— Испугался сначала, — честно признался сержант, вытирая мокрый лоб. — Решил, что все, хана мне. Но потом собрался, вспомнил, как вы нас учили в таких случаях доверять приборам и потихоньку, потихоньку пошел на восток.

— Молодец! — одобрил его действия Григорий. — Так и нужно всегда действовать. А я, признаться, сомневался в тебе, думал, что ты на занятиях спишь в одном ботинке и не слушаешь. Считай, программу «слепых полетов» сегодня освоил, поздравляю!

Стеблин неуверенно улыбнулся.

— Спасибо!

— Да не за что, — пожал плечами Дивин. — Пошли в штаб, доложишь Бате, что видел. Заодно сверим наши с тобой данные.

Сержант замялся.

— В чем дело? — насторожился Григорий. — Стеблин? Отвечать!

— Я не видел ничего, товарищ лейтенант, — убитым голосом сообщил ведомый.

— Как не видел? — изумился экспат. — Вообще ничего? Как по нам фриц из винтовки стрелял?.. Машины в Константиновке?.. А то, что стрелок мой еще одного стрелка из пулемета приголубил?.. И как я на танкетки бомбы бросал? Что, тоже нет?.. Ну, ты даешь! Рано я тебя похвалил, ох, рано. Придется исправлять ситуацию. Иди, заполняй летную книжку, после поговорим.

М-дя, положеньице. Хотя, что еще можно было ждать от человека, который давным-давно не летал. Какой там у него сегодня полет был после возвращения в авиацию — пятый? Или шестой? Хорошо еще, что хоть что-то в памяти отложилось, смог машину домой привести. Но, чувствуется, придется заняться воспитанием новичков с удвоенной энергией, потому что чутье подсказывало ему — новые кровопролитные бои не за горами и идти в них лучше, имея за спиной подготовленных летчиков.

«В течение … апреля на фронтах существенных изменений не произошло». — Фраза, что звучала из репродукторов каждый день могла бы ввести в заблуждение кого угодно, но только не бойцов действующей армии. И хотя летчики и техники по-прежнему продолжали свое обучение во «фронтовой академии», а количество вылетов резко упало, никто не обольщался. Все прекрасно понимали, что скоро опять начнется тяжелая воинская работа. И хорошо подготовиться к ней означало выжить.

Общаясь постоянно с новыми пилотами, Григорий подметил такую закономерность. Первые самостоятельные полеты они выполняли старательно, как учили. Но со временем у каждого из них начинало появляться что-то новое, свое, индивидуальное и о наставлении по производству полетов и словах инструктора забывали.

Этот своего рода переходный период длился примерно с седьмого по двенадцатый вылет. А ведь многие жизненно необходимые умения и навыки еще не отложились в памяти, не стали частью летчика и потому даже самое незначительное усложнение в обстановке или условиях полета было чревато летным происшествием.

В Империи курсанты очень много времени проводили на тренажерах, имитирующих полет и поэтому риск пострадать по-настоящему сводился к минимуму — слишком дорогое удовольствие воспитывать пилота ВКС, чтобы позволить себе потерять его по глупости. Но на Земле, естественно, таких компьютерных симуляторов пока не существовало. Имелись в некоторых летных училищах механические тренажеры, но на фронт они, естественно, не попадали. И приходилось выкручиваться по-другому.

В частности, был такой забавный с виду способ обучения, как пеший по-летному. Что это такое. Курсант, или молодой летчик, идет по специально оборудованному участку земли. На нем воссоздано в миниатюре летное поле и окружающая местность со всеми характерными ориентирами, контрольными и поворотными точками. Ученик движется не спеша, объясняет свои действия на том или ином участке маршрута, решает вводные, которые подбрасывает ему инструктор.

Внешне все выглядит как игра, но на самом деле практически сразу выявляется степень готовности летчика, в памяти у него остаются основные элементы будущих заданий, повышается готовность к преодолению возможных трудностей, с которыми он может столкнуться в воздухе. Очень полезное упражнение. И очень удобно, что проводить его можно практически в любом месте и в любое время.

