Пара Ме-109 упала откуда-то сверху, рванулась к машине Григория и он, поняв, что никто из истребителей не успеет ему помочь, бросил свой штурмовик в крутое пике. Серая степь стремительно приближалась, в клубах дыма ползали приплюснутые коробки фашистских танков и лейтенант решил, что неплохо было бы все-таки попробовать атаковать их, раз уж представилась возможность.

Дивин выбрал один из танков, взял небольшое упреждение и сбросил пару эрэсов, метя в кормовой отсек. Вверх взметнулись черные султаны разрывов, блеснуло острое пламя, но вражеская машина как ни в чем ни бывало ползла себе дальше.

Промазал!

В ту же секунду над кабиной пронеслась очередь. Басовито загрохотал пулемет стрелка.

— Андрей, как там? — обеспокоенно спросил экспат, выводя машину в горизонтальный полет.

— Норма, — скупо отозвался Пономаренко, — держу их на расстоянии.

— Молоток, — похвалил Григорий. — Держись, сейчас высоту будем набирать.

Но едва лейтенант попытался задрать нос «ильюшина», как снова заметил давешнюю пару «худых», что прятались у самой земли. Справа пронеслись трассы пушечных очередей, оставив после себя дымный след.

— Заразы! — ругнулся Дивин. Он все-таки успел набрать немного высоты косой горкой и вновь свалил машину в пике.

«Мессеры» тотчас разошлись в стороны и понеслись наутек, не желая подставляться под пушки советского штурмовика. Экспат не стал их преследовать, а вновь ударил по бронетехнике.

Густой дым начал заволакивать землю. Несколько танков и грузовиков горели, выбросив траурные красно-черные свечки. Остальные рассредоточились по степи.

Дивин выпустил оставшиеся реактивные снаряды, метя в небольшой затор из автомашин и повозок, образовавшийся на дороге. Внизу сильно рвануло, и самолет подбросило вверх.

— Хорошо вмазал, командир! — ликующе закричал Пономаренко.

Рядом вдруг дождем осыпались обломки самолета. Куски фюзеляжа пронеслись мимо, беспорядочно кувыркаясь, пропали в дыму. Все произошло настолько быстро, что Григорий не успел понять, кого сбили.

— Кого грохнули? — запросил он с тревогой стрелка, но тот почему-то промолчал.

Лейтенант крутанулся, оглядываясь, но разобраться в воздушной карусели оказалось не так-то просто. Единственное, что он сумел рассмотреть точно, Катункин резко, со снижением, уходил на восток и за его машиной тянулся дымный след. Но огня вроде не видно. А значит, все не так плохо. К тому же рядом с ним шла пара краснозвездных «ястребков», прикрывая подбитого собрата.

— «Березы», замыкаем круг! — скомандовал экспат, заметив, что с востока подошла еще одна группа «яков» и немцы торопливо выходят из боя, уносятся восвояси. — Жгите танки.

«Илы» выстроились в привычный боевой порядок и, следом за лейтенантом, начали поочередно клевать гитлеровцев.

— Работайте спокойно, «горбатые»! — Возле штурмовиков появились истребители прикрытия. Они умело закрутили встречный круг над «ильюшиными», прикрывая тех от возможных атак «мессершмитов». Ведущий «яков» заложил глубокий вираж и Григорий увидел за прозрачным колпаком знакомое, сосредоточенное лицо Каменского.

— Вот теперь порядок! — засмеялся Дивин. — Теперь повоюем, как следует.

— А завтра улетаем. — Экспат потер лоб. — Такие дела, Андрюха. В общем, — лейтенант запнулся, потому что горло вдруг перехватил спазм, — спи спокойно, старшина! — закончил он хрипло.

Дивин поправил свалившийся с невысокого земляного холмика букет каких-то невзрачных полевых цветов и поднялся на ноги. Надел фуражку и вскинул руку к виску, отдавая честь. Кинул прощальный взгляд на фанерный столбик, с выжженной надписью и увенчанный пятиугольной жестяной звездой: «Старшина Пономаренко Андрей Викторович. 1922 — 1943», повернулся и побрел на звук моторов.

