У меня так много вопросов. Он был откровенен со мной, и я ожидаю, что он будет таким и впредь, но мы оба устали после произошедшего.

Когда дверь заперта, а охранники незаметно размещены за нашей дверью и нашими окнами, а также у входа и выхода на каждую парковку, он поворачивается ко мне.

Даже измученный он твердо держится на ногах. Мощный. Я могла бы вложить ему в руку меч и поставить на переднюю линию боя, и он нанес бы удар с силой палача. Но в этом нет необходимости. Не сейчас.

Он прислоняется к двери и манит меня одним татуированным пальцем.

— Иди сюда, Клэр.

Я вздрагиваю от низкого командного тона в его голосе. Даже за то короткое время, что мы вместе, мое тело начинает привыкать к нему. Он наказал меня, когда я ослушалась. После довел до кульминации, наградив меня лучшими, сводящими с ума, самыми мощными оргазмами в моей жизни. Поэтому, когда он зовет, желание пронизывает меня, как электрический ток. Пульсирующий. Горячий. Пленящий ток.

Я иду к нему по толстому мягкому ковру, и когда подхожу, он кладет руки мне на бедра. Одаривает меня подобием улыбки, и мое сердце трепещет.

— Хорошая девочка. Папочке нравится.

Такой злой. Такой неправильный. И все же тепло разливается у меня между ног при этих запретных словах.

Я облизываю губы и делаю то, что хочет сделать каждая девушка, когда видит такого сильного и могучего мужчину, как Константин. Я кладу голову ему на грудь.

Его руки сжимаются вокруг меня, полностью охватывая. Я полностью поглощена, и мне это нравится. Я делаю глубокий вдох. Вдыхаю его запах. Было бы славно, если бы аромат такого мужчины разливали по бутылкам. Он пахнет энергией, неукротимостью, древесной чистотой.

— Ты успокаиваешь меня, Клэр.

Его слова удивляют. Он держит меня так, будто я ему дорога, и я единственная, кто его успокаивает?

— Да?

Иногда быть чьим-то утешением — не лучший подход. Я не хочу отталкивать его.

Его плечи сотрясаются от смешка.

— Ого.

Я улыбаюсь, уткнувшись ему в грудь. Он нежно проводит пальцами по моим волосам.

— Я никогда раньше не обнимал женщину.

Пораженная этим, я отстраняюсь от него и бросаю озадаченный взгляд, он наклоняется и целует меня в лоб.

— Не смотри так удивленно.

— Почему? Ты не девственник. Был помолвлен и собирался пожениться. И никогда не обнимал женщину?

Мое сердце замирает, когда он качает головой.

— Никогда.

— Ты никогда… не обнимался?

Он фыркает.

— Я даже не знал, как.

Как кто-то настолько сильный и умный может быть настолько невежественным в одном из самых элементарных человеческих взаимодействий? У него, видимо, было несчастное детство. Мое не лучше, но все равно сердце болит от такого признания.

— Я могу показать тебе, как это делается.

Мое сердце делает небольшой кульбит, когда он улыбается.

— Я рассчитываю на это. А пока давай закажем ужин. Мне нужно сделать несколько звонков.

Мы собираемся встретиться с ирландцами, но прийти неподготовленными было бы все равно, что подписать смертный приговор.

Взяв за руку, он ведет меня к большому, сверкающему стеклянному столу в углу комнаты. Выдвигает стул.

— Садись.

Я повинуюсь, не задумываясь.

Когда я училась в аспирантуре, мы изучали человеческое поведение и обусловленность, и я точно знаю, что он со мной делает. Даже не знаю, делает ли он все это сознательно или инстинктивно, но я податлива для него. Он может скрутить меня в любую форму.

Не знаю, нравится ли мне это.

— Ты ожидаешь слепого повиновения? — я слышу резкость в своем тоне и чувствую это в груди, легкое покалывание нервов.

В его тоне слышится предостережение, акцент становится сильнее.

— Ты чувствуешь укол моей плети и все же продолжаешь задавать вопросы, маленькая птичка?

Я с трудом сглатываю.

Почему это меня возбудило? Боже!

— Я имела ввиду всех людей. Я знаю, что бывают… времена… когда ты ожидал этого от меня.

