— Если это не гребаная еда, я убью их, — что-то подсказывает мне, что он не шутит.

Я вздыхаю, встаю с его колен и топаю через комнату, чтобы открыть дверь.

— Нет, — я замираю от властного звука его голоса. Оглядываюсь через плечо. — Встань позади меня. Не открывай дверь.

Острый укол страха сжимает сердце. Бывают долгие моменты, когда я забываю, с кем я, каковы ставки и что может произойти дальше. Я смотрю, как он вытаскивает пистолет из кобуры, как будто это самая естественная вещь в мире. Мой пульс учащается.

Снова раздается стук, на этот раз громче.

— Обслуживание номеров.

Я вздыхаю. Слава Богу. Я так голодна, что у меня сводит живот.

Константин качает головой, хмурится и достает свой телефон. Он постукивает по нему, затем быстро бормочет несколько слов на ломаном русском. Я наблюдаю, как его глаза темнеют. Он вытаскивает нож из сапога и протягивает его мне.

— Иди в ванную, — говорит он тихим голосом. — Запри дверь. Подожди меня там. Если кто-нибудь попытается причинить тебе боль, ударь его ножом. И если это не сработает, пинай по яйцам так сильно, как только можешь.

Что?

Он рычит на меня.

— Быстро.

Я бегу, руки дрожат, запираю дверь и держу нож перед собой. Слушаю так, как будто от этого зависит моя жизнь.

Может быть, так и есть.

Но там нет ни звука. Нет… ничего. Нож скользит в руке по вспотевшей ладони, пульс учащается. Как долго мне ждать? Теперь я знаю, что спорить с ним было бы ужасной ошибкой. Не только из-за его злости. Он знает об этом мире гораздо больше, чем я. Я не знаю, чего ожидать, или как действовать, или кто может быть за дверью. Он единственный, у кого есть опыт в этом.

Поражает, что мои годы учебы, количество степеней, все нули на банковском счете и мое место в обществе… абсолютно ничего не значат в такой момент. Всю мою жизнь семья говорила, как важно саморазвиться, обеспечить свой статус в жизни. Как важно быть богатой элитой. Но все это ничего не значит перед лицом опасности и смерти.

И это повседневная жизнь Константина.

Это та жизнь, которую он принимает.

Единственный, путь, который он знает.

Я чуть не рыдаю от облегчения, когда слышу тихий стук в дверь.

— Открой.

Константин.

Моя рука дрожит на дверной ручке, когда я осторожно открываю замок. Он тихо скользит внутрь, что является трудным подвигом для мужчины таких габаритов. Он прижимает палец к губам и кивает мне. Его взгляд устремляется к окну позади меня, затем быстро возвращается ко мне. Я смотрю в окно. Оно большое и просторное, с подоконником, обрамленным прозрачной белой занавеской, с защелкой справа. За окном — верхний край перил балкона.

Но подождите. У нас не было балкона.

Мое сердце падает на пол, когда я понимаю, что балкон находится этажом ниже нас.

О, нет. Нет, нет, нет, нет. Он хочет, чтобы я выпрыгнула в окно?

Я оглядываюсь на него, охваченная паникой, и дико мотаю головой из стороны в сторону. Я ни за что не вылезу из этого окна.

Он наклоняется и приближает свой рот к моему уху.

— Мои люди у ворот видели, как въехали четыре бронированные машины. Полиция нашла нас. Нужно сбежать, и это единственный выход. Мои люди оставили для меня машину под этим балконом, и мы должны идти.

Качаю головой.

— Я не могу, — шепчу я.

Его глаза опасно сужаются.

— Ты должна.

— Я не могу.

Он трясется от ярости, когда его пальцы сжимают мою шею сзади.

— У нас нет времени. Дискуссия окончена. Ты сделаешь это, или я вырублю тебя, понесу на себе, а когда проснешься, устрою наказание всей твоей жизни, поняла?

Я так сильно дрожу, что у меня стучат зубы. Он притягивает меня к своей груди и быстро обнимает так крепко, что я не могу дышать.

— Ты не упадешь, Клэр. Я буду защищать тебя.

Я верю ему. Приходится.

Я киваю, дрожа подхожу к маленькому столику под окном. Осторожно взбираюсь на него, и он раскачивается подо мной. Она ни за что не выдержит даже половины его веса.

