Когда Дракер снова сел, дочка потянула его за рукав и что-то настойчиво ему зашептала, но его внимание теперь было всецело поглощено женой. Не добившись ответа, девочка с убитым видом посмотрела на мачеху.

Всех пригласили к столу. Госпожа Хассолель возглавила процессию, отправившуюся в столовую. Дракер сел во главе стола, а на другом конце расположилась госпожа Хассолель и принялась наливать всем густой куриный суп со сметаной из большой серебряной супницы. Госпожа Дракер заняла место в центре стола, между Сашей и господином Флором.

Дракер, оказавшись рядом с Гарриет, стал расспрашивать ее о том, какое впечатление произвел на нее Бухарест.

— Если не считать женщин из миссии, которые пользуются дипломатической неприкосновенностью, Гарриет — единственная англичанка, которая здесь осталась, — сказал Гай, с восхищением глядя на жену. Прежде чем он смог продолжить, госпожа Хассолель перебила его:

— Ну что вы, — резко сказала она. — Вы же знакомы с госпожой Никулеску? Она тоже англичанка. Вы с ней знакомы?

Она посмотрела на Гарриет, которая ответила, что не знакома с госпожой Никулеску. Гарриет взглянула на Гая, который отмахнулся:

— Белла Никулеску — очень утомительная женщина. У вас мало общего.

Услышав это, госпожа Тейтельбаум, щеки которой свисали по обе стороны рта, с энтузиазмом спросила:

— Вам она не нравится? Мне тоже. С вами она тоже была высокомерна?

Сестры Дракер повернулись к Гаю, рассчитывая на скандал, но тот наивно ответил:

— Нет, это я ее однажды расстроил. Меня единственный раз пригласили в гольф-клуб, а там как раз вешали портрет Чемберлена работы какого-то местного художника. Белла руководила процессом. Чудовищная картина. На раме было написано: «Человеку, Который Подарил Нам Мир», Чемберлен держал в руках цветок Безопасности, а ногой давил крапиву Опасности[30]. Я спросил: это что, патокой написано? А Белла ответила, что мне следовало бы с бóльшим уважением высказываться о великом человеке.

История была встречена без того энтузиазма, с которым ее выслушали бы друзья Гая. Госпожа Хассолель прервала всеобщее молчание, уговаривая Принглов съесть еще супу. Большинство присутствующих съели уже по две-три тарелки. Госпожа Флор отказалась, объяснив, что хочет похудеть. Гарриет попыталась сослаться на то же, но госпожа Хассолель и слушать ее не желала.

— Ни в коем случае! — воскликнула она. — Эдак вы совсем исчезнете.

За супом последовала осетрина, а затем подали закуску из говядины с баклажанами. Принглы сочли эту закуску основным блюдом, взяли себе добавки и были совершенно потрясены, когда на сцене вдруг появился гигантский ростбиф.

— Я ходила к Драгомиру, — сообщила госпожа Хассолель, — и велела дать мне вырезки, как это принято у англичан. Мы знаем, что вы едите много ростбифа. Так что берите по две, три порции.

Подавив таким образом Принглов едой, хозяева, казалось, расслабились и стали еще разговорчивее.

— Вы ищете квартиру? — спросила госпожа Флор у Гарриет. Та ответила, что начала поиски, поскольку всё указывает на то, что они задержатся.

— Что ж, — сказал Хассолель, — немцы сюда не придут. Румыны по-своему неглупы. В прошлую войну они захватили много земель. Теперь они попытаются усидеть на двух стульях сразу и отхватить еще немного.

Флор негодующе фыркнул и заговорил впервые с момента своего прихода:

— И что за война! Это же словно неразорвавшаяся граната! Сплошное безумие. Большие нации помышляют только о власти. Им и дела нет до тех, кто пострадает от этой войны.

— Говорят, что в Германии скоро случится экономический кризис, — примирительным тоном сказал Гай. — Это ускорит течение войны.

Он огляделся в поисках поддержки, но его слова были встречены ошеломленным молчанием. Госпожа Флор тревожно ерзала в кресле.

— Это будет кошмар! — воскликнула она. — Мы будем разорены!

Дракер по-черепашьи вытянул шею, чтобы присоединиться к беседе:

— Это всё английские слухи. Не будет никакого кризиса.