А потом можно усложнить задачу и отрабатывать условный полет в составе двух, трех экипажей, всей эскадрильей. Смеются окружающие? Ну-ну...

Помимо этого Дивин учил молодых пилотов бегло читать приборы, заставлял их часами просиживать в кабине «ильюшина», отрабатывать умение быстро определять дальность до цели, а стрелков правильно прицеливаться, используя в качестве мишеней взлетающие и садящиеся самолеты.

Товарищи ворчали, злились, но экспат был неумолим. Тот случай, когда во время разведывательного полета он потерял из виду Стеблина, занозой сидел у него в голове. И пусть в том не было его вины, что с того? Мелочь, пустяк, скажете? Для кого как. В небе за подобные мелочи порой приходится расплачиваться по очень дорогой цене.

В начале мая Нарком обороны потребовал усилить борьбу с железнодорожными и автомобильными перевозками в тылу противника. «Удары по железнодорожным составам, нападения на автоколонны... считать важнейшими задачами наших Военно-воздушных сил», — говорилось в приказе. А еще предписывалось охотиться за легковыми машинами.

Тут и дураку станет ясно, что гитлеровцы затевают наступление, а Красная Армия старается всячески помешать этому, срывая перевозки и дезорганизуя работу фашистских штабов — в легковушках ведь не простые солдаты ездят. Григорий, исходя из полученных в училище знаний, постарался бы добавить к этому превентивный удар по вражеским аэродромам, чтобы обеспечить себе превосходство в небе. Но... очень быстро осознал, что в здешних штабах тоже не идиоты сидят.

5 мая личному составу огласили директиву командующего ВВС. В ней прямо указывалось, что необходимо подвергнуть нападению известные немецкие аэродромы. Причем, предполагалось в первый день операции подавить авиацию противника, а в последующие два дня продолжать бить по ней снова и снова. Удары требовали наносить большими группами, обязательно выделяя из их состава некоторое количество самолетов для уничтожения зениток.

Сразу же после получения директивы Батя собрал летчиков под навесом возле полкового КП. Рядом с ним стоял начальник штаба Зотов и командир братского истребительного полка. Значит, будет прикрытие.

— Атаковать будем тремя группами. Штурмуем с разных направлений с минутным интервалом! — сосредоточенно говорил Хромов. На специально установленном стенде висела большая карта с нанесенными маршрутами и всеми необходимыми расчетами. — Исходя из обстановки делаем как минимум три захода. Возвращается каждая группа самостоятельно. На обратном пути вас встретят дополнительные группы «яков». Это понятно? Отлично. Теперь перейдем к деталям операции.

Майор очень подробно изложил очередность взлета групп, порядок сбора в воздухе, объяснил схему взаимодействия с истребителями, показал на карте направления атак и ухода от цели. Чувствовалось, что операция досконально проработана и явно готовилась не один день.

На следующее утро полк подняли затемно. Важно было опередить фашистов, оказаться над целью как можно раньше, ошеломить врага внезапным ударом. Аэродром уже сотрясался от гула прогреваемых двигателей.

— Они спят хоть когда-нибудь? — спросил, позевывая, Прорва, имея в виду техников. — Вечером с аэродрома уходят последними, утром — они на нем первые. В кабинах что ли ночуют?

Дружной гурьбой направились в столовую. Экспату почему-то кусок в горло не лез, поэтому он ограничился лишь стаканом чая.

— Ты чего, Гриш? — остановилась возле него Тая. — Случилось что?

— Да нет, все в порядке, — вяло ответил лейтенант. — Просто аппетита нет. — Он и сам не понимал, что этос ним происходит. Предчувствие беды? Вряд ли. Помнится, когда погиб Малахов, на душе кошки скребли и внутри прочно угнездилась сосущая тоска, а сейчас ничего подобного не наблюдалось.

— Может, заболел? — забеспокоилась девушка. — Сходи к врачу.

— Ерунда, пройдет.

— Кощей, пора! — хлопнул его по плечу Катункин. В середине апреля всему летному составу, кто ходил до сих пор с сержантскими лычками, присвоили звание младший лейтенант и теперь все пилоты щеголяли погонами с одним просветом.