— Как ты…

Не говоря ни слова, он встает на край ванны, упирается ладонями в кафельный выступ под окном и подтягивается. Я смотрю, но недолго, потому что, как только он оказывается наверху, то открывает окно и выходит прямо наружу. Откинувшись назад, он протягивает ко мне руки, и, прежде чем я успеваю подумать дважды, он тащит меня, вытаскивает на выступ вместе с собой.

О боже. О боже. Звезды мерцают в глубокой синеве ночного неба. Здесь красиво и великолепно, так открыто и свободно. Я хнычу и отворачиваюсь от зияющего тротуара, который находится в милях под нами.

— Залезай мне на спину, — рявкает он. Он опускается на одно колено и наклоняется, подставляя мне широкую спину. Не говоря ни слова, я забираюсь на него, обвиваю руками его шею и прижимаюсь к нему всем телом. Шмыгаю носом, слезы текут по щекам от страха, но я нетерпеливо смахиваю их, когда он приседает, как пружина, и мы прыгаем.

Крик вырывается из моих легких прежде, чем я могу остановить себя, потребность в тишине забыта, но ночной воздух и ветер быстро поглощают звук. Мы приземляемся с тяжелым стуком, он сбрасывает меня вниз, затем тащит к узкой пожарной лестнице с балкона.

Я едва оправилась от шока и испуга, когда слышу звуки выстрелов.

Вместо того чтобы убежать, Константин смотрит в сторону источника этого звука, прищурившись.

— Быстрее, Клэр. Они видели нас.

Пожарная лестница стонет под нашим весом, раскачиваясь из стороны в сторону. Яркие огни заливают ночное небо, освещая лестницу и ослепляя меня.

— Стоять! Полиция! Замрите, или мы стреляем.

— Продолжай двигаться, — рычит он. — Они слишком далеко, чтобы остановить нас.

Под нами ждет заведенная машина.

— Прыгай! Я тебя поймаю.

Замираю. Мы на высоте двух этажей над землей. Он хочет, чтобы я прыгнула?

Что?

С удивительной грацией он спрыгивает с балкона и приземляется на землю, как пантера.

— Прыгай!

Он протягивает ко мне руки. О боже мой.

Раздается выстрел, и пожарная лестница звенит прямо у меня над головой. С испуганным криком я подпрыгиваю. Мне кажется, я закрываю глаза. Не смотрю, куда лечу, но через долю секунды падаю в его объятия. Он даже не теряет равновесия.

Дверца машины открывается, мы запрыгиваем внутрь и трогаемся с места.

Константин

Я запихиваю Клэр на заднее сиденье машины Юрия. Он нажимает на газ до того, как задняя дверь за нами закрывается. Несколько пуль пробивают боковую панель, громко, как фейерверк внутри консервной банки.

— Ааа! — Клэр визжит, вероятно, в нее никогда раньше не стреляли.

— Не волнуйся, — добродушно говорит Юрий. — Я ее подлатал, теперь она почти пуленепробиваемая.

— Почти пуленепробиваемая? — Клэр пищит, ничуть не успокоившись.

— Конечно, — говорит Юрий. — Дает больше шансов, что они не попадут.

— Насколько больше?

— Мм… пятьдесят на пятьдесят.

— Пятьдесят на пятьдесят?!

Еще одна струя пуль атакует заднюю часть машины, как разъяренные шершни. Юрий сворачивает за угол, едва не задевая припаркованные вдоль улицы машины.

Полицейские с визгом едут за нами, с устрашающими сиренами. Обе машины черные, едва выделяются на фоне ночи.

— Ты это видишь? — бормочу я Юрию.

— Да, — говорит он. — И они не так осторожны в стрельбе.

— Что это значит? — требует Клэр, широко раскрыв глаза.

— Это означает неприятности в раю, — говорю я ей. — Может, твой отец и сказал шефу Парсонсу быть осторожным с его дочерью, но он, черт возьми, не сильно старается. Валенсия и Парсонс сотрудничали, чтобы засадить меня в тюрьму. Сейчас — не так сильно.

Заднее ветровое стекло разлетается вдребезги. Клэр пригибается, осколки стекла рассыпаются по ее волосам, как бриллианты. Я смахиваю их, не боясь порезаться.

— Хочешь сказать, что Парсонс не против меня подстрелить? — спрашивает она.