Последнее утверждение всех успокоило. Гарриет покосилась на Гая, но тот совершенно поплыл от съеденного и выпитого и даже не заметил устроенную им смуту. Или же притворялся, что не заметил. Она осознала, что ее муж готов простить своим знакомым всё что угодно.

Заметив ее взгляд, Дракер тихо добавил:

— Наш бизнес действительно во многом основан на собственности в Германии. Но это очень давние связи. Мы любим немцев не больше вашего, но не мы развязали эту войну. Нам надо выжить.

— Банкиры стоят на страже порядка, — перебила его госпожа Хассолель. — Это важные люди. За ними страна.

— А если порядок рухнет? — спросила Гарриет. — Если сюда придут нацисты?

— Они не станут с нами связываться, — самодовольно заявил Флор. — Не в их интересах. Им же не нужен экономический débâcle[31]. Если бы не мы, Румыния уже и так бы разорилась.

— Мы могли бы уже дюжину раз продать и купить эту страну, — торжественно добавил Тейтельбаум.

Казалось, только Дракер осознавал, что эти высказывания не помогают склонить Гарриет на их сторону. Он поднял руку, чтобы взять слово, но тут в разговор вмешалась самая младшая сестра.

— Мы работаем, копим деньги, приносим сюда средства, а они преследуют нас! — Она навалилась грудью на стол и уставилась на Гарриет своими кирпично-карими глазами. — В Германии мой муж был успешным адвокатом. У него был большой кабинет. Он приезжает сюда, а работать ему не дают. Почему? Он еврей! Приходится ему работать на моего брата. Почему они нас так ненавидят? Даже последний извозчик кричит на лошадь: «Пошла, жидовка!» Почему? Почему так?

Над столом повисла тишина — густая, заряженная, словно до этого вся семья кружила вокруг, и вот теперь один из них наконец камнем спикировал на остов внизу, на их общее горе.

Дракер наклонился к дочерям и прошептал что-то насчет grand-mère et grand-père. Они шепотом ответили ему. Он кивнул. Девочки взяли по апельсину и покинули комнату.

Когда за детьми закрылась дверь, разговор возобновился. Каждый из членов семьи принялся перечислять примеры гонений. Дракер склонил над тарелкой свою птичью голову. Он уже не раз слышал эти истории и знал, что они совершенно правдивы. Гай, потрясенный услышанным, сидел с сокрушенным видом. Единственными, кто оставались равнодушными, были Саша и госпожа Дракер. Последняя, очевидно, скучала. Сашу, казалось, эти рассказы никак не трогали. Мыслями он был далеко отсюда. Он был драгоценным зародышем в стенах матки, которая надежно охраняла его от окружающего мира.

— Но здесь же вам ничего не угрожает, — сказала Гарриет.

— Дело не в угрозе, — ответил Хассолель. — Угрозы повсюду. Это просто чувство, которое с нами издавна. В Буковине евреи носят шапки с лисьим мехом. Несколько веков назад им приказали носить такие шапки, потому что их называли хитрыми, как лисы. В наши дни они смеются над этим обычаем, но продолжают носить шапки. Они умны, это правда, но живут они сами по себе и никому не вредят.

— Может быть, дело в том, что они живут сами по себе? — спросила Гарриет. — Вы в первую очередь верны собственной нации. И вы разбогатели. Возможно, румынам кажется, что вы пользуетесь их страной и ничего не даете взамен.

Гарриет всего лишь пыталась поддержать разговор, но ее слова вызвали всеобщее смятение.

— Мы ни в чем не виноваты! — истерически воскликнула госпожа Флор. — Это всё румыны! Они закрывают перед нами все двери. Они эгоисты. В этой стране есть всё что угодно, но они не желают делиться. Жадные, ленивые люди! Они только гребут под себя.

Дождавшись, пока все умолкнут, Дракер заявил:

— Здесь всем хватит места, еды и работы достанет на всех. Румынам ничего не нужно — они хотят только есть, спать и совокупляться. Такая уж у них природа. Страной управляют евреи и иностранцы. Кто работает, тот и зарабатывает, не правда ли? Тогда уж можно сказать, что это румыны пользуются всем и ничего не дают взамен.