Наблюдаю, как он выдвигает стул напротив и усаживает на него свое тяжелое тело, прежде чем достать сложенное меню с надписью «Обслуживание в номер» большими золотыми буквами.

— Ты голодна?

Мой желудок урчит в ответ, заслуживая от него еще одну улыбку. Боже, я люблю, когда он улыбается.

— Приму это как «да».

— Да. Голодна. И ты не ответил на мой вопрос.

— Я думал, как сформулировать ответ.

Ах. Значит, это один из тех вопросов, который заслуживает обдуманного ответа? Интересно.

— От моих людей я не ожидаю ничего, кроме слепого повиновения.

— Значит, ты тоже наказываешь их, если они тебя не слушаются?

— Конечно, но совсем по-другому, чем было с тобой.

Я с трудом сглатываю, пытаясь сосредоточиться на меню. Слова плывут передо мной.

Трудно не испытывать к нему влечения. Он абсолютно не похож ни на одного мужчину, с которым я когда-либо встречалась, но именно поэтому я не могу перестать думать о нем. Каждый мужчина не соответствовал тому, чего я хотела. Тому, что мне было нужно. Но Константин…

Я сумасшедшая, что вообще так думаю?

— Запеченная фаршированная пикша с гарниром из дикого риса и салатом, пожалуйста. Шоколадный торт без муки на десерт, — довольная, я складываю меню размашистым движением.

Он кивает, берет трубку и делает заказ. Он заказывает стейк, поднос с антипасто для закусок, бутылку вина и газированную воду.

— Так что, именно этого ты и ждешь от своих людей?

Он кивает.

— Это путь Братвы. Мы функционируем в рамках прочной иерархии. Есть люди наверху и люди, которые стремятся быть там, а также те, кто служит нам, и те, кому мы платим.

Я боюсь спрашивать, но мне нужно знать.

— А как насчет женщин?

Тень пробегает по его чертам.

— Что насчет них?

— Вы все… тоже ожидаете послушания?

Мускул дергается на его челюсти.

— Зависит от мужчины.

Интересно.

— Понятно.

Он наклоняется через стол, его крупное, громоздкое тело прижимается к предплечьям, он складывает пальцы вместе.

— Правда, Клэр? Правда понимаешь?

Нет.

Но не отвечаю.

— Я требую повиновения от тех, кто находится под моей опекой, — говорит он более мягким тоном. — От моих людей и тех, кто ниже меня. И поскольку ты находишься на моем попечении, от тебя тоже. Я не могу защитить никого, кто подрывает меня или стремится каким-либо образом лишить меня возможности сделать это.

Такая концепция ясна как божий день. Я киваю.

— Если я готов отдать свою жизнь, чтобы защитить жизнь другого, вполне естественно, что они даруют мне дар повиновения. Поняла?

Подождите… что? Отдать свою жизнь?

Чувствуя себя неуютно из-за направления разговора, я бормочу себе под нос:

— Ну, разговор быстро стал очень напряженным.

Я подпрыгиваю от звука его громкого лающего смеха. Моргаю. Никогда раньше не слышала, как он смеется, и этот звук творит странные, чудесные вещи с моим телом. Я сжимаю ноги.

Заставляю себя подняться. У меня нет никаких планов или курса действий на уме. Я просто встала. Стою, но он такой большой сидя, хоть и всего на несколько дюймов ниже меня.

Я подхожу и сажусь к нему на колени.

— Клэр, — бормочет он, его голос хриплый от возбуждения. Мои ноги по обе стороны от его больших, твердых ног, и поворачиваюсь к нему лицом. Беру его лицо в ладони, чувствуя, как щетина покалывает ладони. Не говоря ни слова, я наклоняюсь и целую.

Звук, который он издает, — это неподдельная страсть и необузданный огонь, сплетенные воедино, и я проглатываю его целиком. Он крепче сжимает мою талию, прижимая к себе, и когда я оказываюсь вплотную к его телу, он запускает пальцы в мои волосы и притягивает ближе.

Я лижу его языком, и он стонет. Отпускает руку с моей талии только для того, чтобы провести большим пальцем по моей груди. Соски напрягаются, и я издаю стон, который он быстро поглощает.

Раздается резкий стук в дверь. Мы отстраняемся с общим стоном.