрил он заметно поскучневшего старшину. — Даст бог, свидитесь еще.

— Ну и куда ты свою носопырку тянешь? — насмешливо спросил Григорий. Шварц посмотрел на него честными до безобразия глазами и тихонько мяукнул, дескать, а я что, я просто так здесь сижу. Кот устроился на небольшой приступочке возле двери и с любопытством выглядывал наружу, когда кто-нибудь входил или выходил, забавно нюхал морозный воздух, но на улицу, хитрая бестия, не шел. — Вот прищемят тебе морду наглую, будешь знать! — пригрозил ему экспат. И задумчиво добавил, как бы размышляя: — Снега что ли с улицы принести и чью-то прощелыжную физиономию натереть?

Шварц тревожно заерзал, мягко спрыгнул на пол и с независимым видом направился к лежанке Дивина, гордо распушив хвост, что твой павлин. Вот, поросенок, сто процентов, что все понимает, только вид делает, будто по-человечески говорить не может.

Лейтенант аккуратно, чтобы не поставить на столе кляксу, отложил ручку в сторону и смачно, до хруста потянулся. Скучно и занудно. А еще немного неудобно перед товарищами — они на полетах, а он в блиндаже прохлаждается.

После возвращения в полк, врач осмотрел его ногу, безжалостно помял — садист, как есть садист, у Григория в какой-то момент перед глазами звезды хоровод водить стали! — недовольно пробурчал что-то, а потом вынес свой вердикт:

— Три дня полного покоя, пока не спадет опухоль. Разумеется, никаких полетов, физических нагрузок и пеших прогулок. Потом зайдешь, поглядим.

— А в эти три дня мне что делать? — уныло осведомился летчик. — От тоски ведь подохнуть можно!

— Будешь нарушать мои предписания, не допущу к полетам и через месяц, — пригрозил доктор. — Все, исчезни с глаз моих.

Дивин доковылял до полкового КП и попытался пожалиться Бате, но тот посмотрел с каким-то нехорошим любопытством и вдруг приказал, злорадно улыбаясь:

— А знаешь-ка что, друг ситный, это даже хорошо, что тебе никуда ходить нельзя. Эй, Алексей Алексеевич, выдайте этому болящему две тетради потолще, ручку и чернила. Ставлю боевую задачу, товарищ лейтенант: сядете и подробно, по пунктам, изложите свои взгляды по улучшению тактики применения штурмовой авиации. Что называется, от а до я. Потом лично проверю!

— Но...

— И никаких «но»! Нужно обобщать полученный боевой опыт, делиться им с другими. Выполняйте!