Он шел, понурившись, а перед глазами то и дело всплывала залитая кровью кабина и безголовое тело, перетянутое привязными ремнями, сжимающее мертвой хваткой пулемет. Очередь «мессера» убила стрелка мгновенно. На обратной дороге обеспокоенный экспат то и дело пытался вызвать Пономаренко по СПУ, но тот молчал. А шедшие рядом летчики не решились сказать Григорию страшную правду.

«...Крутится, вертится «ил» над горой,

Крутится, вертится летчик-герой.

В задней кабине сидит паренек,

Должность у парня — воздушный стрелок!»

— Хоть не мучился, — сдавленно произнес Свичкарь, когда они с трудом разжали сведенные судорогой холодные пальцы. — Наповал. Небось и почувствовать ничего не успел. Эх, паря!

Похоронили Андрея в небольшой рощице на самом краю летного поля. Троекратный залп, скорбные слова, обещание отомстить за смерть товарища... неужели это все, что остается после смерти? Нет, врешь, мы живы, пока нас помнят!

— Командир, ты один летишь?

— Что? — Лейтенант с трудом вынырнул из омута тягостных воспоминаний и с недоумением огляделся. Оказывается, он, сам того не замечая, на автомате дошел до своего самолета, возле которого хлопотали техники и оружейники во главе со Свичкарем.

— Я спрашиваю, ты один полетишь или возьмешь с собой кого?

— Шварца, — невесело усмехнулся Дивин.

— Ну да, — хмуро улыбнулся механик. — Он от тебя фрицев хвостом отгонять будет. Нет, серьезно, не геройствуй понапрасну, возьми кого-нибудь из «безлошадных». Сам знаешь, гансы нет-нет, а умудряются неожиданно свалиться как снег на голову.

— Поглядим, — вяло отозвался лейтенант.

Он поглядел на заднюю часть кабины и вдруг решительно запрыгнул на плоскость, а затем сел на место стрелка. Григорий и сам не понимал, что им двигает, но вдруг почувствовал, что ему просто кровь из носу как нужно оказаться там, где погиб Пономаренко.

Странное дело, при всем своем богатом боевом опыте у экспата как-то все не доходили руки попробовать себя в качестве воздушного стрелка. А вот теперь лейтенант взялся за рукоятки пулемета, двинул его из стороны в сторону, прицеливаясь в воображаемого фрица и... по спине вдруг пробежал холодок.

Дивин впервые понял, насколько это опасная профессия. В самом деле, сидишь спиной к летчику в открытой кабине. Перед тобой турель пулемета и все. Никакой защиты, никакой возможности укрыться. И когда в хвост «илу» заходит «мессер» или «фоккер» и начинает стрелять наверняка, в упор, ты не можешь спрятаться за броней, укрыться в траншее или сбежать. Вся надежда лишь на крепость своих нервов, верный глаз и твердость рук. А еще уверенность в том, что оружие не подведет в решающий момент, не даст осечку, не станет бесполезным куском металла.

Экспат поежился. Да, как ему, оказывается, повезло, что причудливая и загадочная фронтовая судьба свела именно с Андреем — немногословным, спокойным парнем, профессионалом высочайшего уровня и отличным товарищем, который честно защищал спину, играя роль щита в их экипаже.

А теперь он остался один.

Григорий дошел до землянки. Летчики и стрелкачи сидели на вкопанных в землю скамейках неподалеку от входа, курили и негромко переговаривались. Заметив командира, посуровели. Разговоры стихли, и лейтенант поймал несколько сочувственных взглядов. От этого стало еще больнее, а зверь внутри просто взвыл от бессильной ярости. Сука, как хорошо, если бы сейчас где-нибудь поблизости оказался Карманов — разорвал бы не задумываясь. И плевать на возможное разоблачение! Кровь — побольше, побольше!!!

Кое-как приструнив рвущегося наружу мантиса, который желал справить кровавую тризну по погибшему другу и стремился рвать всех подряд, не разбираясь, кто свой, а кто чужой, Дивин встал перед товарищами, заложил пальцы за ремень, провел ими за спину, расправляя гимнастерку и, откашлявшись, спросил, пытаясь переломить общее настроении эскадрильи с траурно-похоронного на деловое:

— Так к чему пришли, до чего додумались? Двинься чуток, я присяду. — Лейтенант примостился на скамейке и взял на руки кота, который гонялся за кем-то в траве, но завидев хозяина, тут же метнулся к нему и принялся тереться о сапоги, басовито урча и забавно выгибая спину.